Страница 39 из 62
После он провел острием ножа по его животу, слегка надрезая кожу, а затем чиркнул своим ножом и по лодыжкам, предварительно стащив для этого с Малыша сапоги. Это было необходимо для того, чтобы пошла кровь, запах которой должен был привлечь муравьев. С остальным они со временем управятся самостоятельно.
Сделав свое дело, братья отошли, о чем-то тихо переговариваясь между собой. Малыш был уверен, что после его разговоров о злых духах им стало не по себе, и теперь они то и дело с опаской поглядывали в сторону пещеры, посреди которой стоял каменный жертвенник. И все-таки, похоже, у них была еще какая-то причина для беспокойства. Поговорив еще немного, они пошли прочь, словно вмиг потеряв к нему всякий интерес. Но одно слово ему все же удалось расслышать отчетливо: сеньорита.
Что еще за сеньорита? Он нахмурился, все еще не оставляя попыток освободиться от пут, которыми были связаны его лодыжки. Они становились скользкими от пота, и, наверное, от крови. Муравьи его еще не обнаружили, и возможно, они не найдут его еще какое-то время, до тех пор, пока утро не выманит их из муравейника.
* * *
Он лежал на боку поперек муравейника. Вбитые в землю по обеим сторонам, но на некотором расстоянии от него, колышки надежно удерживали его в этом положении, так, чтобы он не мог откатиться в сторону. Сыромятные шнуры, привязывающие его к кольям, были тугими и прочными. Еще несколько колышков было загнано в землю за его головой и в ногах. На колышек в изголовье была накинута петля, пропущенная затем у него под челюстью и туго затянутая, так чтобы он не смог поднять голову. Его лодыжки были крепко привязаны к колышку, вбитому у ног.
Малыш Кактус мрачно размышлял о своем незавидном положении. И все-таки две вещи не давали ему покоя; о какой сеньорите говорили братья, и почему они не спешили оседлать коней и уехать из каньона.
Свое дело здесь они уже cделали. Ни один из братьев не был свободен от предрассудков, будучи людьми невежественными, воспитанные в самобытной атмосфере индейского фольклора, где реальные факты тесно переплетаются с плодами явного вымысла. А у этого места была своя зловещая история, корнями своими уходившая в глубь веков, к событиям, происходившим здесь задолго до прихода в эти края индейцев, в те времена, когда этими же тропами ходили совсем другие люди.
В пещерах то и дело находили различные предметы, сохранившиеся с тех самых пор, а недалеко от этого места, где под скальным навесом стоял идол, находились каменные развалины какой-то постройки. Заезжий профессор, обследовавший каньон как-то раз сказал Малышу, что основание идола, предположительно воздвигнутого здесь ацтеками, еще раньше служило основанием для другой статуи, прежде стоявшей на том месте. Оно было высечено из другого камня, которого больше не было нигде поблизости.
Но теперь это ему вряд ли поможет. Он ни на что особо не надеялся, полагая однако, что любое замешательство с их стороны может оказаться в его пользу, и именно поэтому-то он и решил сыграть на их суеверном страхе перед неизвестным, который обычно испытывают люди, оказавшись ночью в столь глухом и уединенном месте. Но это ему так ничего и не дало. Он оказался привязан к муравьиной куче, в которой с восходом солнца закипит жизнь; учуяв кровь, муравьи возьмутся за дело, и многие тысячи их облепят его с ног до головы.
Малыш остервенело, уже почти безо всякой надежды пытался освободить запястья от пут. Опасаясь какой-нибудь выходки с его стороны, и побоявшись оставать пленника на свободе хотя бы на мгновение, братья Фернандесы оставили его руки связанными даже после того, как бросили его на землю и привязали к кольям. И все же не смотря на то, что до боли натертые веревками руки стали мокрыми от пота и крови, прочные сыромятные шнуры никак не поддавались. Но он не сдавался, подавляя в себе отчаяние и боль.
И тут совершенно внезапно к нему пришло горькое и страшное осознание, от которого ему тут же сделалось не по себе. Он догадался, о какой сеньорите говорили братья. Они имели в виду Бесс.
Теперь уже Малыш ни минуты не сомневался в справедливости своей догадки.
Около недели назад, когда, подъехав к ее дому, он только-только успел слезть с коня, она заговорила с ним о Койоте Фернандесе и его брате, напыщенном красавце, которого звали Хуан. Они преградили ей дорогу, когда она выходила из магазина, и пытались заговорить. Хуан схватил ее за руку, но она вырвалась, но когда из лавки вышел Эрни Кейбл и строго поинтересовался, в чем дело, они лишь засмеялись и ушли. И еще она заметила, что они следят за ее домом.
Итак, они говорили о Бесс О'Нил. Но что? Что именно они сказали?
И где были остальные братья? Где в этот момент находились Хуан и Педро?
Он по-прежнему лежал на низком холме муравейника, до его слуха доносились приглушенные голоса, и в темноте были видны огоньки сигарет. Они сидели и курили, расположившись на земле недалеко от изваяния. И дожидаясь кого-то.
Собравшись с силами, Малыш снова принялся дергать путы. Шнуры оказались наредкость прочными, и при каждом движении они словно стальная проволока врезались в его тело. Он снова расслабился, делая небольшую передышку, чувствуя, что под рубахой с него ручьями льется пот. Черт знает что! Даже если ему и удастся освободиться, он должен еще постараться завладеть оружием, и даже после этого их будет целых четверо против него одного.
Четверо? Пока что их было только двое. Но ему все никак не удавалось отделаться от этой навязчивой идеи. Хуан Фернандес был далеко не дурак. Ведь теперь им предоставлялась отличная возможность убить одним выстрелом двух зайцев. Хуану нужна была Бесс О'Нил. Если Малыш Кактус и Бесс одновременно исчезнут, то все лишь посмеются и пожмут плечами. Все в округе будут уверены, что влюбленные решили сбежать, только и всего. Никому даже не придет в голову усомниться в этом, будучи уверенными, что этого и следовало ожидать.
Итак, месть за смерть брата и девушка. Скорее всего они перевезут ее в Сонору, или же в какое-нибудь пустынное место среди холмов, и никто даже не подумает отправляться на поиски.
* * *
Затем стал слышен доносившийся со стороны тропы перестук копыт. Он попытался приподнять голову и прислушаться, но путы оказались слишком тугими. Малыш лежал, возненавидев сам себя за свою беспомощность, и отчаянно пытаясь придумать хоть какой-то выход. Он снова напряг мускулы, пытаясь ослабить связывавшие его сыромятные шнуры, изо всех сил орудуя связанными за спиной запястьями, отчего пальцы даже зарылись в песок, но все было впустую. Веревки оставались такими же прочными, как и прежде. От пота и крови запястья сделались скользкими, и их стало возможно немного повернуть, но не более того.