Страница 4 из 7
- А вы, товарищ профессор, задаете слишком тонкие вопросы, - ответил Николай. Разговор его утомил. Его глаза временами стали как бы запотевать дымкой. В конце концов он сорвался: - Выпустите меня. Я совершенно здоров!
Профессор спокойно сказал:
- Не могу. Если я выпущу вас отсюда, вы пойдете под суд за свое преступление. Суд в свою очередь столкнется с необъяснимой психологической загадкой и направит вас обратно ко мне. Вы понимаете?
- Не понимаю, - глухо сказал Николай, глаза его замутились.
Профессор отметил про себя: "Абстракция не проходит".
- Вы пытаете меня! Вы издеваетесь надо мной! - сорвался опять Николай.
Профессор вздохнул. Налил воды из графина в стакан и придвинул его к Николаю.
- Выпейте и успокойтесь.
Николай поглядел на стакан и отодвинул его в сторону.
- Я не пью. Завязал.
Профессор отметил про себя: "Ложная реакция". Вздохнул и вызвал охрану.
- Пациента в сорок девятую. Принять по форме.
Лица охранников-санитаров многозначительно вытянулись. Сорок девятая предел, вплоть до побоев и смирительной рубашки. А форма: трусы, майка, шлепанцы и голый топчан.
Николая увели в сорок девятую. Он расстался с верхней одеждой, лег на голый топчан и задумался. От ужина отказался: не до того! Надо действовать! Охрана на каждом этаже, все коридоры просматриваются телеглазами. В голове гудело, но мысли работали, как часы. Надо бежать!
А главный психиатр Лигостаев задумался. Необычный случай лейтенанта Румянцева его, рационалиста, поставил в тупик. В истории тонкой психиатрии подобного случая, пожалуй, не было. Надо проверить. Его профессиональные мысли прервал телефонный звонок. Звонила его молодая жена, третья по счету.
- Додик, твоя Мусенька скучает. Ты обещал приехать домой пораньше.
Пожилой профессор очень дорожил расположением своей молодой жены и ни в чем не отказывал, но тут уперся.
- Мусенька, не могу. Интересный случай. Я должен над ним подумать.
- Ты должен думать только обо мне, старый хрыч! - И молодая жена бросила трубку.
"Придется приехать пораньше", - решил профессор, перебирая бумаги на столе. Листки с чертиками смял и швырнул в корзину. Поднялся и стал обходить больных. Мысли профессора заняла обыденка, и дело лейтенанта Румянцева было отодвинуто на завтра.
Профессор приехал домой. Дверь открылась на его шаги. Молодая жена в распахнутом халатике защебетала:
- Додик, я тебя заждалась и перегорела от любопытства. Даже пожелтела лицом. Рассказывай свой интересный случай. Он не очень страшный?
- Страшнее не бывает. Но во-первых, я голоден.
- Это ничего. Пойдем на кухню. Можешь есть и рассказывать.
- Во-вторых, я хочу заглянуть в старые книги, чтобы кое-что выяснить.
- Это потом, - потащила его на кухню и усадила за готовый стол. - Ешь, гляди на меня и рассказывай.
Он ел, глядел на нее и рассказывал. По ходу рассказа она несколько раз вскакивала от восторга и ужаса.
- Случай необъясним, - закончил свой рассказ профессор, - честно говоря, я не знаю, как мне лечить этого лейтенанта.
- Любовь и смерть! - восторженно шептала Мусенька. - Небесное и земное слились в одном выстреле!
- К сожалению, небесное не по моей части, Мусенька.
- Сухой рационалист! - строго проговорила Мусенька. - Что скажут твои старые книги?
- Сейчас узнаю, - ответил профессор и стал рыться в книжном шкафу.
Через полчаса раздался его голос:
- Нашел! Вот, читай, - он раскрыл перед ней старую толстую книгу. Мусенька поглядела на желтые страницы и уклонилась.
- Додик, перескажи своими словами.
Профессор пересказал забытый случай забытого царского подполковника Коптева и еще кое-что.
- Фи! - сказала Мусенька. - Выполнение любого желания при умственном расстройстве! Этот случай описал такой же рационалист, как и ты. Провалы в памяти, утрата высокого абстрактного мышления, слабость понятийного обобщения - все так. Но куда вы денете любовь? Лейтенант утратил логику и слепо исполнил желание жены. Но зачем сердцу логика? Нет, что ни говори, а любовь и смерть всегда были не разлей вода. А умереть от руки любимого это счастливое желание.
Профессор только развел руками. А Мусенька вдруг задумалась.
- Бог мой! А почему лейтенант не застрелился? Он должен был застрелиться. Ему нельзя жить одному. Один он будет страдать всю жизнь. Странно, странно.
- После выстрела он сошел с ума, Мусенька, - подсказал профессор.
- Умница ты моя! - воскликнула Мусенька.
- Давай спать, - сказал профессор.
Когда легли, Мусенька долго не могла заснуть. Ей мерещился невидимый лейтенант с пистолетом в руке.
- Додик! - толкнула она мужа в бок.
- Что, Мусенька? - сонно проворчал муж.
- Он сбежит.
- Кто сбежит? лейтенант? Что ты, Мусенька. Это невозможно. У нас зверская охрана.
- Он непременно сбежит.
- Спи, Мусенька.
Профессор заснул. Мусенька задремала. Ей снился лейтенант.
Время давно перевалило за полночь, и лейтенант решил действовать. За дверью сорок девятой бдили два охранника. Чтобы не заснуть, они играли в карты. Николай извлек из трусов свернутую трубочкой сторублевку, разгладил ее и подал голос через дверь:
- Ребята, я голоден. Дайте хлеба.
- Хрен тебе, а не хлеба, - грубо и лениво отвечали ему.
- Тогда дайте водки.
За дверью хохотнули.
- Водка деньгу любит.
- У меня есть стольник.
За дверью выросло раздумчивое молчание. Потом встал голос:
- Покажи под дверь.
Николай подсунул под дверь сторублевую бумажку так, чтобы концом была видна снаружи. Конец с означенной стоимостью был увиден, и охранники стали переговариваться.
- Он свою бабу замочил, надо уважить.
- А может, ему не водка нужна, а свобода.
- Век ему свободы не видать. За это его надо уважить. Тряхни ребят на вахте, у них всегда стоит заначка.
Один охранник остался на месте, а другой потопал вниз на вахту. Возвратился с бутылкой и сказал через дверь:
- Эй, чок! Мы приоткроем дверь, а ты давай руку со стольником. Стольник возьмем, водка твоя. Учти, мы начеку.
Щелкнул ключ, и дверь слегка подалась. Снаружи ее крепко придерживали. В образовавшуюся щель Николай просунул руку со сторублевкой. Ее взяли и вложили в руку бутылку. Николай втянул руку с бутылкой в камеру, щель закрылась, и ключ щелкнул. Николай походил по камере и снова подал голос: