Страница 6 из 23
Она подмигнула Шабалину, и тот краем рта, чтобы не увидел матрос, улыбнулся.
– Наталья, – спросил Федяев, – матрос вернется в строй?
– Всенепременно! – усмехнулась она. – Спасем мы вам матроса! Морская пехота своих не бросает! И этого болезного мы не бросим!
Сидоренко медленно снял шлем, расстегнул ремни бронежилета, и Хвостов помог ему снять броню. Потом матрос расстегнул брючный ремень и приспустил штаны, оголяя ягодицы. Холодный декабрьский ветер заставил его страдальчески поморщиться.
– О, – усмехнулась Наталья. – Такая попа спортивная, а показать стеснялся…
Она протерла ваткой со спиртом «мишенное поле» и с силой воткнула туда иголку. Матрос приглушенно вскрикнул.
– Готово! – звонко доложила фельдшер. – Минут через двадцать подействует. Эффект на острие иглы…
Матрос вымученно кивнул.
– Здесь стой, – сказала ему фельдшер. – Чтобы я видела, как у тебя идет процесс выздоровления.
– На огневом рубеже военнослужащие находятся в средствах защиты! – громко напомнил Шабалин.
Матрос медленно начал надевать бронежилет, умудряясь напялить его на себя задом наперед. Миша Хвостов рывком поправил его, помог застегнуть ремни и водрузил на голову матроса защитный шлем.
– Если бы я такое про цитрамон и казарму сказал своему ротному, – не выдержал старшина, – когда служил срочку, я бы потом замучился бегать по полигону в броне и противогазе. Вместе со всей ротой.
– Прошли те славные времена, – вздохнул подполковник. – Ныне матрос уже не тот пошел. Чуть что – сразу в прокуратуру бежит, да в комитет солдатских матерей. Случись беда – кто воевать будет? Мы в Чечне в свое время четко знали – задача, поставленная матросу, будет выполнена им любой ценой, даже ценой своей жизни. А что сейчас? Цитрамон и коечка в казарме…
– Ничего, товарищ подполковник, – уверенно сказал Паша. – Мы и в новых временах найдем способ качественно донести до сознания личного состава всю пагубность безответственного отношения к службе вообще и преодолению тягот и лишений в частности. – И повернувшись к матросу, спросил: – Правда, товарищ матрос?
– Так точно, – угрюмо ответил Сидоренко.
– А надо было его увезти в казарму, – сказал старшина.
В глазах матроса мелькнула искра надежды.
– Он бы там отлежался, – продолжил Жиганов, – а потом, когда замерзшая на полигоне голодная рота вернулась бы в расположение, я бы всех построил и объявил о необходимости провести в казарме санитарную обработку помещения. Вдруг наш больной матрос принес какой-нибудь вирус в расположение? Наперед надо пресечь распространение болезни! Нет, конечно, матрос Сидоренко продолжил бы отдыхать на своей коечке, а вот остальные матросы и сержанты трудились бы у меня всю ночь. Зато к утру в казарме были бы чистота и порядок!
– Поддерживаю, – сказала Наталья. – Давно пора! А тут и случай представился!
– Да и закаливать матросов надо, – вставил Шабалин. – Один-то ладно заболел. Он, конечно, должен в казарме отлежаться. Но вот остальных, пожалуй, я по форме одежды номер два на стадион выгоню – пусть побегают километра три ночью по морозу. Закалка будет что надо!
– Вы что, сдурели? – подыграл Федяев. – Вашего матроса потом зачмырят в роте…
– А что поделать? – Паша картинно развел руками. – Если матрос сам не понимает, что с приходом в армию его жизнь кардинально изменилась и теперь больше не будет возможности просто так валяться в койке, то это понимание ему вложим или мы, командиры, или свои же сослуживцы. Но если мы все по уставу сделаем, то сослуживцы могут и морду набить для ускорения мыслительных процессов.
– Тут и не уследишь… – горько вздохнул старшина. – Когда побьют.
Матрос молча слушал подначки в свой адрес.
– Да лишь бы не убили, – вставила фельдшер и спросила больного: – Как голова? Проходит?
– Прошла, – буркнул матрос.
– Вы чем-то недовольны, товарищ матрос? – участливо поинтересовалась фельдшер.
– Всем доволен, – снова пробурчал матрос.
– Тогда лайкните за укол! – весело предложила представительница военной медицины.
– Лайк, – угрюмо произнес выздоровевший защитник Родины.
– На учебное место, – сказал ротный. – Бегом – марш!
Матрос убежал к своему взводу.
– Я еще нужна? – спросила Наталья.
Когда она ушла, старшина сказал:
– Ну, вроде нормально матроса прокачали.
– Пока нормально, потом посмотрим – может, еще понадобится, – усмехнулся Паша.
– Что там казачий генерал? – спросил Федяев. – Комбриг за него мне все мозги выел.
– Пристрелял ему две винтовки, – ответил Паша. – Хорошие машинки, очень точные. Нам бы такие.
– Что у него было?
– «Манлихер» и «зауэр», – с благоговением в голосе ответил Паша.
– Готовься, – усмехнулся Валера. – Бригада в следующем месяце получает четыре «манлихера» – два три-ноль-восемь и два три-три-восемь.
– Да ладно, товарищ подполковник, – усмехнулся Паша, не веря своим ушам. – Не может такого быть! Они же только у «солнышек» есть!
– Теперь в каждой снайперской роте будут, – сказал Федяев. – Во всех бригадах – мотострелковых, танковых, десантных, морской пехоты и спецназа. Решение принято на самом высшем уровне по результатам анализа действий снайперов на юго-западном направлении. Нам нужно оружие, которым мы сможем дотянуться на полтора километра. И такое оружие мы получаем. А тебе придется своих лучших снайперов отправить в снайперскую школу на повышение квалификации.
– Отправим, – радостно ответил Паша. – Вы меня прямо обрадовали, товарищ подполковник! А то я все думал, если мы в «песочницу» поедем, как там, на открытой местности, работать будем?
– Кое-что еще получите скоро, – усмехнулся Федяев. – Но пока не буду радовать, вопрос окончательно еще не решен.
– Боюсь даже подумать, что нам еще перепадет… – Паша расцвел и улыбался от уха до уха.
– Генерал на КПП мне гильзу простреленную показал, – Федяев сменил тему разговора. – Говорит, что ты в нее с одного выстрела на сто метров попал…
– Ну, попал, было, – кивнул Паша.
– Ну, это же нереально, Паша, – Валера улыбался. – Колись, как ты это делаешь?!
– Да как… – Паша замялся на секунду. – Макс четыре гильзы в ряд поставил, они закрывают площадь примерно в две угловые минуты, а это для такого ствола плевое дело. Хоть в одну гильзу, да попаду. Главное было отвлечь генерала от наблюдательной трубы, чтобы он подвох не рассмотрел. А потом гильзу простреленную найти…
– Мошенники, – рассмеялся заместитель командира бригады морской пехоты. – Пыль в глаза бедным коммерсам пускаете!
– Зато уважают, – улыбаясь, пожал плечами Паша.
– И легенды про нас потом рассказывают, – вставил старшина.
Подошел Хвостов.
– Матрос Сидоренко показал лучшую кучность на сто метров, – сказал взводник. – Две угловые минуты.
Все удивленно переглянулись.
– Вот тебе и больная голова, – вырвалось у Шабалина.
– Просто своевременно проведенная воспитательная работа, – усмехнулся Федяев.
Глава 2
– Дневальный!
Шабалин носком ботинка поддел отколовшуюся на полу плитку и пнул ее в угол туалета. Плитка ударилась о стену и звонко раскололась на несколько частей. На пороге появился матрос с красной повязкой дневального на рукаве.
– Товарищ командир, вызывали?
– Так, Беляев, видишь в полу дырку?
– Так точно, товарищ командир. Это прошлый наряд расколол, мы им говорили… но они…
– Если не смог нагнуть старый наряд, то оправдания уже неуместны, товарищ матрос! Идешь к старшине, берешь цемент, песок, ровняешь дыру. Место огородить, чтобы твои же боевые товарищи не затоптали результат твоего труда! Задача ясна?
– Так точно…
– Выполняй.
Матрос убежал.
Шабалин был не в духе. Только что он вернулся с совещания у командира бригады, где его подразделение и он лично были отмечены не в лучшую сторону из-за того, что ящики, в которых он вывозил на полигон ротное имущество, оказались окрашенными не в той тональности зеленого цвета, как было в образцовом (с точки зрения комбрига) десантно-штурмовом батальоне. Комбриг этот факт использовал для грандиозного разноса, метал молнии и блистал нецензурной словесностью так долго, что Паша даже притомился стоять по стойке «смирно», около получаса являя собой для всего офицерского состава бригады образец безответственного отношения к военной службе, граничащий с моральным разложением и духовным растлением, что в итоге, по мнению командира бригады, неминуемо должно было привести старшего лейтенанта Шабалина на скользкий путь предателя Родины. Однако Паша держался с показательной безразличностью к молниям, что в немаловажной степени было обусловлено «разносоустойчивостью», сформировавшейся и укрепившейся в сознании за годы военной службы.