Страница 4 из 12
Она не удержалась, тоже подняла кулак вверх, начала тихо подпевать, искоса взглядывая на Ни- киту.
И расхохотались оба тихо, и обнялись… А ребята за окном все больше входили в раж, уже не пели, а орали дурными хмельными голосами.
Громче всех пел Боб. Ему и положено – именинник все-таки. Да и на правах бригадира должен быть запевалой…
– А ты давно дружишь с Бобом? – тихо спросила она, касаясь кончиками пальцев щеки Никиты.
– Да я бы не сказал, что мы друзья… – задумчиво проговорил Никита. – Так, знакомые просто… Он же старше нас всех и женат давно, двух дочек воспитывает. Позвал поработать в его бригаде, я согласился. Лишние заработки никогда не помешают. А почему ты про Боба вдруг спросила?
– Ну как, почему… Я ведь ему очень благодарна… Если бы не позвал тебя, мы бы и не встретились никогда…
– А… Ну да. И впрямь бы не встретились.
– Никит… А ты любишь меня?
– Люблю, конечно. Ты же знаешь. Очень люблю.
– Но ведь ты уедешь, Никит… Скоро ремонт закончится, и ты уедешь…
– Да, уеду. Домой уеду. Но я вернусь, малыш… Обязательно вернусь. Это ведь неважно, что мы с тобой в разных местах живем, верно? Важно, что мы друг к другу чувствуем… Что любим… Любить можно и на расстоянии, а жизнь за нас сама все решит, что сделать с этими расстояниями… Правда, малыш?
Он вздохнул, прижал ее ладонь тыльной стороной к своим губам. Она медленно кивнула, размышляя над его словами, потом улыбнулась, проговорила робко:
– А я через год школу окончу… И поступать в институт буду, в город приеду…
– Ну, вот видишь! А я о чем тебе толкую! Да что такое год, это же сущая ерунда, правда? Через год ты поступишь, и мы снова будем вместе!
– Да, через год… – эхом откликнулась она и вздохнула: – Через год…
– Ну, что ты опять загрустила, глупенькая?
– Я не загрустила… Просто мне кажется, я не выдержу целый год… Я умру…
Он хмыкнул, хотел что-то ответить, да передумал, наверное. А ей вдруг вспомнилась бедная Наташа Ростова, ее отчаяние вспомнилось, с каким она говорила Болконскому, когда он отсрочил свадьбу на год, – я не выдержу, я умру… Почему год, какой год? Я не выдержу… Тогда, на уроках литературы в школе, ей эта Наташа ужасно смешной и нелепой казалась, а теперь она сама вслед за ней повторяет – я не выдержу, я умру! Она даже хотела поделиться этим сравнением с Никитой, но в последний момент одумалась – вдруг Никита смеяться начнет? Скажет – какой я тебе граф Болконский… Тоже придумала!
– Что-то ребята замолчали… Слышишь? Выдохлись, кажется. Скоро спать придут, наверное, – произнес Никита, глядя в темное окно.
– Ой, да… Мне уходить пора… – села она на постели, придерживая простынь у груди. – А который час, Никит?
– Сейчас гляну… О! Половина второго уже! Ничего себе, как время быстро пролетело!
– Половина второго?! Ой, мамочки… Тогда я домой побегу, Никит…
– Я провожу!
– Нет! Не надо. Правда, так лучше будет… Я лучше сама… Я бегом добегу… Вдруг папа меня на дороге ждет? Или мама… Они сейчас не ложатся спать, пока я не приду… А вчера мне настоящий допрос устроили, что у нас с тобой да как…
– И что ты?..
– А что я? Ничего… Гуляем, говорю… На луну смотрим… Не могу же я им рассказать, что… Ну, сам понимаешь…
– Понимаю. И не надо, и не говори. Сами разберемся. Правда?
– Конечно, сами разберемся. Просто их тоже можно понять… Они ж меня любят, волнуются…
– Я тоже люблю тебя, малыш. Очень. Погоди, не убегай… Я забыл тебе сказать… Я ведь уезжаю завтра утром.
– Уезжаешь? Куда?
– В город. Надо маман с днем рождения поздравить и в институт заскочить, может, преподавателя застану, за мной с летней сессии хвост остался… Так что вернусь через три дня, Боб меня отпустил.
– Через три дня?! – в ужасе переспросила Настя и села на край кровати, будто ноги перестали ее держать. – Ты сказал, через три дня?!
– Да перестань, малыш… Ну что ты так перепугалась? Подумаешь, три дня… Да мы ведь только что говорили об этом…
– Ну да… Говорили… Но как же… Целых три дня…
– Да они быстро пролетят, вот увидишь! Ты и соскучиться не успеешь! Ну хочешь, я тебе все время звонить буду? Через каждые полчаса – хочешь?
– Хочу…
– Ну, вот и договорились! Я буду звонить!
Она сидела, молчала, не в силах собраться с мыслями. За окном уже слышались голоса ребят – надо уходить быстрее.
– Малыш, сейчас ребята придут… – осторожно проговорил Никита, глядя на нее с тревогой.
– Да, да… Я иду… Иду…
– Может, тебя все-таки проводить?
– Нет, я сама…
Она поднялась, сделала несколько быстрых шагов к выходу. В дверях обернулась, глянула на Никиту с отчаянием…
– Всего три дня, малыш! Всего три дня! Я буду скучать…
Кивнула, заставила себя улыбнуться. И выскочила на улицу, бросилась бегом на дорогу.
Бежала долго, пока не запыхалась. Зато отчаяние стало не таким жгучим, и здравая мысль пришла в голову – ну что же она в самом деле… Подумаешь, три дня! Да переживет она эти три дня, ничего с ней не случится. А потом Никита вернется… И правильно он говорит – не имеют значения время и расстояния, если есть любовь…
– …Настена, вставай, завтрак готов! Ты слышишь меня, Настена?
– Да, мам, я слышу… Я уже не сплю… Сейчас приду, мам.
Она и впрямь не смогла уснуть этой ночью. Мысли в голове были грустные, сплелись в один комок отчаяния – три дня, три дня… Как она будет жить эти три дня? И не только три дня… Впереди очень долгое расставание – на год. И тут хоть плачь, хоть ужасайся, как Наташа Ростова, а от осознания неприемлемости времени, проведенного без Никиты, никуда не денешься. И не придумаешь ничего, чтобы избежать неприемлемости…
Ну что, что можно придумать? Из дома в город сбежать? Попросить Никиту, чтобы увез ее с собой? Но куда он ее увезет? Им ведь даже пожениться нельзя, ей только через год с хвостиком восемнадцать исполнится! Да и ему рано жениться, он же студент… Вон, даже с летней сессии долги остались…
Ничего не поделаешь, надо переждать этот год. Надо привыкнуть к ожиданию. Вернее, начать привыкать… И эти три дня будут тем самым началом. Ничего-ничего, вполне можно пережить эти три дня. Можно чем-нибудь полезным заняться, к примеру, чтобы время убить. Завтра же выходной, можно с папой на рыбалку сходить! Давно они не были на рыбалке… Да, это же так здорово, как же она забыла! Встаешь рано-рано, идешь к озеру, садишься в лодку… Папа на веслах, она на корме. По воде туман стелется, плывешь, будто на облаке летишь. И тишина, и воздух утренний такой вкусный, такой сладкий… И солнце из-за леса поднимается, и хочется раскинуть руки ему навстречу… И полететь, полететь вверх, как жаворонок! И петь свою счастливую песню! А папа будет смотреть на поплавок и улыбаться. Потому что на самом деле он вовсе не на поплавок смотрит, а на нее…
А еще обязательно нужно к Ольке сходить. Наверное, обижается на нее подружка, хотя и понимает, конечно, что сейчас ей не до дружбы. Она вообще очень понятливая, Олька. Хотя и жизнь у нее трудная. Без отца живет. Помогает маме двух младших братьев поднимать. Мама с утра на работу уходит, а весь дом на Ольке остается. И братьев накормить, и приглядеть за ними, и в огороде надо работать… Тем более сейчас у Ольки пора заготовок началась, наверняка с утра до вечера банки с соленьями-вареньями закручивает. А что делать? Зиму как-то зимовать надо. На мамину зарплату в магазин за всякой всячиной не набегаешься, и помощи ждать неоткуда. Отец у Ольки как подался три года назад на Север «деньгу зашибать», так там и увяз. Правда, сначала письма писал и действительно присылал деньги, а потом… Потом письмо Олькиной маме пришло – прости, мол, другую полюбил. Больше не вернусь. Живи как хочешь. Мама три дня после этого письма выла, как по покойнику… Сердобольные соседи ее наставляли – на алименты, мол, подай! С паршивой собаки хоть шерсти клок! А мама только отмахивалась – не надо нам ничего, сами проживем… Если захочет, то будет детям помогать, а не захочет, так не заставишь…