Собачье танго

– А если найдем, а у нас уже будет лже-Гуся, что тогда? – Мамуля привычно наметила интригующий сюжет. – Как мы объясним то, что один условно-тренировочный собачий внук превратился в пару близнецов?

– Отложим покупку на крайний срок, заведем лже-Гусю непосредственно перед возвращением Зямы и Аллы из Стамбула, – рассудила бабуля. – А тем временем будем искать настоящего пса. Если найдем – покупать замену не понадобится.

– Хороший план, но так не получится, – возразил папуля. – Собачка нужна нам уже сейчас, я обещал детям фотоотчет и должен не реже раза в день присылать им снимок, подтверждающий, что Гусе у нас хорошо. Слава богу, одну фотографию я сделать успел, так что за сегодняшний день мы отчитаемся, но что делать завтра?

– А покажи фотку, – попросила я.

Черно-белый Гусин образ отнюдь не произвел на меня неизгладимого впечатления. Имело смысл освежить воспоминание.

– Вот. – Папа выложил на стол свой смартфон с фотографией, сделанной на крыльце дома. – Это Гуся перед нашей первой прогулкой.

– Что за странный поводок? – Я присмотрелась к фото и поняла, почему первая прогулка Гуси стала и последней.

За неимением правильной собачьей упряжи папуля наскоро спроворил поводок из содержимого бабулиного сундучка для рукоделия. А красная шелковая лента – она, конечно, красивая, но скользкая, и запросто сама собой развязывается.

– Не смотри на поводок, смотри на собачку, – сказала мамуля. – На мой взгляд, никаких особых примет у нее нет, так?

– А какие особые приметы могли быть у собаки? – озадачился папуля. – Родинки, шрамы, татуировки вроде исключены, эксперименты с окрасом тоже, – тут он с легким неодобрением посмотрел на зеленую прядь в моих волосах.

– Да мало ли? – пожала плечами мамуля, которая не затруднится придумать что угодно. – У пса могло быть подранное ухо, разного цвета глаза, проплешина в запоминающейся форме, к примеру, правильной пентаграммы…

– Ой, Басенька, оставь ты эти фантазии для романа, – отмахнулась бабуля, узурпировав мобильный с фото, чтобы поближе рассмотреть предмет беседы. – Нормальная собачка, вполне заурядная, таких на птичьем рынке полные корзинки. Но мы же решили пока не покупать собаку-заменителя, да?

– Да, – сказала я решительно, потому что уже все придумала. – Вот что мы сделаем…

Вторник

В отношении к еженедельным утренним планеркам по вторникам я до сих пор не определилась.

С одной стороны, всем коллективом собраться в офисе в девять ноль-ноль во вторник гораздо легче, чем в то же время в понедельник – мы, рекламщики, народ креативный и выходные зачастую проводим так, что возвращаемся к трудовой жизни мучительно больно, трудно и долго.

С другой стороны, вторник уже заметно ближе к концу недели, его хочется провести в спокойных результативных трудах, постепенно накапливая жизненные силы, а не растрачивая их в словесных баталиях, неизбежных на нашей планерке…

– Фигасе! – возмущенно завопили в кабинете, едва я приоткрыла его дверь, чтобы тихо в нее ввинтиться.

Ну да, я опять опоздала.

«Что мне вторник, что среда – опоздаю я всегда, когда мои друзья со мной! Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля-ля, когда мои друзья со мной!» – обычно напевали в этот момент мы с Трошкиной, заглушая развеселым ляляканьем укоризненный кашель Бронича. Но сегодня Алки со мной не было, поэтому я помалкивала. Одиночный протест задавить гораздо легче, я не хотела нарываться.

На мое счастье, как раз сейчас в кабинете трамбовали кого-то другого – судя по тому, что я успела услышать, Степу.

«Фигасе» и «ничосе» – это его любимые реплики. Прочие наши мужики, да и некоторые дамы используют их матерные аналоги, но Степа для этого слишком хорошо воспитан. Ему мама, практикующий экстрасенс, с раннего детства внушила, что разрушительная энергия грязных ругательств так травмирует и пачкает биополе матерщинника, что после каждого скверного слова надо проходить многочасовой обряд очищения в углу, коленками на горохе.

– Четыре аудиозаписи по полтора часа каждая?! – возмущался Степа. – Ничосе! А не офонарели ли вы, Гаянэ Вазгеновна?! Это что за интервью такое – аж на шесть часов?! При том, что готовый материал должен быть всего лишь на две странички?

– Лучше больше, чем меньше. – Гаянэ расправила плечи, в полном соответствии со сказанным выкатив на полстола могучий бюст.

– Лучше меньше, да дороже! – не согласился Степа, выдающимся бюстом не впечатленный.

Он у нас интеллектуал и больше ценит самые верхние полушария – те, что в черепной коробке, а там Гаянэ похвастать особо нечем, хотя она и не блондинка, а вовсе даже наоборот.

Гаянэ работает у нас менеджером по продажам, но клиентам для пущей солидности представляется редактором и в оправдание своих амбиций норовит самостоятельно проводить интервью, с запинками и оговорками зачитывая с листа вопросы, написанные умницей Степой.

– Я подготовил тебе шесть вопросов. Всего шесть! – Степа вскинул ладони и показал соответствующее количество пальцев – сначала по три на каждой руке, потом пять на одной и один на другой, потом четыре и два соответственно – перебрал для пущей понятности все возможные варианты сурдоперевода. – И что, на каждый мой вопрос клиент отвечал по целому часу?!

Я зевнула, заскучав: вечный бой редактора с продажником заведомо лишен интриги.

Степа, не желающий принимать в работу шесть часов аудиозаписи, чтобы на выходе получить всего две странички текста, покричит и сдастся под напором неопровержимого аргумента «не обижай продажника, он приносит нам деньги».

Хотя мне очень странно и неприятно, что все – ну, кроме нас со Степой, – не хотят руководствоваться не менее верным: «не обижай редактора, он делает тот продукт, за который продажник берет с клиента деньги».

Нет в мире правды и справедливости! Особенно в нашем рекламном мире.

В ожидании предсказуемого завершения спора я подперла подбородок кулачком. И совершенно напрасно – это движение вывело меня на линию огня.

До сих пор шеф, бронзовым Буддой восседающий во главе стола, созерцал лишь часть моего профиля – подчиненные сидели с двух сторон по трое в ряд, и я со своего места на правом крае виделась Броничу примерно как Маркс на барельефе с Энгельсом и Лениным, только без бороды. Выпав из ряда соратников, «Маркс» четко попал в прицел напряженного взгляда руководителя.

А тот явно не слушал унылую перепалку Степы и Гаянэ, сосредоточенно что-то обдумывая. И без того небольшие глазки Бронича были прищурены, а толстые пальцы беззвучно играли хроматическую гамму на краю стола.

Я напоролась на пристальный взгляд шефа, как неосторожный воришка на красный луч лазерного охранного контура. Тут же качнулась назад, но было уже поздно: Бронич перестал музицировать и радостным голосом грибника, узревшего среди трухлявых мухоморов вожделенный крепкий боровик, воскликнул:

– О, Инночка!

– Здесь я, – откликнулась я неохотно.

Триумвират Маркс-Энгельс-Ленин окончательно распался: прикрывавшие меня коллеги вместе со стульями отодвинулись от стола. Тоже поняли, что сейчас мне что-то прилетит от начальства, и не желали это сомнительное что-то перехватывать.

– Специально для тебя есть интересный заказик, – «обрадовал» меня шеф.

– Кто принес? – с подозрением спросила я, не спеша соглашаться непонятно на что.

«Где-то ведь собака точно порылась, неладно что-то с этим интересным заказиком», – поддержала меня интуиция.

– Заказик принесла Машенька, – ответил Бронич и заозирался, искательно шаря взглядом почему-то на уровне пола.

«Тоже собачку потерял?» – озадачился мой внутренний голос.

Предположение было резонным: в нашем рекламном агентстве нет ни одной Машеньки. Если не считать сказочную подружку медведя, их парный портрет висит над столом нашего офис-менеджера Рады – матери трехлетнего сына и вынужденной поклонницы популярных мультиков.

Однако странно было бы назвать собаку Машенькой, это же человеческое имя…