Серебро и Золото

- А что, уже пора? - удивилась Тилли.

- Да, - Елизавета не могла смотреть без улыбки на выражение "метафизической растерянности", возникавшее по временам на лице Клотильды ван дер Шенк. Как не могла без смеха слышать и слетающие порой с тонких губ девочки bon mots собственного сочинения.

- А где Лютц? - очки начали медленно и как бы сами собой сползать на кончик носа.

- Разве я сторожиха брату моему? - пожала плечами Елизавета. - Скажи, Тилли, а тебя отпустят вечером в кондитерскую Вермейера, если мы тебя пригласим выпить с нами чашку чая?

- Я не пью чай, - очки окончательно спустились на кончик носа, и глаза вспыхнули живой сочной зеленью. - Я пью какао и молоко, но вряд ли моему дяде интересно, для чего я покидаю его дом. Да, он меня отпустит.

- Тогда, в семь? - уточнила свое предложение Елизавета. - Тебя устроит в семь?

- Устроит, - кивнула Тильда, покидая подоконник. - Но вам придется забрать меня прямо от дома. Он, знаешь ли, весьма тверд в своих принципах, мой дядюшка Рейнарт.

- Назови адрес, и мы будем у твоих дверей ровно в семь, - Елизавета вынашивала в душе некоторый план, но претворение его в жизнь зависело не от нее одной.

- Я живу на Кедровом холме, - девочка запихнула книгу в сумку, забросила ту на плечо и пошла по длинному сводчатому коридору рядом с Елизаветой. - В Ветряном проезде.

Ну, что же, если не "Княжья доля", где параллельно реке тянулась улица графа Розенштерна, то, разумеется, "Кедровый холм". Настоящие аристократы - даже не титулованные и не из вполне дворянских родов - жили только в этих районах. Или, вернее, проживали в них преимущественно.

А первым уроком в этот день была история.

- Итак, - Георгина Реомюр отличалась высоким ростом и стройностью. Она и вообще выглядела настолько интересной и привлекательной, что вопрос о ее истинном возрасте появлялся у устремлявшихся к ней мужчин - если появлялся вообще - лишь спустя значительное время после факта знакомства. - Итак, что мы можем сказать об императоре Хальдеберде? Был ли он жесток? Каковы были идеалы этого императора-воина? Что он вообще из себя представлял? Как выглядел? Во что одевался? Что ел и пил?

Разумеется, это были риторические вопросы, но отнюдь не только. Профессор Реомюр любила, когда ученики "умничали" или когда они, и в самом деле, оказывались умными, любознательными и начитанными.

- Он был здоровый лось! - сказал с места Самуэль де Картуар. - Я видел его меч в соборе Святого Духа, он двуручный, этот меч, я имею в виду, но моих рук, - он поднял перед собой два здоровенных кулака, - на него бы не хватило...

- Он был мужеложец, вот! - выпалила блондинка - Забс Вальтерсхаузен, едва только замолчал "могучий Самуэль".

- Факт, не подтвержденный ни одним подлинным документом, - холодно улыбнулась Георгина Реомюр. - Он не был женат. Это факт. И ни одну женщину документы эпохи не упоминают в качестве его любовницы... Но, возможно, он был анахоретом или страдал от какой-нибудь болезни, мешавшей императору проявлять столь привычным способом свою мужественность? Мы этого не знаем... пока. Но, может быть, узнаем в будущем. Этим, дамы и господа, и занимается история. Вам нравится?

- Нравится! - почти дружно ответил класс.

- Профессор! - высокий и резкий, словно крик чайки, голос Гретель Новотны взлетел под сводчатый потолок класса и заставил зазвенеть стекла в настенных бра. - Расскажите нам о принцессе Джеване и князе Кагене!

"О, господи! - страх и гнев заставили Елизавету замереть на полу-вздохе. - Только не это!"

- Сударыня, - взметнулась вверх левая бровь профессора. - Вам уже исполнилось шестнадцать?

- Нет, - пролепетала пристыженная Грета.

- И вы смеете спрашивать своего профессора о любовных похождениях Черного Людвига?

- Ой... - вот и все, что смогла ответить на это поверженная "Афиной" Реомюр любопытная девочка.

- Вот подрастете, сударыня, - сменила, между тем, гнев на милость профессор Реомюр. - И в двенадцатом классе я, так и быть, расскажу вам... и всем остальным что-нибудь из "Хроники Роз и Шипов Безымянного Монаха из Ковно".

На том и порешили...

***

Вечер наступил неожиданно быстро. Елизавета едва успела пообедать и сделать домашние задания, как за окнами особняка баронессы Икьхгорн начало смеркаться, а там уже и часы спешат сообщить о "неумолимом беге времени".

- Ты готова? - спросил Людо, появляясь в дверях ее кабинета.

- Да, дорогой, - по мнению Елизаветы, правила следовало соблюдать хотя бы наедине. - Ты не возражаешь против "кофейных тонов"?

На самом деле, поход в кондитерскую оказался замечательным предлогом, чтобы опробовать на людях новый наряд, "от и до" придуманный самой Елизаветой и с немалыми трудами воплощенный, в конце концов, в жизнь в портновской мастерской "Лунд и сыновья". Изюминкой нового платья графини Скулнскорх являлись плавные линии и сочетание цветов. Высокие сапожки из замши (много кофе и мало молока), рейтузы из тонкой шерсти (кофе-латте), шелковая блуза до середины бедер (черный кофе) и длиннополый жакет, типа тех, что надевают для верховой езды, в цвет сапог. И шарфик - кофе с молоком, вернее два шарфика: один на шею, другой, если приспичит, - на голову... а что касается "плавности линий", Елизавета очень надеялась, что Людо вполне оценит те позитивные изменения в ее фигуре, что стали происходить в последнее время. Все-таки время брало свое, и девочка начала превращаться в девушку.

- Ты не возражаешь против "кофейных тонов"? - спросила она.

- Разумеется, нет! - улыбнулся в ответ он. - Я весь в предвкушении...

- Предвкушай! - засмеялась Елизавета и отправилась переодеваться.

***

Через час с четвертью - из которых дорога до Ветряного проезда заняла как раз ту самую "четверть" - темно-бордовый "Майбах" остановился у приземистого особняка, чей фасад практически полностью скрывался за темно-зеленым пологом оплетшего его стены плюща. Виднелись только высокие и, по-видимому, тяжелые двери темного дерева и зашторенные окна в обрамлении темных же ставен.

Дом выглядел мрачно, и, по первому впечатлению, представлялся необитаемым. Тем не менее, не успели тихо, но уверенно скрипнуть тормоза тяжелого автомобиля, остановившегося как раз напротив полукруглых ступеней широкого крыльца, как дверь растворилась, и на пороге показался хозяин дома. Тайный советник Рейнарт Фалль оказался высоким худощавым мужчиной с седыми висками и озабоченным узким лицом. Он был одет в темно-синий фланелевый костюм и голубую "домашнюю" рубашку без галстука, но с обязательным в этом случае шейным платком. На длинном прямом носу посверкивали стеклами пенсне в золотой оправе. Рядом с ним Тильда Шенк - его родная племянница и воспитанница - выглядела маленькой и неухоженной, но зато живой и полной красок жизни куклой. Ее юбка, блузка и кафтанчик были сшиты из невероятно ярких и весьма остро контрастирующих между собой тканей. Но на девочке все это выглядело не столь экзотически, сколь очаровательно.

- Привет! - крикнула она, сбегая по лестнице.

- Здравствуй, здравствуй, - перецеловалась она в обе щеки с вышедшей из автомобиля Елизаветой.

- Ты галантен как принц из сказки, - улыбнулась она Людо, когда тот открыл перед ней дверцу "Майбаха".

- Я буду до одиннадцати! - помахала она рукой своему дяде уже из салона автомобиля.

- Надеюсь, что он тебя слышал, - прокомментировала ситуацию Елизавета.

- Он слышал, - отмахнулась Тильда. - Можешь мне поверить.

За все время, что "Майбах" стоял перед домом, советник Фалль не проронил ни слова и не сделал ни одного движения, если не считать сдержанного поклона, которым он ответил на вежливые слова приветствия, произнесенные Людо и Елизаветой. Являлся ли он живым существом? Возможно. Впрочем, Тильда как-то заметила, что всех королевских советников выстругивают перочинным ножиком из поленьев, взятых из одной и той же поленницы. И это совсем не те полена, из которых получаются Пиноккио.