Страница 65 из 326
— Не надо, — мрачно бросает фон Вейганд.
«Чудесно, — соглашается внутренний голос и настоятельно мне советует: — Вали, покуда кости целы».
— Надо, — повторяю с нажимом.
Леди Блэквелл призналась в убийстве мужа и пособничестве в грязных делах Мортона. Проклятый портрет терроризирует бедняжку, отнимая покой и сон. Мой мозг грозит сломаться от постоянно перегруза. Уже молчу про то, что я беременна.
— Нет, — спокойно отвечает фон Вейганд, возвращаясь к изучению стопки бумаг.
Не прогоняет, не гипнотизирует горящими глазами, даже не обещает покарать грубой физической расправой. Элементарно игнорирует.
— Мне надоело, — набираю побольше воздуха в легкие, готовлюсь произнести трогательную тираду: — Ты странно себя ведешь все это время, с первого дня в Лондоне ты какой-то не такой. Вижу и чувствую, есть тайна, что-то скрываешь. Дедушка снова действует на нервы и заставляет решить проблему, то есть меня? Новые задания от клуба избранных или совсем другое? Можешь не рассказывать. Но я не уйду, пока мы не поговорим. И я не замолчу, пока мы не поговорим. И, вообще, с места не сдвинусь, пока мы не поговорим.
Он собирает бумаги в папку, встает.
— Отлично, я ухожу, буду поздно, — проходит мимо и равнодушным тоном уточняет: — Завтра вечером.
— Издеваешься? — цепляюсь за его локоть, не контролирую вспышку ярости.
Фон Вейганд ловко перехватывает мою руку, безжалостно стискивает, причиняет боль и вынуждает закричать.
— Обещаю, мы все подробно обсудим, — хрипло шепчет на ухо. — А сейчас благодари судьбу за очередную отсрочку.
Отпускает, не удостоив прощальным взором. Хлопает дверью так, что вздрагиваю и покрываюсь мурашками.
Научусь понимать эти перепады? Вряд ли.
Мерю комнату шагами, останавливаюсь возле окна, прислоняюсь лбом к прохладному стеклу, пытаюсь остудить мысли.
Ладно, он просто не в духе много дней подряд. Всякое случается, неприятности на работе, хронический ПМС… к тому же, не ожидает услышать от любовницы ничего стоящего, сплошные выяснения отношений.
Фон Вейганд не догадывается, сколько интересных вещей я сегодня узнала.
Интернет гласит: покойного лорда Блэквелла звали Джеффри, что вполне сокращаемо до «Джеффа». Значит, Каро разделалась с беднягой, когда тот выведал страшные детали о подпольной деятельности горячо любимой супруги. Поставка девушек для состоятельных психопатов — прибыльный бизнес, но не самое лестное занятие. О таком не похвастаешь открыто.
Что случилось с падчерицей?
I’ve sold it when she died. (Я продала его, когда она умерла.)
Оставляет мало места фантазии.
Отец и дочь мертвы, поэтому пришла пора избавиться от сомнительной семейной реликвии. Зачем хранить изображение, постоянно напоминающее о преступлении?
It came back to me when she really died. (Он вернулся ко мне, когда она действительно умерла.)
Подозрения пробуждаются снова.
В чем разница между «умерла» и «действительно умерла»? Автокатастрофа не сработала, пришлось убивать девочку по второму кругу?
Вопросы традиционно переполняют сознание.
Неуничтожаемый портрет — месть призрака или тщательно разыгранный трюк, дабы довести до безумия?
Не верю в мистику, склонна к холодному расчету: однажды — это случайность, дважды — совпадение, трижды — враждебные действия. Верно припоминаю, мистер Бонд?
Разгадка близка настолько, что дышит в спину. Пусть в мыслях раздрай, я ощущаю легкое дуновение правды.
Слабость Мортона, страх Кэролайн, выигрышный козырь фон Вейганда.
Невероятно, и все же.
Что если речь идет об одном и том же?
Секрет — это не обязательно компрометирующее видео с расчленёнкой, и не смертоносная информация о теневых операциях на банальной флэшке, даже не важные документы, способные вывернуть наизнанку всю историю мира.
Секретом может быть человек, и та информация, которую он скрывает.
Глава 8.2
Следующий визит к леди Блэквелл только увеличил количество непоняток на квадратный миллиметр моего бедного маленького мозга.
Новый консьерж счастливо поприветствовал меня и пропустил наверх, что означало: хозяйка апартаментов как минимум жива и здорова. Однако стоило мне стукнуть в дверь, та отворилась без дополнительной помощи, а сие настораживало.
Обычно к незапертой квартире прилагается не слишком живое тело разной степени изуродованности.
Я помедлила пару минут, потопталась на пороге, изучила коридор на предмет опасности, а после крадучись ринулась в бой.
На полу никаких следов вчерашних происшествий — ни крови, ни осколков стекла.
Движусь дальше, вижу, что гостиная так же чиста. На столе прибрано — выпить нечего, стаканов нет, пачки таблеток отсутствуют.
Леди Блэквелл здесь и не пахнет. В прямом смысле, в том смысле, что перегаром не тянет.
Неужели ее похитили приведения? Вот так всегда, люди не верят потенциальным жертвам, обзывают их умалишенными, подымают на смех, зато потом…
Твою мать!
Кто-то прижимается ко мне сзади, притягивает с нечеловеческой силой. Ладонь надежно зажимает рот, лишая возможности закричать, выбивая воздух из легких. Тщетно пытаюсь вырваться из стального захвата.
Для призрака чересчур горячее тело.
Горячее, влажное и возбужденное. По крайней мере, в одной весьма ощутимой области, которая недвусмысленно упирается в мой многострадальный зад.
— I missed you a lot, (Очень скучал по тебе,) — шею обжигает шепот знакомого голоса с идеальным английским произношением.
Только не это.
Говорят, снаряд в одну воронку не попадает? Лгут.
Меня неожиданно отпускают на волю. Оборачиваюсь и тихо офигеваю, от подтверждения самых страшных предположений.
— You’re naked, (Ты голый,) — констатирую очевидный факт.
Голый Гай Мортон к вашим услугам.
Высокий, загорелый, отлично сложенный, покрытый капельками воды, с мускулатурой, по которой хочется изучать анатомию. Не перекачан, а идеально развит в нужных местах.
Во всех нужных местах, поверьте на слово.
Впрочем, это стоит увидеть. Развратная иллюстрация диких эротических фантазий.
Мне кажется или я увлеклась?
— I usually undress to take a shower, (Обычно раздеваюсь, чтобы принять душ,) — ухмыляется с довольным видом.
— And you don’t close the door, (И не запираешь дверь,) — нервно сглатываю.
Нельзя смотреть.
Не смотри туда, идиотка.
Черт, опять посмотрела.
— What may happen here? (Что может здесь произойти?) — пожимает своими невероятными плечами, нисколько не стесняется наготы, ибо уверен в неотразимости: — It is a very boring place. (Это очень скучное место.)
Н-да, к нему ночью явно не ломился пьяный сосед, распевая зажигательное «фантазер, ты меня называла!»
— I have to disagree, (Вынуждена не согласиться,) — нахожу силы посмотреть в карие глаза: — When will they come? (Когда они придут?)
— Who? (Кто?) — не въезжает Гай.
— I am not sure, (Не уверена,) — вздыхаю. — Sylvia, paparazzi, the audience. (Сильвия, папарацци, зрители.)
Намек понят, поскольку ангельское личико омрачает печальная тень.
— It was not my fault last time, (В прошлый раз не было моей вины,) — уверяет юноша. — I didn’t expect Wallenberg will come and find us kissing. (Я не рассчитывал, что Валленберг придет и застанет нас целующимися.)
— Actually you forced me to kiss, (Вообще-то, ты заставил меня,) — делаю ударение на главном.
— Yes, I am sorry, (Да, прости,) — тушуется он. — I am very sorry. I don’t how… (Мне очень жаль. Я не знаю, как…)
Окончательно прихожу в себя после первичного шока.
— Maybe you will…? (Может, ты…?) — мягко намекаю.
— I will…? (Я?) — Гай не проявляет особой сообразительности, но его брови так мило изгибаются, что можно простить любую глупость.
— Put on something, (Оденешь что-то,) — говорю прямо.
— One moment, (Минуту,) — обещает с лучезарной улыбкой и спешит исполнить просьбу.
— Thanks, (Спасибо,) — благодарно киваю.