Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 324 из 326



Только попробуйте меня забыть. Рискните здоровьем, ага. К вам нагрянет отнюдь не трепетная бабочка, а громадный гиппопотам. Плюхнется на голову и быстро по земле размажет. Будете знать, как опасно важных людей из памяти вычеркивать.

Я вернусь. Обязательно. Однажды.

Пожалуй, даже не раз. И не два.

Ну а если вам хочется узнать спойлеры, то не стану ничего таить. Через пару лет фон Вейганд потеряет берега, и мне придется замутить с его прежде потерянным, но вдруг неожиданно возникшим на горизонте братом. Брутальным красавцем. Высоченным. Мускулистым. Бритоголовым. Удивительно похожим на юного Арнольда Вослу.

Ох, что это будет за мужчина. Моя давняя эротическая мечта. Еще и шейх. Первый парень на деревне… ой, вернее, на пустыне. Короче, круче жениха в целом мире не найти.

Шучу. Или нет?

Если честно, я хочу родить девочку. Потом. Когда-нибудь. Победим лорда Мортона и отметим знаменательное событие рождением второго ребенка. Отличный расклад.

Не зря учителя в школе говорили, что мне нужно книги сочинять. Хм, по правде, они говорили немного иначе, несли странную крамолу про хроническую безграмотность, скудный словарный запас и тотальную лень. Но гений всегда дорогу пробьет.

— Алекс, я… — перевожу взгляд на фон Вейганда и осекаюсь.

Черные глаза блестят. Очень странно сверкают. Подозрительно. Непривычно. Необычно. Как будто… Даже не отваживаюсь додумать мысль до конца.

— Здесь слишком светло, — говорит он.

По смуглой щеке движется прозрачная капля. Прокладывает неровный путь, прорезает на коже ломаные линии, обрывается и теряется в жесткой щетине.

Вода. Просто вода.

А потом еще одна капля. И еще одна. Снова. Опять. Из глаз к подбородку, срываясь в пропасть.

— Алекс, — едва дышу. — Ты…

— Я и правда отвык, — улыбается фон Вейганд, глядя на нашего сына, а после вновь переводит взгляд на меня. — От такого количества света.

И я понимаю, что никакими «люблю» невозможно озвучить это. Даже самыми красивыми фразами не выразить, не выстроить, не обрисовать. Самых ярких красок окажется мало. И самые яркие цвета поблекнут, потеряются рядом. Тут надо чувствовать.

Мужчины плачут.

Иногда. Очень редко. Молча. Сжав зубы. Сведя челюсти до скрипа. Стиснув кулаки. Практически молча. Глухо. Без всхлипов. Но громко. Оглушительно. На разрыв.

Даже Дьявол плачет.

Когда Бог отпускает грехи.

Эпилог

— Вот кто будет мир вокруг члена вертеть, — заявляет Вальтер Валленберг, склоняясь над младенцем.

— Прошу вас не выражаться подобным образом при ребенке, — строго выдаю я, наблюдая за каждым движением проклятого барона. — Дети запоминают все, что услышат, даже если не могут пока осознать смысл.

— Пусть запоминает, — произносит невозмутимо. — Дело говорю.

Протягивает руку вперед, заносит ладонь над малышом и не сдерживает восхищенный возглас, когда тот хватает его за палец.

Надо же. Сатана способен на радость.

Эй, кто-нибудь, включите камеру.

— Я начал, Алекс продолжил, а этот парень доведет все до конца, — заключает Валленберг и широко усмехается. — Понял меня, Адам? Если кто на твое посягнет, раздирай ублюдков на куски. Клыками и когтями. Звери свое не отдают.

— Пожалуйста, — бросаю с нажимом. — Прекратите учить моего сына всякому непотребству. И не смейте впутывать его в эти темные разборки.

— Видишь, какая хватка? — хмыкает, тянет руку назад, слегка отодвигает в сторону, однако малыш не разжимает пальцы. — Он сопли жевать не будет. Раз взял, уже не отпустит.

Вздыхаю. Неодобрительно поджимаю губы.

Кого здесь волнует мое мнение?

Мальчик от своего прадеда без ума. Улыбается. Агукает. И не ощущает от него никакого зла. А глаза у них и вовсе одинаковые. Натурально. Реально. Один в один. Яркая небесная синева. Должны потемнеть. Надеюсь. Очень надеюсь. Иначе оторопь берет.

— Вы ведь знали про мою беременность, — произношу я. — Еще тогда, в больнице. Вам сразу доложили.

Риторический вопрос. Фон Вейганд поднял все медицинские записи, а после основательно надавил на врачей. Он переживал, что операции и прием определенных препаратов могли негативно повлиять на развитие плода. Выяснилось, лечение проводилось уже с учетом «интересного» положения. Каждая процедура была абсолютно безопасной, схема терапии составлялась на основе настоящих анализов.



— Почему сразу не рассказали? — спрашиваю. — Ни мне, ни Алексу.

Жутко понимать, что этот страшный человек узнал о моей беременности гораздо раньше меня самой. Еще и комментарии двусмысленные себе позволял. Насмехался.

— А зачем вам говорить? — пожимает плечами. — Дурью маетесь. Развели трагедию на пустом месте.

Ну, да. Конечно.

Приятно познакомиться. Вальтер Валленберг. Специалист по семейным вопросам. Лучший на свете психолог. Обращайтесь.

Хотя… гад прав. Про ребенка мы все выяснили в самый правильный момент. Лучше не придумаешь.

— Адам, — чеканит мужчина. — Ты далеко пойдешь. Дальше всех своих предков. Люди будут от страха дрожать от одного твоего имени. Клянусь. Ты достигнешь того, чего даже я не успею.

Мальчик смеется. Нежно. Переливчато. Звонко. Маленький ангелочек даже не ведает, на какую сторону его пытаются перетянуть.

Ничего. Я рядом. Я позабочусь о своем ребенке. Он станет хорошим человеком, добрым и справедливым, пойдет в дедушек. В моего папу и в папу Алекса. Возьмет от них все самое светлое, и это поможет развеять любую тьму. И вообще, главное не гены, а воспитание.

Возможно, он станет великим ученым. Или наоборот — проявит творческую натуру. Будет петь или картины создавать. Сыграет в кино. Лично фильм снимет.

А как иначе, если мама настоящий талант?

Умница. Красавица. Само очарование.

— Повезло тебе, — вдруг произносит Валленберг, окидывая меня долгим и пристальным взглядом. — Такого мужика породила.

— Спасибо, — киваю. — Только не найдетесь, что он вырастет вашей копией.

Барон кривится в оскале. А потом хохочет. Громко. Раскатисто. Его смех звучит угрожающе, будто удары грома.

— Как я не станет, — заявляет, отсмеявшись. — Под ним земля дрожать будет. Гореть. У него норов похлеще моего во сто крат.

Мечтатель. Что с этого старика взять?

Я не печалюсь. Не напрягаюсь ни капли. Не вижу ни единого повода для переживаний. Я сумею донести до сына верные идеалы, как бы ни развивалась наша судьба дальше. Душу в него вложу. Сердце. Кровь отдам. Ничего не пожалею. Никогда.

***

Про счастье писать скучно. Просто. Банально. Заурядно. До зубного скрежета.

Круто, когда драма, куча событий и приключений, навороченный сюжет, надрыв и психоз, взрыв аорты в каждом слове, бомба скрывается за очередным лихим поворотом.

Круто, когда скорость доходит до максимума, педаль газа выжимается до упора и ты смело мчишь по встречной полосе, отчаянно надеешься на вроде бы абсурдный, однако же свято обещанный всесильным автором счастливый финал.

Круто, когда до мозга, до печени, даже гораздо глубже. Насквозь. Оставляя незаживающие кровоточащие ранения. Раздирая до мяса и до костей, продирая до самой сути, выжигая внутренности каленым железом. Вырезая остро заточенным клинком клеймо.

Круто, когда по живому, без наркоза, без страховки, без повторных дублей, от первого и до последнего кадра на единственную пленку. Без черновика, без тысячи исправлений, без тени цензуры. На одном вдохе и выдохе.

Круто, когда…

Ты не там.

По ту сторону страницы. По ту сторону экрана. По ту сторону света и тьмы. Подальше от коварных планов. На безопасном расстоянии от опасных игр. Наблюдаешь, но участия не принимаешь. Лишь опять поражаешься своему до одури сбитому пульсу.

Поверьте.

Не проверяйте.

Жить лучше скучно.

Просто. Банально. Заурядно.

Долго. И счастливо. До зубного скрежета. Сладко. Приторно. До тошноты. На веки вечные позабыв про шальные выбросы адреналина.

***

Мои мечты продолжают сбываться. Одна за другой. Фон Вейганд дарит мне встречу с родителями. Даже мою бабулю доставляет в секретное место. Правда, сам ускользает, личного знакомства не происходит.