Страница 273 из 326
— Кто сказал?
***
Свято наближається, свято наближається. Пригоди кличуть у новорiчну нiч. Дива чекають, швидше вирушай.
Где мой тазик «Оливье»? Кола. Где? Пепси. Не теряйте надежду. Здесь может быть и ваша реклама. Я сообщу куда перевести первый транш.
Пора брать от жизни лучшее. И сразу.
Праздник приближается. Приключения зовут в новогоднюю ночь. Чудеса ждут, поскорее отправляйся. Стартуй. С места — в карьер. В пропасть. В бездну. Ныряй. Не задерживай дыхание. Играй. Пока хватит сил. И наглости. Пока внутри хоть что-то осталось.
Стоп, нет.
Немного не тот праздник.
Я поспешила.
Или все же опоздала?
Жутко. Безнадежно. Навсегда.
А вообще, ожидание праздника — лучше самого праздника. Так что нечего меня подгонять. Кайфуйте, растягивая момент. Выстрел — не главное. Главное — мгновение перед приемом.
Пули внутрь. И не только.
— Скажите, это нормально? — киваю в сторону окна. — Снегопад в сентябре. Разве подобная погода характерна для Германии?
Андрей пожимает плечами. Кажется, его сознание занимают другие вопросы, куда более банальные. Например, как избежать очередного втыка от моего любимого романтика.
— Тащите гирлянду, — радостно заключаю я.
— Что? — он едва заметно вздрагивает.
— Гирлянду, — повторяю терпеливо, добавляю детали: — Новогоднюю. Мигающую. Яркую. С лампочками. Такую типа праздничную.
— Рано, — глухо роняет Андрей. — Долго ждать до Рождества.
— Да? — хмыкаю. — А по-моему в самый раз.
— Это плохая примета, — отмахивается коротко.
— Я сказала, — четко и холодно, с нажимом. — Дайте гирлянду.
Он смотрит на меня как на сумасшедшую. То есть ничего нового не происходит. Даже не могу сильно по этому поводу расстроиться.
Интересно, кто же обижается на фразы вроде «да ты просто чокнутый», «у тебя точно прогрессирует раздвоение личности» и «держи электрическую пилу подальше от меня, гребаный ублюдок»? Люди без фантазии. Серая масса. Массовка. Планктон.
Это ведь круто. Быть психом. Ну, чуть-чуть. Не в смысле отвязным психопатом без царя в голове. А так, свободным художником с легкой еб*нцой.
— Держите, — сообщает Андрей.
Доставляет гирлянду. Не одну. Видно, понимает, что спорить нельзя. Иначе я сама достану и подвешу. Причем не только иллюминацию.
— Любовь не может быть тихой игрой, — говорю я.
Километр клейкой ленты. Пара часов борьбы. И готово.
— Достаточно искры одной, — говорю я.
Жму на кнопку. Запускаю механизм. Отхожу на безопасное расстояние.
— Между нами лишь дьявольский зной, — говорю я.
Выключаю свет. Пораженно выдыхаю. Любуюсь красотой.
— Шепот молитвы в каменных стенах, лезвие бритвы на тонких венах, — вхожу в роль, повышаю тональность. — Счастье на утро, горе под вечер. Все так странно и вечно.
— Очень поэтично, — замечает Андрей.
— Пусть это будет зваться любовью, самой нелепой, самой земною, — упиваюсь успехом, парю в небесах. — Пусть это будет дьявольским зноем. Зноем, сжигающим все.
— Отлично.
— Конечно, — охотно соглашаюсь. — Это же я автор. Запишите, пока не забыла.
— Полагаю, группа «Ария» уже это записала, — заявляет вкрадчиво.
— Ну и? — даже не краснею. — Заимствуют посредственности, профессионалы — воруют. Хочу и краду. А вам что? Завидно? Вон какая гирлянда. Тут моя заслуга однозначно.
— Ладно, — вздыхает. — Пожалуй, настало время.
— Время оху*тельных историй? — моментально оживляюсь.
— Вот, — протягивает конверт.
— От кого?
— Прочитайте.
Подхожу к окну, теряюсь в ослепительном сиянии лампочек. Сглатываю ком в горле, преодолеваю дрожь в позвоночнике.
От него? Хоть пара строк?
Нет. Вряд ли.
Смеркается.
Как за стеклом. Так и внутри. Во всех смыслах. Сгущаются тучи над моей головой. И мрачные тени клубятся вокруг.
Я потеряна.
Почти месяц в заточении. В замке Валленбергов. Под замком. В богатстве и в роскоши, в окружении идеально вышколенных слуг. Без права выйти за периметр.
Не самый худший вариант.
Но я ожидала другого.
Там. Тогда. Еще когда принесла заполненный контракт.
Я жаждала.
Расправы.
Я умоляла.
Только на колени не встала.
Просто не успела.
Фон Вейганд согласился. Слишком быстро. Будто только и ждал повода взять меня за горло. По-настоящему. Вернуться к истокам.
Я готовила долгую и нудную речь. Однако она не пригодилась. К черту слова. Нужны действия. А мой мучитель не торопится. Подразнил и отпустил. Заключил в четырех стенах и свалил в туманные дали.
Вот это поворот.
Я требую продолжение.
Банкета. Хм. Подвала.
Я и правда не в своем уме.
Сдайте меня санитарам.
Эй, минуточку.
А может, фон Вейганд просто слился?
Ну, типа решил простить и отпустить ситуацию, потянуть время, выждать, пока я сама забуду его жуткие обещания.
Слабак.
Посмотрим правде в глаза.
Чем он меня удивит?
Ошейник. Наручники. Ремень. Плеть. Кнут. Раскаленный воск. Битое стекло. Кровища повсюду. Самые экзотические позы. Самые невероятные локации. От завода до туалета «Ла Скала».
Такие рекорды не перебить.
Глупо пытаться.
Как думаете, у садистов бывает творческий кризис? Новые идеи кажутся скучными, привычные забавы не возбуждают. Нет запала, нет вдохновения. Все как будто по инерции. Рутина.
Наверное, он подвесит меня на крючьях. Однажды обещал. Или пустит электрический ток по наиболее чувствительным местам. Одна радость — черепная коробка не пострадает. Там уже пусто.
А может, фон Вейганд возьмется за нож?
Как во сне. Вырежет мой язык. Или красивую надпись. На видном месте. Или же вырежет меня, вставит лезвие прямо в…
Я предпочитаю оборвать данную мысль.
От греха подальше.
Я же мазохистка, а не самоубийца.
Хотя.
Фон Вейганд прекрасно обходится без дополнительных агрегатов, если действительно хочет наказать. Не важно где. Не важно как. Он берет свое. Всегда.
Вроде все зажило. А тело помнит. Память свежа.
Зато его фантазию осуществить нереально.
Ну, ту фантазию, на которую мы спорили.
Это физически невозможно.
Никак. Никогда.
Надеюсь.
Хотелось бы верить.
Впрочем, есть тысяча других идей.
Не менее опасных.
Любопытное действо грядет. Я бы и сама понаблюдала с попкорном, в первом ряду, где-нибудь на ступеньках лестницы, ведущей в подземелье. Но боюсь, буду немного занята, исполняя главную женскую партию.
Время идет.
А ничего не меняется.
И от этого еще страшнее.
А потом становится все равно.
И вот это уже совсем плохой знак.
— Вы прочли? — Андрей обрывает рефлексию.
— Я не спешу, — бросаю с раздражением.
Я и забыла про врученный недавно конверт. Смотрю, словно вижу впервые. Медленно открываю, извлекаю письмо на свет.
За окном смеркается. Но меня ослепляет падающий снег.
Так странно.
Будто стеной идет.
Будто за мной идет.
— Вы издеваетесь? — спрашиваю, изучив текст. — Могли бы и больше написать, раз уж взялись шутить.
— Полагаете, я автор этого письма? — выглядит очень удивленным.
— Кто, если не вы?
— А там разве нет подписи?
— Там вообще особо не заморачивались насчет содержания, — фыркаю. — Всего-то одна жалкая строчка.
— Одна? — и правда поражен, медлит и тихо произносит: — Тогда, должно быть, это крайне важная строка.
— Нет, — усмехаюсь. — Бред какой-то.
Комкаю письмо. Хочу отбросить в сторону. Только не могу. Незримая сила будто хватает за руку, не позволяет так легко отмахнуться от очевидного. Разглаживаю смятый лист.
«Он любит тебя».
Лаконично. До боли.
Написано по-русски. Почерк аккуратный, каллиграфический, отнюдь не смахивает на мои каракули. Исключительно женский почерк. Даже женственный. Красивый.
Тут гирлянда замирает в режиме красных огней, и на краткий миг кажется, точно бумага залита кровью.