Страница 198 из 326
Резко поднимаюсь, меряю комнату размашистыми шагами. Достаю телефон, включаю камеру, проверяю прицел. Примеряюсь, тестирую угол обзора. Судорожно выдыхаю, прячу мобильный обратно.
Вот как расслабиться в таких условиях?!
Немецкая диктатура. Жестокая и беспощадная. Никакой эмоциональной разрядки. Набери побольше воздуха в легкие, стисни челюсти и терпи.
Подхожу к гигантскому окну, выглядываю на улицу.
Милан не впечатляет. Увы. Хотя на данном этапе меня вообще нереально пронять. Не справится даже то, что теперь не могу произнести вслух, иначе рискую отправиться в тюрьму за несанкционированную пропаганду наркоты.
Отступаю, плотно запахиваю шторы, добровольно отгораживаюсь от солнечного света. Погружаюсь во тьму, скрюченными пальцами цепляюсь за тонкую ткань. Медленно оседаю на пол, соскальзываю вниз, будто облетевший с дерева лист.
Как изменчива воля судьбы. Сегодня ты правишь бал, отплясываешь в ослепительном наряде, срывая бурю оваций. А завтра драишь туалет. Раком. Облаченный в лохмотья.
Оборотная сторона славы бывает опасна.
Пока я тихо и мирно прощалась с родными, ютуб-блогера, который недавно так невинно поедал гамбургер и пошло шутил, избивали в темной подворотне. Кто? Либо одержимые фанаты, либо не менее одержимые хейтеры. Он заснял об этом новый ролик.
Хочешь блеснуть? Хоти и грязь сглотнуть.
Развивай выносливость, преодолевай трудности, подавай достойный пример. Будь готов разрядить обойму свинца. В собственную голову. Развлекай зрителей, сдирай кожу по живому.
Лети вперед.
Без страховки, без тормозов. Прямо по встречной полосе. Не плачь ни о чем. Играй на повышение. Парашют не нужен. Всё равно закончим сырой землей.
Протестую, ваша честь. Куда подевался оптимизм? Оптимизм в заднице, протест отклоняется. Окружающий мир не балует. Привыкайте или проваливайте.
Всем спасибо, все свободны.
Но не я. Не от тебя.
Возвращаюсь назад, перематываю, по фрагментам собираю ленту памяти. Придирчиво изучаю кадр за кадром. Прокручиваю сцену, разбираю на атомы, ищу огрехи, изучаю раз за разом.
Все слова кажутся неправильными, выбиваются из рамок привычного расклада. Мимо роли, вне характера.
— Лора, — говорит мама. — Как ты?
— Хорошо, — пакую чемодан, резво собираю вещи с полок.
— Ты в порядке? — продолжает глухо.
— Целиком и полностью, — нервно улыбаюсь.
— Точно? — произносит надтреснутым голосом.
Бессилие убивает.
Хочу навзрыд. До хрипоты. До исступления, до истерики. Рыдать и задыхаться, захлебываться сухим кашлем.
Только слезы не идут, сбиваются в колючий ком. Не срываются с ресниц, не собираются в глазах. Копятся внутри, под сердцем, разрывают ребра жгучей болью.
Сейчас очнусь, сейчас проснусь.
Нет, не выйдет.
— Супер, — пожимаю плечами. — Грех жаловаться. Честно признаюсь, уже скучаю. Однако ничего не поделать. Дорик должен срочно вернуться на работу.
Липкая паутина лжи. Тягучая неизбежность. Последние нити надежды исчезают, обращаются в прах.
Пора заканчивать спектакль. Неловкое прощание. Потухшие взгляды, удушающие объятья. Скорее в такси, потом в аэропорт и на самолет.
Не оборачивайся, не сожалей. Махни рукой. Забей.
Слишком тяжело, слишком свежо. Нужно время, которое не лечит, но притупляет, помогает шрамам зарубцеваться, обрасти стальной броней.
Вы скажете — не нагнетай. Дети часто покидают родителей. Так задумано, предопределено судьбой.
Вы скажете — у тебя есть фон Вейганд. Крутой миллиардер. Прирожденный альфа. Слегка психопат, немного садист. Настоящий мужик.
Вы скажете — зачем раскисаешь, встряхнись, приободрись. Лови момент, не грузись на счет последствий.
Верно, именно поэтому я здесь.
Не уйду, не сбегу. Даже не уползу, не исчезну из его поля зрения. Послушная и покорная. Томлюсь в одиночестве посреди огромного номера. Выпускаю пар на бедном Андрее.
Сжимаю зубы, терпеливо жду когда отпустит.
Когда перестану мечтать о семье. Обычной, банальной, до тошноты нормальной. Скучной и заурядной, простой и понятной, без всяких подводных камней.
Когда смирюсь с тем, что у меня не будет детей. Совсем. Никогда. И друзей. И близких людей. И стандартных человеческих отношений.
Когда привыкну к положению на коленях. Пусть подле трона, пусть рядом с тем, кто зажал мою душу в тисках. Смириться с этим практически невозможно. Как и перебороть страх.
Ваниль не прельщает, но иногда без нее никак.
Я и фон Вейганд на борту обалденного частного авиалайнера. Снова вместе, снова в непосредственной близости. Расстояние между нами ничтожное. Протяни руку, ощути тепло.
Только мы безгранично далеко.
Он не реагирует, погружен в работу. Перебирает документы, бьет по клавишам ультратонкого лэптопа.
Ревную.
Дико, яростно, абсурдно. К каждому листку, к каждой кнопке. Ко всему. Ко всему абсолютно.
Стараюсь привлечь внимание.
Заказываю коктейль, долго и медленно облизываю трубочку. Вяло заигрываю с прислугой. Крашу губы прозрачным блеском. Потом стираю подчистую, наношу кричащую «трахни меня» алую помаду. Опять вытираю, тщательно избавляюсь от следов преступления. Снимаю лифчик, пытаюсь вытащить прямо из рукава кофты. Чтоб горячо и жарко, соблазнительно и на грани. Получается не очень. Тогда роняю книгу и поднимаю.
Шучу.
Я не делаю ничего. Почти не шевелюсь, почти не дышу. Лишь в мыслях представляю яркие картины. Реально примерзаю к сиденью, каменею и цепенею.
А фон Вейганд занят. Холоден и отстранен, сосредоточен на важных вещах, отнюдь не насмешлив. Словно огражден ледяной стеной, не станет облегчать задачу. Инициативы ноль, если не меньше.
Хорошо, тогда тоже потерплю.
Десять минут. Или одну? Пожалуй, достаточно.
— Давай продолжим, — заявляю вкрадчиво.
— Что? — отрывает взгляд от экрана.
— То самое, — выразительно округляю глаза.
— Выражайся яснее, — бросает хмуро, смотрит в упор.
— Возьми меня, — отвечаю прямо.
Молча улыбается. Довольно мило и располагающе. Тогда почему мое горло сдавливает так, будто оно у него под подошвой?
— Ох, как поэтично, — присвистывает.
— Сечешь? — нервно усмехаюсь. — Овладей. Поработи. Покори. Отымей. Вы*би. Не томи. Выбери как больше нравится. До Милана еще полчаса, вполне уложимся.
— Спасибо за щедрое предложение, — криво скалится. — Но я вынужден отказаться.
Краснею, бледнею и зеленею. Меняю оттенки со скоростью света, перекрашиваюсь быстрее ушлых политических лидеров.
— Работа подождет, — выдаю автоматом. — Не забывай про отдых.
— Проблема не в работе, — отрицательно качает головой.
— А в чем? — с трудом отдираю язык от нёба, дабы озвучить вопрос.
— Ты замужем, — поясняет коротко. — Как я могу посягнуть на святые узы брака?
Ну, приблизительно как всегда.
Как в первую брачную ночь, распяв на диване в детской комнате. Завалил на спину, задрал юбку, содрал нижнее белье и оттрахал до дрожи в позвоночнике.
Однако нет смысла говорить, благоразумно затыкаюсь. Принимаю поражение и отступаю. Показательная порка в разгаре.
Прости, детка.
Прости и встань в угол. Сладкий стол откладывается, десерт переносится на неопределенный срок.
Ты не заслужила, ты наказана.
День за днем на западном фронте без перемен. Бесцельно брожу по магазинам, спускаю деньги в мусорный бак. То есть вкладываюсь в одежду, косметику и крутые аксессуары. Про обувь также не забываю.
Меня грызет бессонница, и угрызения совести не отпускают ни на миг. Лежу в кровати, смотрю в потолок. В горле скребет, а под ложечкой сосет.
Проверку на детекторе лжи никогда не пройти.
Сколько еще выдержу?
Фон Вейганд спит в отдельной комнате или не спит вовсе. Не решаюсь вломиться в его кабинет ночью. Иногда он просто не приходит. Или заглянет вечером, отведет в ванную комнату, разденет догола и выкупает. Без ласки, без приставаний. Чисто механически, с долей издевки.