Страница 194 из 326
— Хорошо, — тянется за мобильным. — Наведу справки.
Не верю в совпадения. Особенно накануне казни.
Придирчиво исследую почту, пробегаю взглядом по строкам. Сообщение о зачислении денег. Подробности от спонсора про вклад безумной суммы. История трогательная, не подкопаешься.
Он юноша в самом соку. Разменял седьмой десяток. Она очаровательная скромница тридцати лет. Отправит любую фотомодель в нокаут. Встретились после переписки, воспылали нежной страстью и быстро узаконили отношения. Живописные кадры со свадьбы прилагаются. Сплошная любовь и романтика, аж зависть берет.
Угораздило же меня связаться с фон Вейгандом, почему не подыскала безобидного деда. Совсем не умею делать правильные ставки.
Однако покончим с лирическими отступлениями.
Зачем чудак ударился в благотворительность? Еще и в неизвестную контору средства отправил. Сбрендил на радостях? Тронулся умом в нашу пользу.
Мутный кадр, подозрительный.
Или шеф-монтажник развлекается? Строит козни, вводит в заблуждение. Показывает желанный приз, дает прикоснуться, подержаться, проникнуться пьянящей эйфорией. Сперва подразнит, потом обломает.
Подобный вариант не исключен.
Гуглю компанию неожиданного благодетеля. Американская фирма. Вроде никак не связана с ‘Berg International’. Переработка отходов, защита окружающей среды.
Настораживаюсь еще сильнее. Вдруг кто другой забавляется? Доброжелателей предостаточно.
— Все реально, — выносит вердикт Маша. — Сумма принадлежит нам целиком и полностью. Даже налог платить не надо, счета иностранные.
Мрачнею.
Черным по белому зияет везение. Но судьба не улыбается. Скорее скалится, лязгает острыми зубами, подбирается поближе к глотке.
— Ничего не смущает? — уточняю задумчиво.
— Ничего, — произносит сдержанно, молчит, выдерживая театральную паузу, и сухо прибавляет: — Кроме твоей реакции.
— Немного паранойи не повредит, — посмеиваюсь. — Лучше соблюдать осторожность, мало ли.
— Не в этом дело, — роняет вкрадчиво, отворачивается, не собирается продолжать беседу. — Не важно, забудь.
— Нечего интриговать, — бросаю устало. — Договаривай.
— Обойдешься, — отворачивается, возвращается за свой стол, закапывается в пухлые папки с документами. — Я занята.
— Нет уж, — резко поднимаюсь, хватаю ее за плечо, вынуждаю развернуться. — Завершай реплику.
— Ладно, — заявляет сердито. — Раньше мне казалось, ты не хочешь побеждать. Витаешь в облаках, вечно ленишься, ищешь повод сдаться. Но теперь вижу, проблема в другом.
— В моей неземной красоте и природном обаянии? — интересуюсь иронично.
— Ты боишься, — припирает к стене.
— Успеха? — криво улыбаюсь, отстраняюсь.
— Победы, — выдает уверенно.
— Жуть какая, — притворно вздрагиваю.
— Дурачество и прочие шуточки — проявление скрытой агрессии, — прибавляет холодно.
— Проклятье, — смотрю на часы. — Поздно обращаться к психиатру. Завтра схожу. Хотя зачем, если ты сама меня регулярно лечишь? От глупой веры в дружбу, от безумной надежды на собственные силы.
Покидаю кабинет прежде, чем Маша успевает ответить.
***
— Думаешь, я трусиха? — стряхиваю пепел на ступеньки. — Только честно.
Сумерки подступают вплотную. Воздух чист и прозрачен, наполнен едва уловимой долей никотина. Темнеет позже, однако ночь неизменно опускается на город.
Мечтательное настроение обостряется. Так и подмывает строить далеко идущие планы. Сбросить лишние килограммы, избавиться от вредных привычек, найти увлекательную работу. Влюбиться, провернуть пару авантюр, пуститься во все тяжкие.
Гребаная весна полна иллюзий.
— Думаю, нет, — папа вытирает гаечный ключ о рабочие штаны. — Раз стреляешь мои сигареты.
Мы сидим на лестнице возле мастерской. Пейзаж вокруг способен вогнать в глубокую депрессию даже неисправимого оптимиста.
— Помнишь, вы отправили меня в детский лагерь, — затягиваюсь, тщетно пытаюсь скрыть дрожь в голосе. — Перед прощанием ты курил, потушил сигарету об ограду, потом сел в машину и уехал. Тогда я забрала бычок, ведь он пах твоим одеколоном. Хранила его в тумбочке. Представляешь?
— Представляю, — кивает. — Подбираешь разную дрянь.
— Миновала целая вечность, пока я вернулась домой, — заявляю сдавленно.
Слезы бегут по щекам. И гнетущая обстановка не виновата. Наоборот. Не хочу уезжать. Не хочу покидать родные места.
— Прошло пять дней, — поправляет мягко. — Ты изводила воспитателей, рыдала и закатывала истерики.
— Сами нарвались, — вяло оправдываюсь. — Не разрешали позвонить маме.
— Ты постоянно нарушала правила, — вздыхает.
— Ерунда, — морщусь. — Я прирожденный ботан.
Отец смеется.
А мое сердце разрывается от боли. Горло забивает ком невысказанных слов. Трудно дышать, малейшее движение вызывает спазм внутри.
— Эй, братуха, огоньку бы, — поблизости возникает местный гопник.
Иногда массовка спасает. Сложно нагонять пафос и воображать себя оторванным лепестком на ветру, когда поблизости намечается драка.
— Ты как вообще? — папа хмыкает и поднимается, ступает вперед. — В порядке? Ничего не беспокоит?
— Ништяк, — машинально пятится назад.
— Идти можешь? — перебрасывает гаечный ключ из одной руки в другую.
— Могу, — продолжает отступать.
— Ну тогда иди отсюда на х*й, — советует выразительным тоном, провожает парня тяжелым взглядом, потом поворачивается ко мне: — Ты ничего не слышала. Ясно? Ругаться нельзя. И кончай ныть. Шмыгаешь носом, глаза на мокром месте. Тошно смотреть.
— Я ожидала сочувствия, — замечаю укоризненно.
— Не горбись, — хлопает по спине.
— Я хочу сочувствия, — требую с нажимом.
— Ты хочешь пинка.
— Между прочим, домашнее насилие откладывает неизгладимый отпечаток на психику ребенка, — заключаю деловито. — Маша считает меня пассивно-агрессивной. Вероятно неспроста.
— Чепуха, — отнимает сигарету, гасит о бетон. — Ты боец. Вот и не забывай об этом.
— Даже если… — готовлюсь опротестовать.
— Даже если рядом нет никого, кто напомнит, — заставляет умолкнуть.
***
Фон Вейганд не торопится признать поражение. Либо занят, либо забыл. Назначенный срок миновал неделю назад.
Может, мой любимый маньяк обиделся? Решил оставить чужую супругу в покое, больше не станет заявлять права сюзерена. Он же не привык проигрывать.
Это для меня облом как старый-добрый друг, неспешно кочую из дерьма в дерьмо, от одного провала к другому. А некоторым мучительно осознавать фатальный просчет.
Исправно посещаю офис, стараюсь во имя процветания компании. Пробую отвлечься, пытаюсь обуздать любопытство. Прилагаю максимум усилий, дабы не сорваться и не набрать сутенера-зануду.
Каждый день загадываю желание. И каждый день ничего из загаданного не сбывается.
Очередное утро начинается с «Доктора Хауса» и высококалорийного завтрака. Вычеркнем Дориана, получим полное погружение в прошлое. Ностальгия захлестывает.
Саундтрек под оптимистичным названием ‘You might die trying’ («Ты мог умереть, пытаясь») сопровождает меня по дороге на работу.
Иду пешком, любуюсь серыми многоэтажками. Обветшалые здания приводят в ужас иностранцев. А я кайфую. Все удивительно близкое и родное.
Словно никогда не уезжала. Или перенеслась на пару лет назад, в беззаботный период.
Может мне пригрезилось? Может не было никакого шефа-монтажника? Может все случившееся просто безумный сон?
Открываю дверь, здороваюсь с охранником, поднимаюсь на нужный этаж. Бреду по темному коридору, замираю перед кабинетом.
Хоть бы Маша опять задержалась. Желательно до вечера. Зажмурюсь и воображу, будто обошлось без предательства.
Поворачиваю ручку и вхожу в залитую солнцем комнату.
Странно.
Холод крадется вдоль позвоночника, клубится под ребрами. Поежившись, запахиваю куртку плотнее.
Смотрю вперед и не верю.
Это стоит отметить, несите шампанское,
Миллион американских долларов — фигня. Куча бесполезных зеленых бумажек на далеком банковском счету. А вот фон Вейганд — другое дело. Живой и обалденный. Совсем близко. Сидит в кресле руководителя. Ухмыляется.