Страница 209 из 285
Один "художник" отличился от всех, нарисовав портрет члена жюри противоположным, так сказать, концом, под бурные аплодисметны самого "члена" и его коллег.
Какой-то перекос произошел в сторону зрелищ, в парадигме потребностей народа, рекламируемой еще с древнего Рима — "Хлеба и зрелищ". Особенно это заметно когда хлеба не хватает. Да простит меня научное сообщество за эксплуатацию данного термина в столь недостойных целях.
Как-то надо разворачивать вектор общественного восприятия в сторону того, кто производит хлеб… и прочие материальные ценности. А комедианты пускай пляшут, развлекают. Народ право отдохнуть имеет.
***
Старший сержант милиции Павел Шувалов предавался любимому делу — ежедневному послеобеденному отдыху, оккупировав для этих целей скамейку в Невском парке, балуя себя сочным чебуреком и разглядывая прохожих снующих туда-сюда. Шувалов проходил службу в управлении внутренних дел на метрополитене Санкт-Петербурга на станции метро "Ломоносовской", неподалеку от парка и наскоро покушав занимал одну и ту же скамейку, внимательно вглядываясь в прохожих, преследуя только ему видимую цель.
Погода стояла райская, конец августа порадовал Петербуржцев солнечными теплыми деньками. Столбик термометра показывал комфортную температуру двадцать пять градусов в тени.
Шувалов судорожно сглотнул, проталкивая в горло непрожеванный кусок чебурека, и с вожделением замер, глядя на молоденькую девчушку, подскакивающую с каждым шагом, от переполняющей ее энергии юности.
Короткий сарафанчик, просвечивал насквозь, подчеркивая точеную фигурку, крепкие грудки, подпрыгивающие в такт перестуку каблучков, казалось, вот-вот вырвутся на волю. Светлые волосы натуральной блондинки, с аккуратной стрижкой каре, прямой точеный нос, распахнутые, словно в удивлении глаза, завершали образ женского совершенства.
Со скрипом сопроводив девушку поворотом головы, Шувалов прикипел взглядом к худенькой, но выразительной попке, бесстыдно вихляющей из стороны в сторону. Предавшийся эротическим мечтам сержант не замечал, как из откушенного чебурека тек жирный сок прямо на оттопыренные брюки.
В одиннадцать часов вечера, с закрытием станции метро, Шувалов закончив сегодняшнюю смену, устало брел через парк домой. Над Петербургом стояли белые ночи, видно было все как днем.
Услышав нарастающий, узнаваемый перестук каблучков за спиной сержант не поверил своим ушам. Оглянувшись, сержант встретился взглядом с юной нимфой, виденной в обед. Приветливо улыбнувшись, девушка опередила Шувалова и потихоньку отдалялась.
Зыркнув по сторонам, сержант убедился в отсутствии посторонних и, дав волю своим инстинктам, в три прыжка догнал девчонку, сгреб ее в охапку, зажимая ладонью рот, и канул с тротуара в густые кусты.
Одним рывком маньяк сорвал с девушки платье и бросил ее на землю, наваливаясь всем телом на бьющуюся в судороге от удушья жертву.
Последнее, что запомнил маньяк, перед тем как потерял сознание, это острую боль в затылке, сопровождающую пресловутые искры из глаз.
Сидящие в засаде оперативники, споро паковали маньяка, а руководитель операции капитан Сизов, старший оперуполномоченный уголовного розыска, накинув на пострадавшую свой китель, успокаивал лейтенанта Климентьеву, игравшую роль подсадной утки, не ожидавшую такой прыти от насильника.
Подойдя к завозившемуся очнувшемуся маньяку, Сизов пнул его несколько раз по почкам, схватив за волосы приподнял голову и, свистящим шепотом, угрожающе спросил:
— Где утопил тело Ирины Барсуковой осенью прошлого года, тварь?
Поплывший от смены обстановки Шувалов обмочился со страху и зачастил:
— Я не хотел, она умерла, я не хотел ее убивать! Она начала кричать, я ударил, она упала головой о камень и все…
Сизов, выслушав откровения насильника рассвирепел, еще больше и замахнулся на Шувалова.
Втянув голову в плечи, маньяк раскололся до конца:
— Я привязал к ногам бетонную урну и сбросил тело в Неву, здесь рядом метрах в ста. Только не бейте больше! Я покажу место. — Сучил ногами Шувалов в попытке, оттолкнувшись, отползти подальше от озверевшего оперативника.
Так благодаря кропотливой работе и вдумчивому планированию операции следственного комитета и милиции, список маньяков, оставшихся на свободе, сократился еще на одну фамилию.
***
Сидящий на ступеньках возле входа в храм паломник, с окладистой бородой, кустистыми бровями, дочерна загоревшим лицом, мельком бросил взгляд исподлобья на стоящих у подножия лестницы храма двух европейцев и парочки явных азиатов.
Холеные, невозмутимые рожи и блестящие в предвкушении глаза, с первого раза выдавали представителей англосаксонской нации.
— Ты все понял хавилдар (сержант)? — панибратски хлопнул по плечу индуса англичанин.
"Опа, Гурки, похоже начинается, — заключил паломник, он же капитан Кушнарев, начальник спецгруппы службы безопасности России, узбек по национальности, вот уже как два месяца околачивающий груши в Тируванантапурама, вместе с боевой группой спецназа "Альфа" в количестве шесть человек, — прибыли голубчики, на рекогносцировку надо полагать!"
"Не, ну надо же было придумать название, что городу, что храму, как индусы сами их выговаривают, уму непостижимо!" — в который раз, мысленно, ругнулся капитан.
Вообще-то европейцев здесь хватало, каждый день возле храма роились различные туристические группы со всего мира, фотографируя виды, слушая пространные лекции гидов, сметая с прилавков многочисленных ларьков и лотков разносчиков открытки и сувениры.
Однако принадлежность именно этих визави к аналогичной службе безопасности России структуре не вызывала сомнения.
На вход в храм существовал строгий, негласный фейсконтроль — вход разрешен только верующим буддийцам, так что агенты МИ-6 подстраховались, задействовав свою агентуру из числа местных жителей.
Отправив гурков в храм, англичане озирались по сторонам, гадая вслух, ни во что, не ставя аборигенов — где может быть вход в подвалы храма?
Храм располагался в трех километрах от побережья и представлял собой комплекс строений, занимавший целый квартал. Венцом комплекса являлась — тридцатиметровая, семирядная недопирамида — гопурама, каждый свободный метр которой был украшен затейливой резьбой и фигурами индийских божеств.
Все стены внутри покрыты росписями и фресками, изображающими различные мистические истории индийского эпоса, каждый столб подпирают различные божества и прочие герои.
Справа от храма, если смотреть на центральный вход, метрах в ста, находился практически квадратный водоем, то ли пруд, то ли окультуренное озеро, в котором паломники совершали омовение, прежде чем посетить святыню. Загаженный донельзя, окруженный по периметру полуразрушенным забором и разбитыми тротуарами.
Со всех сторон, в том числе и на территории самого храма располагались храмы помельче, посвященные и другим божествам. Сзади, практически вплотную к храмовому комплексу проходила улица "Запад Нада" мимо храма "Вест Нада" пересекающаяся с улицей "Чоттуперай-стритт", по которой можно было подъехать к боковому входу в комплекс. Обогнув комплекс справа и, свернув на улочку, зажатую складами и строениями, можно было добраться до другого входа в гопурам.
С парадного входа добраться можно было только пешком, преодолев разукрашенные столбы, перегораживающие дорогу в двухста метрах от храма. Вплотную к гопураме примыкал, построенный скорее всего гораздо позднее, тридцати метровый бетонный сарай с забранными решетками квадратными окнами, через который посетители попадали в храм.
Дождавшись, когда долгожданные посетители войдут в арочные, высотой метров шесть-восемь врата, "паломник" пару раз щелкнул тангентой рации и скользнул вслед за ними, покосившись на стоящих на задних лапах, по краям входа слоников, хоботы которых жуют слоники помельче.
Капитан пристроился недалеко возле входа в гопураму, под статуей четурехрукой мадам, играющей на мандолине, прищелкивая пальцами третьей рукой и держа в четвертой левой руке непонятный кирпич, завернул ноги калачом в форме лотоса, и изобразил медитацию, не выпуская гурков из виду.