Страница 195 из 285
— Спасибо дорогие мои, — слегка поклонился я оставшимся, — спасибо за доброту и сострадание которого бандиты не заслуживают, спасибо, что остались людьми….
Развернувшись, я прошел сквозь расступающихся людей к самой виселице и, встав спиной к приговоренным, продолжил:
— И вам спасибо! За мужество, за непримиримость и нетерпимость к злу и неправде! Последний раз спрашиваю, какой им приговор? — Я протянул руку в направлении виселицы.
— Смерть! — Выдохнули стоящие рядом, — смерть, — нерешительно поддержали оставшиеся с той стороны троса.
"Беда, беда, как легко манипулировать чувствами толпы, особенно когда их внутреннее убеждение согласуется с внешним посылом! Политтехнологи во всей красе".
Все в душе противилось продолжению казни, руки начало потряхивать от напряжения. Я повернулся к смертникам и спросил:
— Я, президент России, кто из вас считает себя гражданином страны и искренне готов просить помилования?
Стоящие в напряжении, боясь пошевелиться, террористы осторожно переглянулись. Единственная женщина, прикрыв глаза, исступленно молилась, готовясь к смерти.
Басаев гордо вздернул голову: — Не дождетесь, русские собаки! — террорист попытался плюнуть в меня, опасно покачнулся на табуретке, одна ножка которой под тяжестью тела погрузилась в землю сильнее и пренебрежительно бросил, — "Хьо суна кIел ву!" [36]
— "Аузунга чичайм!" — поддержал командира сосед Басаева по виселице слева и, видя непонимание в моих глазах, в меру своих убогих лингвистических способностей перевел: — "ср…л я твоя рот!"
"Ну ну, вместе и батьку бить сподручнее. Вон как раздухарились орелики, ничего я приготовил для вас сюрпрайз!"
Я, натянув на лицо издевательскую улыбку, напоминающую оскал, покачивая огорченно головой, смотрел на беснующихся террористов, стоящих одной ногой в могиле и поливающих меня и окружающих бранью, заводящихся все сильнее и сильнее.
— "Ас хьа нанн дина!" [37]
— Посмотрите на них! — рявкнул я в мегафон, повернувшись к телеоператорам, оживленно снимающим процесс, — герррои! Освободиииители! Борцы за Ичкерийский имамат от моря и до моря…. Не террористы и убийцы, а цвет нации и соль чеченской земли, как мне охарактеризовал их Дудаев, — присовокупил я чеченского президента к терракту.
Мы будем иметь тебя во все дыры! — донеслось мне в спину.
Я поворошил костерок гнева бандитов, самодовольно и нагло ухмыльнувшись и, скорчив презрительную мину, охарактеризовал разошедшихся оппонентов, уронив в мегафон: — А еще пидарасы и насильники!
— Ах ты, — захлебнулся воздухом Басаев, — мы твою мать, ваших жен и сестер, — и не договорив захрипел, сверзившись от неосторожного движения с табурета, отчаянно дергая ногами, в попытке найти ускользнувшую опору.
Ругань как обрезало, бандиты до сих пор не верящие в происходящее, уверенные, что я их запугиваю, заворожено смотрели на затухающие судороги Басаева в петле.
Я вновь повернулся к приговоренным и огорченно покачал головой.
"Ушел зараза, а я ему столько сюрпризов приготовил! Хоть бери и спасай".
— Ну как же так неосторожно, самоубился бедняга и не дождался справедливого возмездия! — фальшиво посочувствовал я.
— Ля иляха илля-Ллах, отчетливо произнесла террористка, — Ля иляха илля-Ллах, — возвысила она голос, подняв голову, — Ля иляха илля-Ллах, — она обессилено прошептала последнюю фразу, поникнув головой, и ссутулившись, насколько позволяла петля, как будто из нее выдернули внутренний стержень.
— Зря надеетесь вы на Аллаха, он не примет вашу смерть! Тела ваши будут скормлены бродячим псам и останки сожжены, прах ваш будет развеян по ветру, кости зароют на этой свалке, а душам вашим вечно гореть в аду! — припечатал я, показывая на подъезжающий к виселице фургон из которого доносился озлобленный, разноголосый собачий лай.
В глазах приговоренных постепенно проявлялось понимание, что уже все, жизнь закончилась, и совсем не так как ожидалось. И не дождутся отец с матерью домой героя-сына, и не услышат они хвалебных речей односельчан, и не прочитает никто "куль хува ллаху ахад" [38] одиннадцать раз на могиле, и не дарует воздаяние (саваб) умершим, так как не будет могилы. И на кладбище никто не зайдет и не прочтет суру "Ясин", так как и кладбища тоже не будет. А предстоит позорная для мусульманина казнь и отсутствие посмертия для верующих.
— Ты не сдэлаэшь этого! Это бэсчэловэчно! Нэзаконно! — Прорезался голос соседа справа от висящего Басаева.
— И кто же апеллирует к Российскому правосудию? — неподдельно удивился я.
— Я, гражданин Российской Федерации — Сайд-Али Сатуев, резво отозвался чеченец, с безумной надеждой ловя мой взгляд.
— Бывший гражданин, уже бывший! — ответил я товарищу Басаева, с которым они в прошлом году, девятого ноября, угнали самолет в Турцию, там заложников выпустили, сделали политическое заявление и в этот же день, попустительством турецких властей, вылетели в Грозный. — Пока вы расстреливали заложников, Верховный Совет единодушно внес поправку в конституцию о лишении террористов гражданства, и соответственно прав гражданина и единодушно проголосовал за введение смертной казни за терроризм!
За моей спиной восторженным шепотом переговаривались теле и фотооператоры, журналисты, лавируя меду людьми, протискиваясь ближе к виселице, выбирая лучший ракурс для съемки. Этой закаленной братии сам черт брат. Люди разделившиеся на два лагеря делились между собой мнениями.
Над свалкой разносился глухой рокот толпы, смешиваясь с собачьим лаем, карканьем ворон и сдавленной руганью террористов.
Над выложенными рядками трупами террористов роем вились жирные навозные мухи, внося свою лепту в звуковое оформление. Одна ворона осмелела и усевшись на голову убитого бандита клюнула в глазницу, вытаскивая глазное яблоко.
— Закон обратной силы не имеет! — Выкрикнул еще один юридически подкованный стоялец на стуле, — мы требуем суда в Ичкерии!
— Фантазер ты батенька, — не согласился я и громко озвучил в мегафон, — заканчиваем прения, готовьтесь к смерти!
— Кха, кха, кхе, раз, раз, — включился, непредусмотренный моим сценарием, громкоговоритель.
Я удивленно оглянулся. Протолкавшись сквозь людей, под самую виселицу выскочил плюгавенький товарищ, поблескивающий блеклыми глазками в роговых очочках, с вытянутой скорбной, смутно узнаваемой физиономией, сопровождаемый группой сподвижников и исступленно завопил: — Я, от лица передовой либеральной общественности и фракции депутатов Верховного Совета РСФСР от избирательного блока Союз правых сил России, выражаю решительный протест против устроенного президентом судилища, безусловно попирающего все нормы морали и нравственности! В прошлом году Мы приняли Декларацию о правах человека и гражданина и что сейчас видим? Пока я с группой депутатов Верховного Совета, безуспешно пытался не допустить кровопролития, организовать переговоры с представителями суверенной Ичкерии, от безысходности решившихся на такой отчаянный шаг, за нашей спиной президентская команда проталкивает принятие таких бесчеловечных поправок в Конституцию и уголовный кодекс.
"Кто же ты убогий, каким ветром тебя сюда занесло? Совсем менты расслабились, как пропустили только такого борцуна за правду?"
"Так ведь иммунитет у него батенька депутатский, — прорезался внутренний голос, — это он в девяносто четвертом году, в ходе неудачного штурма Грозного скажет по радио из бункера Дудаева, сгорающим в подбитых танках, брошенным в лобовую атаку российским солдатам попавшим в окружение: "сдавайтесь, вас предали командиры, я вам гарантирую, что сегодня вы вернетесь в свои части". Многие, поверившие правозащитнику, потом горько пожалели сидя в зинданах, умирая под пытками, глядя на товарищей которым живьем отрезают головы. Он же в последствии на прессконференции обратился к матерям России, назвав их сыновей убийцами, завалившими своими трупами руины Грозного высказавшись предельно цинично и откровенно: "С радостью сообщаю вам, что штурм Грозного провалился!" Дудаев оценил верного пасынка Чеченского отечества наградив в девяносто пятом году иуду орденом Чеченской Республики Ичкерия "Рыцарь чести", впрочем, как и Басаева за Буденновск. Ковалев назовет коллегу Басаева Чеченским Робин Гудом!"