Отчаянная решимость

И она была почти в бреду от счастья, когда они шли в спальню, в которой всегда останавливался Данте, ее красивое лицо расплывалось в улыбке.

— Твоя мама такая милая, — произнесла Кара, когда они готовились ко сну. — И к тому же с таким юмором. Ты бы видел выражение своего лица, когда я держала Ариэллу, а твоя мама спросила, выбрали ли мы уже имена для своих детей. Мне показалось, что у тебя случится инсульт!

Данте с отвращением покачал головой.

— Да, моя мама иногда бывает настоящей комедианткой. Но эта шутка насчет детских имен — что-то вроде нашей семейной шутки.

— Я так и подумала. Но она была так добра ко мне, Данте. А также твоя сестра и шурин. Мне кажется, если все остальные члены твоей семьи будут такими же завтра, то все будет не так уж плохо, верно?

Завтра, в субботу, был юбилей — шестьдесят пять лет тети Долорес, и в семейном ресторане должен был состояться большой прием. Поначалу он сомневался, стоит ли бросать Кару на растерзание волкам (в переносном смысле, конечно), учитывая, что соберется по меньшей мере сотня человек семьи и друзей. Но она быстро отбросила его сомнения, заверив, что нисколько не возражает.

— Чем больше, тем веселее! — весело заявила она. — Ну, кроме твоей бабушки, возможно. У меня такое сомнение, что она возненавидит меня, Данте.

— Она не возненавидит тебя, — настаивая, произнес он. — Перестань так думать, ладно? Я не гарантирую, что она примет тебя также, как моя мама. Нонна не отличается особой теплотой и пушистостью, но все будет хорошо. Поверь мне, ладно?

— Хорошо.

Тогда она прижалась к нему и ощущение ее мягкого, соблазнительного маленького тела мгновенно возбудило его. Несмотря на заверения Кары, что она чувствует себя намного лучше и ребра почти не болят, Данте боялся заняться с ней любовью. Но он не мог долго сопротивляться ей, и как только ее маленькая ручка скользнула вниз по его животу, начав убедительно поглаживать его член, все его сопротивление тут же испарилось.

Кара ахнула, когда он снял с себя серые хлопчатобумажные трусы, а затем так же быстро стащил у нее через голову маленькую ночную рубашку. Его руки быстро завладели ее полными грудями, он громко застонал от их тяжести в своих ладонях. Он не смог удержаться, чтобы не провести языком по каждому возбужденному соску, затем засосать ареолу в рот, потом перешел к другой.

Ее пальцы запутались в его волосах, притягивая его голову ближе к себе, ноги переплелись. Он был таким твердым, что у него болели яйца, его член практически умолял об освобождении, и ему было совершенно не важно, как он сможет освободиться, он даже не мог нормально мыслить. Выбор был за рукой Кары, ртом, сиськами или киской, и он импульсивно выбрал последнее.

— Ты должна быть на мне сверху, — прохрипел он, перекатываясь на спину, усаживая ее верхом на себя. — Я знаю, что ты постоянно мне говоришь, что не чувствуешь боли в ребрах, но я боюсь причинить тебе боль, если на тебя лягу.

Кара низко склонилась над его распростертым телом, ее груди прижались к его груди, она поцеловала его.

— Ты никогда не причинишь мне боль, — прошептала она. — Но мы сделаем все по-твоему. Иначе, боюсь, ты будешь сдерживаться.

Он стиснул зубы, его руки вцепились в простыни, когда она медленно стала опускаться на его пульсирующий член до самых яиц.

Он вцепился в ее бедра, удерживая на месте.

— Посиди спокойно минуту-другую, ладно? — с трудом вымолвил он. — Ты ощущаешься так чертовски узкой и горячей вокруг моего члена, что я боюсь кончить за тридцати секунд, если ты пошевелишься. Просто... дай мне взять себя в руки.

Она выполнила его просьбу, оставаясь совершенно неподвижной, пока он делал несколько глубоких вдохов, чтобы его сердце билось не с такой скоростью. Он пристально посмотрел на нее, изучая ее обнаженное тело впервые с тех пор, как привез ее к себе на прошлой неделе. О, конечно, он видел ее обнаженной или частично обнаженной, когда помогал ей одеваться и раздеваться, чтобы принять душ. Но он всякий раз морщился, когда замечал ужасные синяки на ее грудной клетке, а также царапины и синяки, покрывающие ее тело, быстро отворачиваясь, чтобы умереть свой гнев из-за того, что ей пришлось перенести.

И теперь, когда синяки прошли, он хотел разглядеть ее. Она, конечно, стала стройнее с тех пор, как он в последний раз видел ее обнаженной — грудь стала чуть меньше, талия более тоньше, живот плоским. Но она была такой же мягкой, соблазнительной и женственной, как и тогда, и он не мог удержаться, чтобы не провести руками по ее упругим бедрам или сжать ее упругую задницу. Она нетерпеливо всхлипывала от его прикосновений, желая и нуждаясь в нем также, как он жаждал ее.

Он направлял ее своими руками, в определенным ритме, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, пока он не начал отчаянно трахать, входя глубоко в ее сладкую, уютную киску с такой силой, как только мог. Она брала его целиком, принимала каждый глубокий его толчок, каждое мощное движение его бедер, каждое движение его пальца по ее клитору. Она уперлась руками в его бедра, кончая, внутренние стенки ее влагалища сжали его член, как кулак, при сокращениях. И видя, как радость омыла ее лицо, наблюдая, как ее глаза закрылись, а дыхание стало неровным, он кончил.

После этого Кара обессиленно рухнула ему на грудь, прижавшись губами к его плечу, он стал вырисовывать успокаивающие маленькие круги по ее спине.

— Я не пользовался презервативом, — пробормотал он. — Первый раз в жизни я забыл о нем. Вот дерьмо.

— Ничего страшного, — сонно заверила она его. — У меня месячные закончились три дня назад, так что нам ничего не угрожает. Иначе нам придется придумать имена для детей.

Он игриво шлепнул ее по заднице.

— Умник, — упрекнул он. — Нет, отвечая на твое замечание. По крайней мере, сейчас я не готов. Но в один прекрасный день я хочу иметь детей. А ты?

Кара кивнула.

— Конечно. Но опять же, не сейчас. Мне, наверное, придется в ближайшее время вернуться к таблеткам или еще к чему-нибудь другому, чтобы не забеременеть. Раньше я принимала таблетки, но поправлялась от них, поэтому перестала их принимать пару лет назад.

— Мы что-нибудь придумаем, — согласился он. — И было бы здорово хоть раз в жизни не пользоваться презервативами. Это было чертовски здорово объезжать тебя, ощущать полностью.

Она нежно прикусила один из его сосков.

— А я-то думала, что это я тебя объезжаю.

Данте усмехнулся.

— Фигурально выражаясь, Кара mia. Но это было потрясающе, если ты позаботишься о сохранении, я с радостью выброшу свой запас презервативов в мусорное ведро.

— Согласна.

Тогда она сонно зевнула, и, хотя он готов был с радостью скользнуть обратно в ее плотную маленькую киску, чтобы задержаться там еще на некоторое время, он пытался успокоить себя, говоря, что она все еще окончательно не восстановилась после травм. Он заправил ей за ухо длинную прядь и поцеловал в лоб.

— Спи, милая, — сказал он.

— Уверен? — с беспокойством спросила она, прижимая руку к его груди. — Ты, гм, не чувствуешь, что тебе… э-э… мало. — Она слегка подтолкнула коленом его полустоячий член.

Данте подавил стон, но твердо решил поступить по-джентльменски.

— Мне всегда мало, когда дело касается тебя, — мягко ответил он. — Но я могу подождать до утра. В конце концов, учитывая, каким придурком я был, ни разу не оставшись у тебя на ночь, у нас не было секса после пробуждения.

— Ты уверен, что нас никто не услышит? — заволновалась она. — Например, твоя мама... ну, твоя мама не услышит нас утром.

Он рассмеялся в ответ.

— Нет, она нас не услышит. Во-первых, ее комната находится на противоположном конце этого этажа. И, во-вторых, когда я перестраивал этот дом несколько лет назад, первое, что я сделал — заменил всю звукоизоляцию. Теперь эта комната практически звуконепроницаема.

— Хорошо. — Кара снова широко зевнула, удовлетворенная его ответом. — Тогда спокойной ночи. Я люблю тебя.