Страница 93 из 101
Если, кто ещё не знает, то в «новой» реальности Ильич Реальный — Остроменский Михаил Ильич, классик марксизма! В «Пантеоне» новой идеологии — если так можно выразится, он стоит на третьем месте — после самого Маркса и Энгельса. Лишь после него — Ленин, Плеханов и прочие Каутские…
Смог ли я создать такой порядок — когда социалистические «менеджеры» не разжиреют и не перестанут «ловить мышей»?
По-моему, СМОГ!!!
Одна из работ Ильича Конкретного была посвящена «мягкой» конкуренции при социализме. Практически, она стала настольной книгой каждого советского начальника, каждого хозяйственника или партийца. Все её положения тщательно выполняются!
Красная Гвардия, например — среди силовых структур, конкурирует с Красной Армией и, если что — «тычет» красных генералов и адмиралов в их собственное жидкое и вонючее дерьмо. Нравится последним такое? Конечно, нет! Но, изменить ПОРЯДОК(!!!) они не в состоянии… Что им остаётся? Искать места, где «обос…алась» уже Красная Гвардия — что, им изредка удаётся.
Возможен ли, между ними сговор?
Пока существует конкуренция между «НКВД» и «ЦИБ» — НЕТ!!!
А, если сговорятся спецслужбы?
Пока товарищ Сталин присматривает за «НКВД» а товарищ Даниил Стерлихов — за «ЦИБом», спецслужбы не сговорятся! Да и, в «теме» они — там очень ответственные товарищи сидят! Все высшие хозяйственные деятели, очень хорошо знают об роли и значении «мягкой» конкуренции в социалистическом государстве и народном хозяйстве…
В экономике же, например, «Корпорация USSR», типа — «государства в государстве», вполне успешно конкурирует с частными, кооперативными или государственными предприятиями…
Глава 33. Смерть Хозяина Замка.
"Люди просят у Бога лёгкой жизни, а надо просить лёгкой смерти",
— не помню откуда…
Эх, хороша всё-таки, жизнь! Глупа, крайней запутанностью своей, смысл её тёмен и непонятен порой — а, все-таки ХОРОША!!! Эх, хороша то, как…
Хороша…
Очень хороша… Вот только, скоро умирать надо…
Скоро… Надо умирать мне…
Однако, пора заканчивать с «мемуарами»… И, с ними тоже.
Уже очень давно, любая моя попытка встать и добраться до туалета для отправления естественных нужд или приведения себя в порядок, превращается в очередную серию «садо-мазохистской» мыльной оперы… Бесконечный, панический липкий ужас — при одной только мысли, что мне надо встать со своей кресла-кровати и сделать с десяток шагов… Последние две недели, я практически перестал есть, пить — чтоб свести нужду вставать до минимума…
Я жутко устал бороться с болью…
Да! Можно позвать сестру-сиделку с «уткой». Да и, звать не надо — одна из них всегда дежурит у спальни и через каждые полчаса заглядывает и предлагает… С сочувствием и участием… Но, если помощь двух давно знакомых мне женщин для еженедельного купания, я ещё… То, «это»…
НЕТ!!!
Категорически, нет! «Таким», вы меня никогда не увидите — уж, так сильно я вас всех люблю! Я уйду, оставаясь в вашей памяти сильным…
ЧЕЛОВЕКОМ!!!
Да и, зачем? Чтоб, подольше промучиться?! …Сколько? Ещё день? Неделю? МЕСЯЦ?!
Ради чего?
Я, всегда… Нет, вру: с определённого времени, жил ради чего-то… С какой-то целью. Всё, что я смог сделать, я сделал — цель достигнута, что будет дальше — от меня уже не зависит. Ради чего, мне теперь продолжать жить?
И, разве это жизнь? Оооо… Я очень хорошо знаю, что такое «жизнь»! Жизнь, это… Это — ЖИЗНЬ!!!
Нет, сегодня пора заканчивать… Пришло время умирать.
Где-то месяц назад, на мгновение поддавшись БОЛИ(!!!), я втихоря попросил у Дуремара какого-нибудь сильного обезболивающего:
— Чтоб, ничего не чувствовать, понимаешь? Чтоб, одеревенеть, что ли…
Вообще-то, мне что-то кололи три раза в день приходящие медсёстры из Солнечногорского Госпиталя. Сначала, неплохо помогало, но потом…
Дуремар, по виду сильно колебался, но через неделю всё же принёс мне коробочку с небольшими, аккуратненькими ярко-красненькими таблеточками:
— Держи, Шеф!
— «Одеревенею»?
Дуремар помялся:
— Одеревенеешь… Если, пять таблеток зараз, — он, как-то — очень грустно, посмотрел мне в глаза, — то «одеревенеешь» навсегда…
— Я не институтка, чтоб пилюлями травиться. Откуда? …«Оттуда»?!
Дуремар, как-то заметно оживился:
— Нет, уже «здесь» синтезировали. Экспериментальный препарат для тяжелораненых… Для ОЧЕНЬ(!!!) тяжелораненых. Ещё в войну разрабатывался, но в серию не пошёл из-за некоторых побочных эффектов.
— Каких же?
— Наркотическое привыкание… Больше трёх приёмов и, ты — конченный наркоман, Шеф!
Сначала, я хотел отказаться… Но, БОЛЬ(!!!) требовала: ВОЗЬМИ!!!
Поколебавшись, борясь с самим собой, я отсыпал себе три таблеточки, а коробочку с остальными вернул Дуремару. Всё поняв, тот попрощался:
— Удачи, Шеф!
— Издеваешься? — раздражённо прервал его я.
Было острое желание проглотить все три таблетки прямо сейчас, немедленно… Но, я сдержался — хотя и, был на пределе.
— Тогда, прощай и спасибо за всё…
Я ему ничего не ответил.
Потом, мне «ширнули» — как-то более-менее «отпустило» и, я про эти таблетка почти забыл…
Третий день я не могу встать и самостоятельно добраться до туалета… Без них — без таблеток. Почти на двенадцать суток их действия хватает, а потом… Потом, ещё хуже!
Да, действительно — наркотик. Такие «мультики» ловлю! Однако, себя почти контролирую.
В дверь осторожно постучали:
— Вы не спите, Дмитрий Павлович?
— Не, Сашенька, не сплю…
За мной присматривают по очереди две добровольные медсестры-сиделки. Кроме дочери Лузера — Дашеньки, за мной приглядывает-ухаживает Сашенька — младшая дочь Полины Андреевны, вдовы моего верного — но, увы… Уже давно покойного Егора. Му-му, стало быть… Как и, многих других, не сберёг я его.
Обе они вдовые: мужа Дашеньки — ещё во время Брусиловского прорыва, сбили над Луцком, а муж Сашеньки — офицер-артиллерист из ударно-штурмовой бригады, пропал без вести где-то в предместьях Варшавы.
У обоих остались после мужей дети: у Дашеньки их двое, а у Сашеньки — трое…
Она вошла, внимательно-испытывающе посмотрев на меня:
— Всё хорошо? Не надо ничего, Дмитрий Павлович?
— А, что может быть надо старику, от молодой, прекрасной женщины? — весело, с элементами заигрывания ответил я, — твоя улыбка, Сашенька и, я на целый день буду здоров и счастлив!
Предательская капля пота от боли, поползла из-под чуба к переносице, но она ничего не заметила… У неё своих забот, полон двор.
Ей далеко за пятьдесят, поэтому словосочетание «молодая, прекрасная женщина», неизменно вызывает у неё улыбку:
— Так, я пораньше уйду… Как обычно?
— Конечно, иди! Осталось то три часа — а, там Даша придёт… Управлюсь как-нибудь сам.
И, у Даши и, у Саши — уже есть внуки. Правда, у Сашиной старшей дочери какие-то семейные проблемы и, она часто просит мать присмотреть за внуком… В эти дела я не вдавался — сочтёт нужным сама расскажет.
— Так, не забудьте позвонить на вахту, Дмитрий Павлович! — напоследок ещё раз одарив обворожительной улыбкой, Сашенька исчезла за дверью.
Я, дотянулся до висящего на стене телефона:
— Василий! Выпусти Сашу… Да, как обычно…
ВСЁ!!! Пора уходить…
Я достал из кармана сложенную в пакетик кусочек бумаги и развернул её… Вот она — моя «красненька»! Моя таблеточка…
«Никогда не понимал наркоманов и, вот — под самый конец жизни, проникся…,- с вожделением разглядывал я красную пилюльку, — счас… Счас… Счас, станет легче… Потом — совсем «легко»… Счас!