Страница 11 из 117
Арина, кажется, знала, что именно.
Однажды на соревнованиях она потянула ногу, и её коленку обмотали эластичным бинтом. Она не собиралась маячить перед ним, сидящим на низкой деревянной лавочке, ожидая своей очереди, но её так поставили. Она тупила и промахивалась от того, что постоянно думала о том, что он там сидит. А он злился, что она такая раззява, и сокрушённо взмахивал руками каждый раз, когда она пропускала мяч. Он не должен был её запомнить. Но он смотрел сейчас на её коленку, и она боялась, что он вспомнит и также взмахнёт руками.
Она завязала халат и села рядом.
— Иди сюда, — он посадил её к себе на колени.
Она украдкой взглянула на часы, обнимая его за шею. Время едва приближалось к четырём, но из-за дождя казалось, что уже глубокий вечер.
— Хочешь кофе? — предложила она.
— Варёный?
— Любой. Чёрный, крепкий, горький? Итальянской обжарки? Слоновий? Лювак?
Она понятия не имела какой кофе он любит. Она так много всего о нём не знала.
— Слоновий?!
Она слезла с его колен и пошла по квартире, по дороге включая свет как посадочные огни, по которым он должен найти дорогу на кухню и приземлиться прямо на мягкий диванчик.
— У тебя же этот вьетнамский талисман удачи и любви на пальце. Я думала про их слоновий кофе ты тоже в курсе.
Он сел точно в предполагаемое место — самое удобное на нескромных пятнадцати квадратах её любимого в квартире помещения.
— Любви? Серьёзно? Мне его товарищ с Вьетнама привёз, — хмыкнул он, рассматривая кольцо. — Интересно, не намекал ли на что. А ты ездила во Вьетнам?
— Было дело.
Она не задумываясь открывала и закрывала нужные шкафы — на своей кухне она чувствовала себя как рыба в воде.
— Так вот, слоновий кофе он как лювак, только ферментируют его не ласки, а пищеварительная система слонов.
— Я понял. Слоновьи какашки я не буду. Так же, как и Лювак. Что ты там говорила на счёт итальянской обжарки?
— А зря. Мусанг, он же лювак, он как твой хорёк. Милый, пушистый, коричневый. И кофе этот очень мягкий, без кислоты, без горечи. У меня даже специальная кружечка для его заварки есть. И сгущёнка. Ни с чем так вкусно не получается вьетнамский кофе как с нашей совдеповской сгухой.
Он недоверчиво поморщился.
— Но специально для тебя, так и быть, Лаваццо Оро.
— Кстати, бискотти, — сказала она, ставя на стол печенье. — Рекомендую как раз к кофе. А себе, я, пожалуй, плесну вина. Длинный что-то выдался денёк.
— А мне почему не вина?
— А ты за рулём.
Тон её не предполагал выражений, и она знала, он не возразит. Он всегда такой правильный, этот Андрей Савицкий.
— Так что там на счёт твоей первой женитьбы? — спросила она, ставя перед ним чашку дымящегося кофе.
— Я до сих пор не могу понять, как я мог так ошибиться. Но в ней было что-то такое, — он посмотрел на неё, подбирая правильное слово, — твоё.
— Ты не торопишься с выводами? — она сделала большой глоток, скрывая своё замешательство. — Мы знакомы всего пару часов.
— Это не важно, сколько времени мы вместе. Я понял, что именно тебя искал всю жизнь сразу, едва увидел тебя в том кафе в рваных колготках, с окровавленными коленями. Когда я увидел свою первую жену, мне казалось, я испытал такое же чувство. Я не увидел её. Я словно вспомнил её, узнал. Это как откровение. Только там все оказалось проще. Оказалось, мы учились в одной школе. Правда, я узнал об этом уже после свадьбы.
— Правда? — она едва не подавилась вином. — Не хочу тебя разочаровывать. Хотя есть соблазн подождать до свадьбы. Но со мной, Андрей Викторович Савицкий, ты тоже просто учился в одной школе.
— Я знаю, Арина Александровна Перова.
— Альстен. Арина Александровна Альстен. По мужу.
— Так значит, муж всё же есть? — он окунул в кофе твёрдое печенье.
— Да, он есть, но мы два года назад развелись. Не сошлись характерами.
Он удовлетворённо вздохнул и поднял глаза от кружки.
— А моя первая жена была твоей одноклассницей. Я именно из-за тебя с ней развёлся.
Сейчас он её не на шутку удивил. Но смутная догадка уже царапала душу.
— Анфиса? Анна Фисенко стала твоей первой женой?
— Теперь она Анна Савицкая.
«Сука!» — хотелось крикнуть ей, но, чтобы справиться со своими чувствами, она встала и подошла к окну. «Господи, она же наверняка рассказала ему о том, какая я дура. Обо всех тех глупостях, что я делала. Ведь она знала всё-всё.»