Рыцарь (ЛП)

Оставалось надеяться, что когда мы поедем обратно, Касс будет с нами. Может, Тарси сумеет взять её с собой в Барьер, поможет выяснить корень проблемы, в чём бы она ни заключалась, и как её решить. Может, Юми тоже поможет.

Чёрт, да может быть, Касс самой надо провести несколько лет в заснеженных пещерах.

Сидя там, на самолёте, летевшем над Южной Америкой, я решила, что прослежу, чтобы это случилось. Если Тарси посчитает, что заснеженные пещеры помогут, так мы и поступим. Каким бы ни было решение, я воплощу его в жизнь — может, даже если Касс будет возражать.

Чёрт, да я сделаю что угодно, если это поможет ей обрести умиротворение.

Глава 52

Зона выброски

Я покосилась на Ревика, который сидел пристёгнутым к сиденью напротив меня.

В данный момент он казался слишком далёким.

Однако я знала, что сейчас не время притягивать его.

Как раз когда я подумала об этом, он улыбнулся мне и послал импульс тепла. Руками он обхватывал холщовые ремни, которые удерживали его на сиденье самолёта HV-22 Osprey. Выглядело это так, будто он свесился с какого-то гамака.

Однако он выглядел до смешного комфортно.

Самолёты Osprey казались мне странным транспортным средством — как будто какой-то накачанный вертолёт скрестили с бомбардировщиком времён Второй Мировой Войны. Но самолёт выглядел достаточно прочным и на удивление тихим, несмотря на пропеллеры. Единственное, что меня беспокоило — как мы будем покидать его салон.

Ревик уже предупредил меня, что это может случиться до приземления самолёта.

Во время нашего последнего стратегического совещания Ревик говорил так, будто нам с вероятностью 50/50 придётся прыгать. Теперь я гадала, не сказал ли он это для того, чтобы успокоить меня.

— Мы будем ждать сигнала от Врега, — произнёс он, глядя больше на меня, чем на остальных, рассевшихся вокруг конференц-стола в подпалубном помещении. — Он пока не выходит на связь, так что мы предполагаем, что он нашёл край вторичной конструкции.

— Как мы определим место сигнала? — спросил кто-то. Кажется, это был Локи.

— У нас есть приблизительные координаты, — сказал Ревик, взглянув на него. — Всё рассчитано, и ему дан приказ нарушить радиомолчание в чрезвычайной ситуации. Проблема не в местности, — добавил он, взглянув на меня. — Нам намного сложнее определить границы самой конструкции. Конечное решение Врега будет зависеть частично от того, насколько близко к ним нам нужно будет приземлиться… и, конечно же, от того, установят ли они контакт.

То есть, будут ли они находиться в разгаре перестрелки.

Выбросив это из головы, я сделала глубокий вдох.

Я вновь взглянула на Ревика, повисшего на ремнях своего сиденья, и он улыбнулся, послав мне более сильный импульс тепла. Наверное, он чувствовал, как я нервничаю. Я покосилась на Юми, которая сидела рядом со мной, и на Чинью, которой поручили присматривать за Джоном, хотя ему этого никто не сказал.

Я не смотрела на самого Джона, пристёгнутого по другую сторону от Юми.

Однако я чувствовала его и знала, что он тоже нервничает.

Ещё дюжина азиатских видящих занимала остальной грузовой отсек Osprey, и многих из них я не знала по именам. Я даже лица не все узнавала.

Все они обращались со мной вежливо — даже почтительнее, чем с самим Ревиком. Это были оставшиеся разведчики, которые обучались под началом Адипана, но изначально остались в Азии, чтобы защищать лагеря беженцев и поселения в Памире.

Балидор вызвал их сюда незадолго до нашего отъезда в Сан-Франциско, а беженцев вооружили, чтобы они могли защититься сами.

Он сказал, что давно пора было перевести их сюда, но это заставляло меня нервничать.

— Напомни-ка мне ещё раз, почему это не безумие? — спросила я у Ревика.

Сидевшая рядом со мной Юми рассмеялась, похлопав меня по ноге.

Ревик улыбнулся и показал уклончивый жест ладонью.

— Вообще не успокоил, муж, — сообщила я ему.

Юми снова рассмеялась, показав что-то Чинье, и та тоже расхохоталась.

Ревик не отводил взгляда от меня. Он заулыбался ещё шире, когда я закатила глаза и прислонилась к спинке мягкого сиденья. Его глаза оставались чрезмерно блестящими, как перед операцией в банке и прямо перед выездом на операцию в Секретариате. Спокойствие, которое я в нём ощущала, приводило в бешенство.

Я знала, что он на самом деле расслаблен, а не притворяется ради меня. Почему-то пребывание в движении всегда его расслабляло. Часть того напряжения ушла с его лица с тех пор, как мы покинули ту комнату без окон на крейсере-авианосце.

— Ты бы предпочла вернуться к команде Балидора? — спросил он у меня.

Я покосилась на него, подавляя настоящее раздражение.

— Я бы тебе не позволил, — добавил он с улыбкой. — …Просто спрашиваю.

Чинья широко улыбнулась.

Закатив глаза, я щёлкнула языком. И всё же я тоже не смогла сдержать улыбки.

Пытаясь отвлечь свои мысли от Касс, Джона и того, что мы делали, я посмотрела в грязное окно самолёта, но мало что увидела. Солнце село много часов назад, и осталось лишь несколько звёзд. Если на небе и стояла луна, облака скрывали её из виду.

— Они уже получили сигнал? — спросила я у Ревика, всё ещё говоря вслух.

Он опустил наушник шлема на ухо и посмотрел в сторону второго пилота, постучав костяшками пальцев по разделительной органической панели.

Обернувшись, второй пилот ответил серией жестов. Я увидела, как он нажал несколько кнопок на освещённой приборной панели, и в пространстве над его руками появилась трёхмерная диаграмма. Она напоминала мне экран радара.

Ревик посмотрел обратно на меня.

— Мы близко, — сказал он. — Пятнадцать минут.

— Нам придётся прыгать?

Я задала этот вопрос слишком быстро.

Я увидела, как он колеблется.

Мы все уже надели парашюты, готовясь к такой возможности. Ревик с первого дня говорил, что нам, вероятно, придётся совершить военную выброску. Ещё в Нью-Йорке он проводил со мной часы, прогоняя базовые правила того, как приземляться, как контролировать купол парашюта, что делать, если я упущу из виду место приземления, как расположить своё тело для прыжка с вытяжным фалом[8].

Мы даже практиковались на крыше отеля.

Он не заставил меня спрыгивать с крыши, но мы использовали ветер, чтобы помочь мне почувствовать управление куполом. Ревик даже заставил меня спрыгнуть со стены на крышу, чтобы он сумел посмотреть на положение моего тела. Однако если не считать экспресс-курса с Ревиком, я вообще ничего не знала о прыжках с парашютом. Я даже не прыгала с тарзанки, и уж тем более не выпрыгивала из самолёта посреди военной зоны в Андах.

О, ещё и посреди ночи.

— Нам придётся прыгать? — спросила я ещё раз.

Ревик виновато взглянул на меня. Он не выразил ответ словами; но я вполне поняла посыл.

— Они не сражаются, — заверил он меня. — Пилот сумел переговорить с Врегом. По нам не должны стрелять во время падения. Но Врег всё равно считает, что нам не стоит рисковать и сажать самолёт.

— Это у Врега просто паранойя? — спросила я.

— Я и хочу, чтобы у него была паранойя, жена.

Прикусив губу, я кивнула.

— Мы прыгнем вместе, — сказал он, всё ещё пытаясь меня приободрить.

Я кивнула, не глядя на него, и показала утвердительный жест. Вместо этого я покосилась на Джона, чтобы понять, услышал ли он наш разговор. По бледности его лица под темным шлемом я сделала вывод, что он нас слышал.

Прежде чем я успела уложить в голове эту идею, мой взгляд метнулся от окна, покрытого коркой соли, к другим видящим, которые стали расстёгивать свои ремни и вставать на ноги. Я услышала стон двигателей, когда их направление сменилось и сделалось более вертикальным. Мы не остановились, но замедлили скорость и изменили направление.

Поначалу я не шевелилась, наблюдая, как другие видящие выстраиваются в ряд по обе стороны самолёта, но ближе к концу. Балидор говорил мне, что данный самолёт Osprey немного модифицировали, чтобы облегчить такие прыжки, но эта мысль не очень-то меня успокоила.

8

При прыжке раскрытие парашюта бывает ручным и принудительным. В данном случае принудительное раскрытие происходит вытяжным фалом, присоединённым одним концом к тросу, натянутому в самолёте, а другим концом — к деталям парашютной системы. После раскрытия вытяжной фал остаётся в самолёте, а парашютист летит по своим делам, то есть вниз.