Рыцарь (ЛП)

Багуэн, несмотря на его ограниченные социальные навыки, действительно хорошо обращался с Касс.

Он был безгранично предан ей. Он также был неплохим разведчиком, по словам Ревика. Он обладал тем версианским светом, который отличался от света обычного видящего, но мог быть не менее эффективным, если натренировать его до достаточно высокого уровня.

Он также усиленно опекал Касс, даже по меркам видящих — Ревик говорил, что для версианцев такое поведение вполне нормально. Багуэн ясно дал понять всем, включая Джона, что без колебаний умрёт за неё.

Похоже, именно это и сделал добродушный версианец.

Джона очень беспокоило, что Касс его потеряла. Может, вместо этого ему нужно было больше беспокоиться о благополучии самой Касс, учитывая состояние трупа Багуэна, но Юми, похоже, считала, что Касс жива, и Джон по каким-то необъяснимым причинам соглашался с ней.

И всё же всякий раз, когда он думал о Касс, что-то ощущалось до ужаса неправильным. И не только потому, что её бойфренда пытали, а потом выстрелили в затылок с близкого расстояния, как будто его убийство было каким-то запоздалым решением в назидание другим.

Более того, Джон чувствовал Касс.

Он не мог заставить себя сказать Элли или Ревику, но он чувствовал её даже сейчас.

Чувства доходили до него волнами и включали столько его собственных эмоций, что он не мог разобраться в деталях. Но одна лишь настойчивость этих чувств убеждала Джона, что это реально. Он не мог сказать, в каком физическом состоянии она пребывала, но то, как она появлялась в этом тёмном пространстве, заставляло Джона чувствовать себя хуже, а не лучше.

Ощущение безумия влекло его свет всякий раз, когда он приближался к её свету. Вместе с тем приходило вялое принятие этого безумия — словно для неё безумие попросту стало новой реальностью.

Это ощущение отличалось от того, что он чувствовал, будучи пленником Териана, но в то же время было пугающе знакомым.

Джон ни с кем не обсуждал то, что он чувствовал, даже с Ревиком.

Однако это беспокоило его.

Это очень сильно его беспокоило.

Глава 51

Сожаления

Я почувствовала конструкцию задолго до того, как мы в неё проникли.

Ревик предупредил меня об этом. Опираясь на разведку, которую он, Балидор, Юми и Врег проделали перед отъездом, ни один из них не думал, что мы сумеем «подкрасться» к Тени и его людям в полном смысле этого слова.

Он уже предостерегал меня не подходить слишком близко к «Тени» в Барьере, по крайней мере, пока мы готовились к военной атаке. Ревик хотел, чтобы команда разведчиков разобралась с этой стороной вопроса, что тоже было логично.

Но мне всё равно хотелось пощупать — как хочется потрогать больной зуб и проверить, шатается ли он под языком. Временами мне приходилось сосредоточиться, чтобы не давать фрагментам своего aleimi пытаться разгадать это без моего сознательного намерения.

К счастью или нет, у меня на уме было предостаточно других проблем.

Например, Джон.

Ревик непреклонно настоял на том, чтобы взять Джона с нами, и я не могла понять его мотивы, как бы ни спрашивала об этом в разных формулировках. Наконец, я обвинила его в том, что он потакает Врегу, и это обидело его, я заметила — но на самом деле я просто пыталась добиться, чтобы он сказал мне правду.

Я знала, что Врег не был настоящей причиной. На самом деле, Ревик немного беспокоился о надёжности Врега, когда Джон окажется на месте.

По идее я могла бы взять над ним верх, но понимала, что какими бы ни были его мотивы, они не были полностью эмоциональными или беспечными.

Однако мои мотивы были эмоциональными.

Я не хотела, чтобы Джон пострадал. Я не хотела, чтобы Джона взяли в заложники, что, по нашим подозрениям, и случилось с Касс. Я не хотела, чтобы Джона ранили или убили. Джон находился на первой строчке в списке людей, и это делало его мишенью — может, даже в большей мере, чем меня или Ревика.

Я знала, как легко всё могло пойти не по плану во время боевой операции.

И всё же я сдала назад, потому что понимала, что я руководствовалась исключительно эмоциями и не знала истинных мотивов Ревика. Я всё равно была не в восторге. Я и так часами слушала, как они обсуждали вероятность того, что им, возможно, придётся пожертвовать Касс.

Многие споры последних полутора дней крутились вокруг того, чем мы готовы пожертвовать, если дело примет критический оборот. Например, откажемся ли мы от Стэнли, чтобы вытащить Чандрэ, учитывая, что Стэнли — посредник? Пожертвуем ли мы Касс ради Фиграна, учитывая, насколько он потенциально опасен в руках Дренгов?

Так что да. Весёленькие разговоры.

Мы также обсуждали, кого лучше убить, чем оставлять в руках Дренгов. Фигран возглавлял этот список, но нам также пришлось обсудить кандидатуры Мэйгара и Стэнли, учитывая, кем они были.

Я понимала, что продолжительный разговор о том, стоит ли убивать Мэйгара, повлиял на Ревика сильнее, чем он показывал, даже передо мной. Он едва уложил в голове тот факт, что он — отец. Мысль о том, чтобы убить собственного сына, даже по благим причинам, тогда как он не имел возможности попытаться узнать его, приводила Ревика в совершенный ужас.

Обязательства отцовства много значили для видящих. Мысль о том, что Ревик мог потерять сына, даже не примирившись с самим Мэйгаром, сильно беспокоила его — подозреваю, что намного сильнее, чем он показывал.

В любом случае, по истечению этих тридцати шести часов все мы пребывали в весьма дурном настроении. Мы также не приблизились к принятию решения, кем можно пожертвовать, а кем нет, а кого можно убить, если до того дойдёт. Мнения разнились по многим причинам — некоторые из этих причин были острыми, но далеко не все носили личный характер.

Мы даже не могли до конца решить, как распределить наших людей.

Как и я, Врег хотел полностью убрать Джона из зоны военных действий, но Ревик сумел убедить его ещё проще, чем меня. Он приставил Джона к Врегу и дал ему экстра-защиту под Балидором и первичной командой разведки. Тем самым он обошёл нас обоих, но в то же время умаслил нас по-разному, что одновременно бесило и ободряло меня.

Это также показало мне, что Ревик умел добиться от людей подчинения, даже когда те не хотели ему подчиняться. Это также убедило меня (как будто я ещё нуждалась в убеждении), что именно он должен заправлять всем в бою.

Забавно, но вопреки всему фурору из-за того, стоит ли ему ехать с нами, я понимала, что Джон чувствовал себя отодвинутым в сторону.

Я также понимала, что он беспокоился о Касс, хотя и не признавался мне в этом. Я улавливала достаточно проблесков из его света, чтобы понимать, что это как-то связано со временем в плену у Териана, но не могла уловить непосредственную связь.

Он мог беспокоиться, что её опять насилуют и избивают — я даже не могла заставить себя подумать об этом, если честно — но подозреваю, что в первую очередь его заботило не это. Какой-то другой страх жил в свете Джона. Там жила тьма, запустение и безумие, от которого мой свет шарахался ещё сильнее, чем от мысли, что Касс пытают.

Чем бы ни было это чувство, я понимала, что Ревик тоже его осознает.

Всё больше и больше я задавалась вопросом, а не из-за Касс ли Ревик хотел присутствия Джона.

Я всегда знала, что у Териана с ними случилось больше, чем они рассказывали мне. Я не настаивала, решив, что чёрт подери, тут они все заслуживали права на тайну… но ситуация с Касс начинала грызть меня изнутри.

По правде говоря, это беспокоило меня ещё в Сиртауне.

Я вновь увидела это, когда вернулась из Вашингтона. К тому времени Касс сделала на руке татуировку меча и солнца и проводила большую часть времени с Багуэном и другими мятежно настроенными видящими. Многие из этих видящих, по моим опасениям, вскоре могли уйти работать на Салинса и Ревика. Я беспокоилась, что Касс может уйти с ними — а также волновалась о том, что могло случиться с ней в оплоте Повстанцев, где людей считали врагами.