Хирург дьявола

– Нет, – ответил он. – И тебе не советую. Расслабляться можно и другим способом.

– Каким это? – приподнял бровь Колесников.

– Пробежка в парке, – ответил Афиногенов. – Очень хороший способ снять напряжение. Или уезжаю с фотоаппаратом куда подальше, фотографирую красивые места. Девушка за рулем, а я с камерой.

– Так ты не один живешь? – спросил Слепнев.

– Нет, – покачал головой Афиногенов, – не один. Если по-нашему, то я живу в гражданском браке. Работает, кстати, она со мной. Регистрирует поступивших в неотложку или ассистирует врачу.

– А как ее зовут? – поинтересовался Колесников.

– Лиза.

– Русская?

– Родилась в Польше, в Лондоне живет с семи лет.

Слепнев сделал попытку выйти из-за стола, споткнулся, тихо выругался и направился к барной стойке. Афиногенов с тревогой наблюдал за его нетвердой походкой.

– Сереж, – обратился он к Колесникову, – и часто он вот так закладывает за воротник?

– Ты что! Нет, конечно! – рассмеялся Сергей. – Это он от избытка эмоций. Непривычно все тут, и не забывай, что мы только утром прилетели. Ни он, ни я ни разу до этого дальше Тарасова не выбирались. Твое письмо все перевернуло. Да ты и сам видишь. Черт тебя возьми, я все равно с трудом называю тебя по имени.

– Привыкнешь, – улыбнулся Илья Петрович. – И он привыкнет. Так что там с моим письмом?

– С каким? – не понял Сергей.

– С моим, – мягко, но настойчиво повторил Афиногенов. – Ты, наверное, говоришь про то письмо, которое я прислал Андрею по электронке?

– Если вы и раньше переписывались, то, подозреваю, болтали о чем-то другом, – заметил Сергей. – Но я сейчас говорю о том самом письме, единственном, которое он мне показал. В нем ты спрашивал про Лондон. И звал его сюда. Меня в твоем письме не было.

– Понял, понял… – успокоил его Афиногенов. – Признаюсь, что меня в свое время тоже сильно подкосил положительный ответ на высланное резюме. В хорошем смысле подкосил. Я сюда попал случайно. Наткнулся на вакансию, которую выложили на одном серьезном сайте. Помню, переживал из-за того, что мой английский вызовет смех у работодателя. Да и кому я нужен в этих туманах? А мне взяли и ответили. И пригласили на собеседование, которое, прикинь, состоялось по телефону. И когда я понял, что могу спокойно и правильно выражать свои мысли на чужом языке и понимаю все, о чем мне говорят, то стало ясно, что все складывается не просто так. Все к тому и шло. Я произвел положительное впечатление. Знаешь… пойду-ка я возьму нам с тобой кофе.

– А тут можно купить кофе? – удивился Колесников. – Я думал, что в пабах только пиво бывает.

– Не только, – успокоил его Афиногенов. – Оглянись, тут даже чай с пирожными есть.

Он понизил голос и подался к Колесникову.

– А своему другу Слепневу передай потом, что если его увидят в таком состоянии коллеги, то он может поиметь серьезные проблемы на работе. Или они его поимеют, – негромко сказал Афиногенов. – И я никак не смогу его прикрыть. У тебя тоже не получится. И свою репутацию я тоже не хочу пачкать. Понимаешь меня, студент?

– Понял, – кивнул Колесников.

– Пойду, помогу ему.

Илья Петрович встал со стула и пошел навстречу Слепневу, который возвращался за стол с очередной кружкой пива.

Через полчаса был куплен кофе, который пили только Афиногенов и Колесников. Слепневу был подан апельсиновый сок.

– Иначе твое сердце получит под дых, а печень будет выплевывать свои зубы, – пояснил Илья Петрович такое неравное распределение напитков. – Ты же врач, Слепнев. Поэтому нагружай организм правильно.

Протрезвевший Андрей чувствовал себя опозоренным, но счастливым.

– Расслабился, – признался он. – Не каждый день по мировым столицам-то езжу.

– Хорошо, что на работу тебе через два дня, – заметил Афиногенов. – За это время можно понервничать и успокоиться. Ты, кстати, расскажи про жену-то. В вашей группе училась? Может, помню?

– Ритка-то? – Андрей качнул головой. – Нет, на курс ниже шла. Практика в одной клинике, все дела. Не успел оглянуться, а уже ей кольцо на палец надеваю.

– Она тоже хирург? – прищурился Афиногенов. – Может быть, и ее сюда привезешь? Я бы поговорил.

– Она ассистент анестезиолога, – поправил его Слепнев. – Но после того как сын пошел в садик, устроилась туда же обычной медсестрой.

– С финансами, наверное, не очень? – спросил Афиногенов, глядя на Слепнева поверх чашки.

– Есть такое дело, – вздохнул тот. – Дети требуют не только внимания и сил для высасывания последних нервов из родителей. Им еще нужно есть полезную пищу, одеваться во что-то, играть в правильные игрушки. Все это недешевое удовольствие. Сейчас Ритке с ребенком лучше остаться в Тарасове. Устроюсь здесь – буду думать. Спасибо за предложение, я был бы рад, но сейчас никак.

Илья Петрович вернул чашку на блюдце.

– Говорят, пока кофе горячий, можно поймать его настоящий вкус, – медленно произнес он. – А как остынет, так уже не то. А я вот люблю пить его слегка остывшим. Без всего. Без пирожных, без молока, без сахара или корицы. Это – приправы, не более. Чуть-чуть остывший черный кофе прекраснее всего. А горячий…

Он снова отпил из чашки. Слепнев и Колесников молча наблюдали за этим представлением, не понимая, к чему это все.

– Здесь не такие уж и заоблачные зарплаты, как может показаться на первый взгляд, – наконец вернулся из собственных мыслей Афиногенов. – Но есть одна тема, ребятки…

Слепнев кашлянул.

– Сейчас ничего говорить не буду, – подвел итог Афиногенов. – Главное, что вы оба здесь. Поработаете, освоитесь, а там решим, кого куда.

– Это точно, не надо торопиться, – сказал Колесников, лишь бы уйти от какого-то чувства неловкости, которое вдруг появилось откуда ни возьмись. Он встретился взглядом с Андреем, который уже пришел в себя и выглядел уставшим. Может, это совсем не неловкость, а эмоциональный передоз? Похоже на то.

Афиногенов в два глотка допил свой слегка остывший черный кофе.

– Ну что, братва, – широко улыбнулся он. – Напились, наелись? А теперь, может быть, все-таки поедем домой? Или под мостом ночевать собираетесь?

Пэркинс вернулся домой в восемь часов вечера. Поужинав, открыл ноутбук, ответил на несколько электронных писем. Позвонил дочери, которая недавно вышла замуж и уехала с мужем в Нигерию. Человек, с которым она решила связать свою жизнь, был компьютерным гением. Он решил, что Африканский континент загнется от компьютерной неграмотности. Дочь Пэркинса носила красивое имя Молли. Она была учителем и, пока ее муж натаскивал будущих негерийских хакеров, успела устроиться в школу преподавателем английского языка. По ее словам, тамошние детки были гораздо смышленее тех, с которыми ей приходилось работать в Лондоне.

– Английские дети слишком избалованные, папа, – призналась она отцу. – Или я не умею поддерживать свой авторитет. Я и сама еще не выросла в каком-то смысле, и мои ученики не видят во мне учителя. А в Нигерии меня уважают и даже побаиваются. Как думаешь, почему так получается?

Пэркинс сочувствовал дочери, но помочь ей не мог даже советом.

Сегодняшний разговор с Молли был непродолжительным – подводила чертова связь. Они быстро распрощались. Пэркинс закрыл ноутбук, набросил на плечи легкую куртку, чтобы выйти на ежедневную прогулку. После смерти жены, которая случилась шесть лет назад, он решил, что в его жизни вполне может остаться работа, но никаких отношений он заводить не будет. Правда, стал ощущать тоску от одиночества во время вечерних променадов в ближайшем парке. Поэтому он посетил приют для животных, где и нашел себе друга – юркого пятнистого песика неизвестной породы. Пес оказался наглым и плохо воспитанным, Пэркинс четыре месяца приучал его делать туалетные дела на улице, а не на ковре в гостиной.

– Дай ему имя, наконец, – сказал как-то Афиногенов, зашедший к Пэркинсу в гости. – Вы вместе уже полгода, а ты все еще подзываешь его свистом.