Страница 8 из 19
В речи заместителя декана слышится фальшивый британский акцент.
После семи минут, проведенных в его кабинете, я в этом совершенно уверена. Так и подмывает спросить его, откуда он родом, но не думаю, что мистер Ричмонд обрадуется. Он явно наслаждается своей нравоучительной лекцией.
– …испытательный срок, – задыхается он. В голосе звучит странное хриплое кваканье. Мне кажется, именно так могла бы разговаривать жаба.
В голове тут же возникает кличка: Жабья Сволочь.
– …политику абсолютной нетерпимости, с учетом характера вашего предыдущего исключения…
Или Своложаба. Так звучит лучше.
– Саммер.
Он произносит мое имя как Сам-р. Пытаюсь вспомнить, как это делал Гэвин – сексуальный герцог, с которым я встречалась прошлым летом в Англии. Хотя их акценты нельзя сравнивать. В жилах Гэвина течет голубая кровь, так что и артикуляция у него аристократическая, какая бывает лишь у членов королевской семьи. Конечно, в очереди на трон перед ним еще около сорока претендентов, но все равно они с мистером Ричмондом как небо и земля.
Заместитель декана в Брайаре – далеко не герцог. И его первое имя, Хэл, звучит не очень-то по-британски. Разве что это сокращение от полного? Хэллем? Хэлберт?
– Мисс Ди Лаурентис!
Вскидываю голову. Выражение лица у Своложабы такое же недовольное, как и его голос. Я отключилась во время беседы, и он это знает.
– Понимаю, правила поведения и политика учебного заведения не самая захватывающая тема для обсуждения, но вам больше прочих следовало бы быть внимательной. От этого зависит ваша дальнейшая судьба в наших стенах.
– Извините, – выдавливаю я. – И в мыслях не было игнорировать вас или вести себя невежливо. У меня просто… эм-м-м… проблемы с концентрацией внимания.
– СДВГ указан в записях, – кивает он, глядя в мое досье. – Вы проходите какой-нибудь курс лечения?
Испытываю прилив злости. Ни от чего я не лечусь, но это не его чертово дело.
Верно?
Делаю мысленную заметку, чтобы уточнить у родителей-адвокатов. Но я и без того совершенно уверена, что студент не обязан сообщать университету о лекарствах, которые принимает.
– Конечно же, у вас указаны и мои проблемы с письмом? – ухожу от вопроса так, что отец мог бы мной гордиться.
Отвлекающий маневр сработал. Своложаба заглядывает в досье и листает страницы:
– Трудности с письменной речью – отмечены, что также является симптомом СДВГ. Ваш куратор в отделении Браун рекомендовал по возможности применять альтернативные методы оценки. Дополнительное время на сдачу тестов, внеурочные часы обучения и побольше устных экзаменов вместо письменных. Для вас все письменные задания являются проблемой или только большие по объему?
– Почти все письменные работы вызывают затруднение. – Мои щеки пылают. Чертовски неловко сидеть тут и обсуждать, какая я тупая.
Ты не тупая, Саммер. Ты просто иначе обучаешься.
Мамин голос всплывает в голове и повторяет те же слова ободрения, которые я слышала всю свою жизнь. Хотя я всем сердцем люблю родителей, их поддержка не делает менее унизительным тот факт, что у меня не получается упорядочить мысли на бумаге. Черт, даже думать об этом дольше пяти секунд не в силах, начинаю отвлекаться.
Не только у меня проблемы с обучением, это понятно. Но когда оба родителя и два старших брата поступили в Гарвард на юридический факультет, а ты разбираешься лишь в модных тенденциях и даже один жалкий абзац написать не можешь, сложновато не чувствовать себя… неравной им.
– Мы попытаемся предложить ту же академическую помощь, которую вы получали в отделении Браун, но не все профессора смогут подстроиться. – Своложаба перевернул страницу. – Взглянем на ваше расписание… Подозреваю, сложности могут возникнуть только с письменными заданиями по истории костюма или основам цвета и дизайна. Остальные предметы отличаются более практической направленностью.
Не могу скрыть облегчения. Помимо двух названных учебных предметов я изучаю технологию текстильных изделий, которой очень заинтересовалась. Швейное и портняжное дело интересны чуть меньше. Еще я должна выполнить самостоятельную работу, которая подразумевает разработку и демонстрацию линии одежды на показе в конце учебного года. Все это почти полностью состоит из практических заданий. Большинство обязательных предметов я сдала еще на первых двух курсах в Брауне, например, такой кошмар как литературу, обществоведение и гендерные исследования. Возможно, поэтому и числилась там постоянно на испытательном сроке. Я с трудом осилила каждую дисциплину.
– Но, как я уже говорил, не будет никаких поблажек. Никаких вторых шансов. Если вы начнете доставлять нам проблемы, если не сможете соответствовать минимальным учебным требованиям и поддерживать на должном уровне свой средний балл, будете отчислены. Это понятно?
– Более чем, – пробормотала я.
– Замечательно.
Р-р-р. Его акцент фальшивый. Я в этом уверена.
– Эй, мистер Ричмонд, разрешите поинтересоваться, из какой именно части Великобритании вы родом? У вас говор, как у моего друга Маркуса, а он из…
– Ваши проблемы с концентрацией внимания действительно вызывают беспокойство, – перебивает меня он. – Вы так и не ответили, проходите ли курс лечения?
Ох, отвянь от меня.
– Могу я идти? – спрашиваю сквозь зубы после того, как мы пару секунд сверлим друг друга взглядами.
– Осталось обсудить последнее, – с ехидством отвечает он.
Всеми силами удерживаю себя на стуле.
– Уверен, вы заметили, что в расписании нет имени куратора.
Вообще-то, не заметила. Но, конечно же, там есть соответствующая пустая строчка, раз он так говорит.
– Это потому что я решил курировать вас лично.
Волна тревоги захлестывает меня. Что? Это вообще законно?
Что ж, без сомнений законно. Но… с чего бы заместителю декана работать куратором у специалиста по моде?
– Обычно я таким не занимаюсь. Однако, учитывая обстоятельства, при которых вы были приняты в этот университет…
– Обстоятельства? – встреваю я, сбитая с толку.
Его темные глаза сверкают со… злобой, что ли?
– Я понимаю, что ваш отец и декан – давние друзья и играют в гольф вместе…
Он определенно зол.
– …и я прекрасно осведомлен о многочисленных пожертвованиях от вашей семьи для университета. Вместе с тем, я не сторонник принципа «рука руку моет». Считаю, что поступление в этот университет – как и в любой другой – должно происходить на основе личных заслуг студента. Так что… – Он пожимает плечами. – Считаю разумным проследить за вашим обучением и убедиться, что вы ведете себя в соответствии с правилами, которые мы недавно обсудили.
Уверена, мои щеки сейчас цветом краснее самых спелых помидоров. Меня смертельно унижает факт, что папе пришлось просить декана Прескотта об одолжении, чтобы потерпевшую фиаско дочь зачислили в Брайар. Если бы решение зависело от меня, вообще бы бросила учебу. Но я пообещала родителям получить диплом и не собираюсь их разочаровывать.
– Будем встречаться раз в неделю, чтобы я мог оценить ваши успехи и дать наставления в качестве научного руководителя.
– Звучит здорово, – соврала я. И на этот раз вскочила на ноги без всякого разрешения. – Мне нужно бежать, мистер Ричмонд. Почему бы вам не прислать мне расписание встреч по электронной почте, чтобы я отметила эти дни в календаре? Большое спасибо за вашу помощь.
Уверена, он не упустил нотку иронии в последнем слове – помощь, но просто не успевает ответить. Я уже выскальзываю за дверь, машу на прощание его секретарю.
Оказавшись на улице, полной грудью вдыхаю морозный воздух. Обожаю зиму, а мой новый кампус, облепленный слоем белоснежного инея, выглядит особенно волшебным. Однако сейчас из-за внутреннего напряжения, вызванного неприятным разговором, насладиться этим не получается. Не могу поверить, что придется регулярно общаться с Ричмондом. Он вел себя как придурок.
Делаю еще один вдох, поправляя ремешок сумки от Chanel, направляюсь к парковке за зданием администрации. Это невероятно старинное красивое кирпичное строение, увитое плющом. Брайар – один из наиболее древних и престижных университетов страны. Из его стен выпустились несколько президентов и тонна политиков. Это впечатляет. В последнее десятилетие здесь открыли менее серьезные направления, как, например, программу обучения дизайну одежды, окончив которую, я получу степень бакалавра изящных искусств.