Война ангелов. Игнис

Он уже не знал, кому верить. С одной стороны, отец Бенедикт, брат Магнус, все прочие – вроде как не делали ничего плохого, заплатили честно, удавок на шею не накидывали, а что выпустили больного в Межреальность… Так он ведь сам ушёл. Не потому ли отшельник так уговаривал его остаться?.. Остаться, чтобы принять истинную веру и излечиться. И верно – если б он, Эварха, остался лишь потому, что носил в себе червеца, а не из искреннего желания сталь добрым чадом Спасителя, получилось бы кощунственное, с точки зрения брата Августина, враньё. Ведь горевал тогда брат Августин, искренне горевал!..

И хоть Эварха недолюбливал слуг Спасителевых, но монахи Игниса не показались ему ни лицемерами, ни интриганами, как те, что сидели сейчас перед ним. Но ведь был и тот несчастный погибший мир, и ангелы над ним, собирающие в клубок выплеснувшуюся предсмертную силу.

Конечно, здешние церковники старательно разыгрывают честность и смирение, но на самом деле под овечьей шкурой скалится волчья пасть. Одна их удавка чего стоит! А как они обращались с Хаэльдис…

Хаэльдис!

Кардинал о чём-то спросил, и пришлось повторить вопрос:

– Согласен ли ты, ловец? Клянёшься ли исполнить порученное?..

– А у меня есть выбор? – Ловец горько усмехнулся. – Исполню, ваше высокопреосвященство, не знаю, как вас по имени. Но с одним условием.

Уго вздёрнул брови, как бы удивляясь: эта мошка пред нами ещё и условия ставит? Но смолчал.

– Я пойду не один. Мне нужна спутница, та, которая меня к вам доставила, рекомая Хаэльдис.

На лицах его высокопреосвященства кардинала и его преподобия викария сперва отразилось великое изумление, быстро, однако, исчезнувшее. Старый Уго ухмыльнулся, шагнул к Эвархе, потрепал по плечу.

– Ага, – ласково проговорил он. – Как же я запамятовал-то – тварь ты на Игнис доставил и плату получил, так ведь? Хаэ-то монетку показала… – Рот его разъехался, как говорится, почти до ушей. – Вон оно что, обобрала тебя пигалица наша, карманы дочиста обчистила…

– Ловка дева Хаэльдис, – захохотал и кардинал, утирая рот салфеткой. – Как есть ловка!..

– Ловка, монсиньор, – согласился викарий. – Да, Эварха-ловец, на твоём месте я б тоже её в спутницы себе затребовал.

– А и отпустим её, – отсмеявшись, сказал наконец кардинал. – Исполнишь наше повеление в точности и деву вернёшь в целости и, гм, сохранности – получишь назад своё золотишко. Ну, за известным вычетом в пользу святой Церкви Спасителя нашего.

Эвархе ничего не оставалось, как поклониться.

– Всё верно, ваше высокопреосвященство, монсиньор кардинал. – Он старательно скопировал викария Уго. – Золотишко своё назад хочу, точно. Вдобавок и дорог в Междумирье находить не умею. А дева Хаэльдис – так зовут, – уведёт и приведёт, куда надо. А уж я глаз с неё не спущу, монсиньор, клянусь ловецкой удачей!..

– Ты совсем с глузду съехал, золотенький, совсем чиканулся? Ты меня за каким лихом потащил во смертушку поганую, а? Только-только дух перевела, умыться не поспела, хоп – посыльный от кардинала! Ещё хоп – и ошейничек! Ничего так, да? И кто виноватый?..

– Рот закрой, – велел Эварха. Сейчас, когда руки и ноги не спутывала эльфийская верёвка, разговаривать с несносной девчонкой стало куда проще.

Хаэльдис надулась. Она, конечно, лукавила, как все женщины – успела она и умыться, и отдохнуть. Вон, лицо чистое, одежда новая, и даже перо в тёмных волосах, кажется, другое. Да и сами волосы в новые косички и прядочки переплетены, новыми бусинами увешаны.

Но обиделась она, конечно, сильно. Эварха вздохнул и покачал головой.

Девчонки! Ведь это Хаэльдис виновата, что они оба сейчас по уши в неприятностях, если не сказать хуже, – а обижается на него!

Сейчас они стояли в тёмном туннеле – всё там же, под городом. Викарий Уго, провожая их в путь, – за окнами кардинальского дворца уже разгорелся закат – особо предупредил насчёт секретности. Дескать, кругом соглядатаи да шпионы, и если ловец не хочет раньше времени сойти во гроб, то в его интересах получше скрыть свою миссию. Хаэльдис во время этой проповеди молчала, как в рот воды набрав, смолчала и теперь, когда Эварха прямо спросил её, чего стоит бояться.

Вот упрямая коза! Ловец ведь не идиот, не забыл, как она спешила опередить неких «княжьих злыдней» – значит, в этой их Идиллии не только обжора-кардинал власть имеет. Значит, и другие есть.

– Куда идти-то? – смягчился Эварха. – Да не стой ты столбом, ну, выдернули тебя из постельки – зато работа не пыльная! Проводила туда и обратно, золота получила, всего-то дел! И я тебе пару монет отвалю, так и быть. Из того, что ты в Междумирье припрятала, спасибо тебе, кстати.

Хаэльдис засопела, выругалась сквозь зубы. Потрогала шею – на белой, ровной коже никакого следа от зачарованной удавки – и нехотя указала вправо.

– Туда идём. Потом на развилке второй слева отводок.

– Перстень верни, кстати.

– Покончим, золотенький, и будет тебе твоя цацка.

Она упрямилась, но ловец решил не давить. В конце концов, они сейчас в одной упряжке лямку тянут, а перстень с черепом – вот он, радостно скалится на тоненьком указательном пальце Хаэдьдис, сияя сапфировыми глазницами. Не делся никуда.

Эварха пошёл первым, девчонка – за ним. Надо отдать должное неутомимому Уго, снарядил он их по высшему разряду и всё потребное раздобыл в самый короткий срок. Эварха щеголял в новой кожаной куртке, на боку – простой, но с хорошим клинком кинжал, за спиной – боевая коса со складным древком, лезвие из странной узорчатой стали.

В котомках – сухари, вяленое мясо, сушёные яблоки и даже орехи с мёдом. Во фляжках – вода и вино. Если б не ошейники, чего ещё желать?

– Ты откуда знаешь, как идти?

Хаэльдис оскалилась:

– Поброди тут с моё, золотенький! Да и перстень твой помогает, безглазых чует. Подари мне его, а?

– Ха, обрадовалась! Это ещё заслужить надо. И вообще, ты меня втянула в неприятности, ограбила, с чего это я должен тебе что-то дарить?

Девчонка зафыркала, но скоро оттаяла и сосредоточилась на дороге, время от времени останавливаясь, отыскивая на развилках какие-то ей одной известные отметины и вполголоса советуясь с черепом, именуя его, о ужас, «миленький».

Эварха даже ощутил укол чего-то вроде ревности, поняв, что эти двое пребывают в совершенном и нерушимом согласии.

А ведь она очень молода, куда младше его. Сколько ей – четырнадцать? Пятнадцать? Как попала на службу к этому жирному лицемеру в кардинальской мантии? Отчего так странно говорит? Отчего не сбежит от них всех в Междумирье – может, на неё ещё одна удавка накинута, посильнее нынешней?

В этой нахальной девице крылась какая-то загадка, и чем больше ловец думал о ней, тем сильнее она его манила.

Он даже впал в рассеянность, чего с ним ещё ни разу не случалось в пути, и очнулся лишь тогда, когда Хаэльдис резко остановилась перед очередным разветвлением. Округлый коридор здесь слегка сужался, и от него плавно отходили два отводка вправо и влево. Девчонка некоторое время топталась перед развилкой, ощупывая неровную стенку, череп мерцал глазницами, что-то подсказывая, а Эварха чувствовал себя совсем сбитым с толку. Он было сам попытался дотянуться до текущей вокруг силы, услышать ту глухую ненависть, похожую на ненависть неупокоенных мертвецов, которую он ощутил в прошлый раз в этих подземельях.

И – ничего. Точнее, злоба никуда не делась, но словно бы приугасла, рассеялась в подземном мраке.

Хаэльдис встревоженно обернулась:

– Эй, золо… как тебя, Эварха! Неладно тут. По ключу надобно шарить направо, а Адальберт говорит – налево…

– Кто говорит?!

– Адальберт, – буркнула девчонка, указывая на череп.

«Адальберт, раздери меня осенние ведьмы, – подумал ловец. – То-то черепушка выглядит таким довольным, кто бы ещё его так шикарно прозвал!»

– А если прямо?

– Там тупик, уж я знаю.

– Ну так пойдём, как э-э… Адальберт говорит! Или что?