Время героев

Вот и сейчас он, подражая едущему первым товарищу, также беспрестанно обшаривал глазами уходившие кверху склоны то левый, то правый. Ничего не замечал и оттого тревожился всё больше и больше. И только когда Семён вдруг натянул свободной рукой поводья и поднял винтовку, призывая остановиться, Новицкий также изготовил ружьё к стрельбе и, странное дело, вдруг почувствовал себя много спокойнее.

Семён наставил ствол своей трофейной «крымчанки» вверх по левому склону и выкрикнул несколько слов на чужом языке. Новицкий тоже повёл ружьё от куста к кусту, от камня к камню, щурясь против яркого солнца. Ответный окрик прилетел из-за большого, почти пирамидального валуна, который только что оглядел и пропустил Сергей. Казак опустил оружие и знаком показал спутнику, что наверху те, кого они ожидали встретить.

Невысокий человек в черкеске, папахе, вышел на открытое место и, упираясь пятками, быстро сбежал по крутому склону, огибая кусты, с озорной лёгкостью перепрыгивая камни, что доходили ему до пояса. Оказавшись на одном уровне с всадниками, он повернул и пошёл параллельно гребню. Казак с Новицким последовали за ним.

— Его зовут Темир, — обернувшись, кинул Атарщиков. — Брат Мухетдина. Совсем мальчишка. Но говорят, уже убил одного. Кого — не знаю, может быть даже русского. Быстро ходит в горах. Лучше даже, чем старший.

Как юноша умеет ходить, Сергей успел отметить и сам. Даже по ровному месту им приходилось понукать лошадей, чтобы не отстать от проводника, когда юный Темир принялся карабкаться вверх по едва заметной тропе, всадники безнадёжно отстали. Горец шёл по каменистому грунту не просто легко, а ещё убыстряя шаг, всё больше увеличивая разрыв. Раза два он обернулся, но останавливаться не стал, уверенный, что путникам свернуть уже некуда.

Поднявшись, они оказались на небольшой сравнительно ровной площадке. С трёх сторон она была открыта, если не считать редких камней, с четвёртой, дальней росли три дерева, невесть как вскарабкавшиеся по такой крутизне. Въехав на плоскость, Новицкий уголком глаза ухватил справа чёрную фигуру, застывшую с ружьём у плеча. Человек следил за гостями, пока они спешились, отдали поводья Темиру и подошли поздороваться с Мухетдином. Тот сидел на расстеленной бурке, опираясь на камень. В руке он держал короткий нож, который горцы обычно носят вместе с кинжалом, и ровными, короткими взмахами обстругивал обломанную ветку.

— Нож этот он кидает саженей на пять, на семь, словно рукой втыкает, — шепнул Сергею Атарщиков, пока они подходили к хозяину места. — Осторожнее, Александрыч. Лишнего здесь говорить и делать tie надо.

Сергей кивнул головой и произнёс известное приветствие, что звучит одинаково во всех уголках Кавказа.

— Алейкум ассалам! — ответил равнодушно-вежливо Мухетдин, скользнул неприязненным взглядом по фигуре Новицкого и о чём-то спросил Атарщикова.

Казак вдруг весело рассмеялся.

— Спрашивает меня — где я оставил своего русского и зачем притащил черкеса? Договаривались, что поведут только он с братьями. Делить деньги на четверых он не будет.

Сергей тоже заулыбался, развязал шнурок, снял бурку и кинул себе под ноги. Снял папаху и подошёл ближе к Мухетдину. Горец неожиданно быстро и ловко вскочил на ноги и обошёл Новицкого, внимательно оглядывая голову, одежду, обувь, оружие.

— Не узнал. Три раза целился, а не узнал, — произнёс он вдруг, довольно хорошо выговаривая чужие слова. — Хорошо борода. Хорошо голова голый. Черкес говоришь?

— Немного, — честно ответил Новицкий.

— Много не нужно. Много не говорить. Там. — Мухетдин показал рукой на север, туда, где белели уже вершины суровых гор. — Там никто не говорит. Один аул другой не понять. Хорошо. Три раза целился, а не узнал.

Он снова опустился на бурку, а Новицкий поёжился, вспоминая, как чвякали в дорожную грязь пули, пущенные Мухетдином в бою за Парас-аул. Только сейчас он понял, как ему повезло в тот ненастный осенний день.

Третий горец подошёл и присел на корточки рядом с Мухетдином. Он был ниже ростом, чем старший брат, но значительно шире в плечах, и казалось, что сила таилась в нём бычья. Рябое лицо, перечёркнутое крест-накрест шрамами, хмурилось. На приветствие Новицкого он только буркнул и продолжал подозрительно смотреть на приезжих. Сергей отметил, что заряженное ружьё он продолжал держать наготове, не опуская курок, и кинжал лежал параллельно разведённым коленям так, что в любую секунду мог оказаться в ладонях хозяина.

— Среднему имя Батал, — подсказал Сергею Атарщиков, когда они уже впятером пробирались по гребню. — С ним надо совсем осторожно. Русских вовсе не любит. Дрался с нами под Лавашами в отряде Абдул-бека. Разбойник, каких ещё поискать. Сильный, горячий, почти сумасшедший. Его, говорят, сам Абдул опасался. Не боялся, но старался понапрасну не трогать.

— Зачем таких выбирал? — не удержался от вопроса Новицкий.

— А других здесь и нет, — просто ответил старый казак. — Батал ещё понадёжнее будет. Старшего брата слушает, и деньги ему нужны. Может, невесту хочет купить, может, винтовку.

— Может, коня, — продолжил Сергей в тон собеседнику.

— Нет, — помотал головой Атарщиков. — Конь, Александрия, на Кавказе много дороже ценится.

— Ты скажи ему, что если будет с нами работать честно, то сможет и коня нового прикупить.

— Сам скажешь, когда время придёт. А пока он ещё и на бабу не заработал.

В этот день они ночевали ещё на траве, проснулись рано и до темноты поднимались в горы всё выше, выше и выше. Тропа вилась вдоль крутого склона такая узкая, что ехали вереницей, и левое колено Новицкого то и дело упиралось в скалу. Где-то тропа шла по естественной узкой площадке на перегибе, где-то была выбита в камне, а местами её поддерживали искусственные помосты, сплетённые из толстых жердей и веток. Частая решётка засыпана была обломками камней в два ряда: сначала лежали куски покрупнее, потом помельче. Первый же настил показался Сергею столь ветхим, что, путешествуй он в одиночку, спешился непременно и перебрался к надёжному месту едва не ползком. Но Мухетдин с братьями проехали перед ним без всяких признаков робости, а Батал ещё и вёл в поводу вьючную лошадь, и Новицкий не хотел выказывать малодушия с первого дня знакомства. Храбрость, успел он узнать, главное достоинство мужчины в горах, иногда едва ли не единственное его богатство. Он сцепил зубы, подождал, пока Темир съедет на каменную тропу, и толкнул рыжего меринка, приказывая двигаться дальше.

— Александрыч! — окликнул его сзади Атарщиков, замыкавший их малый отряд. — Ты отпусти поводья. И колени расслабь. Лошадь животная умная, она сама тебя вывезет.

Сергей послушался, и в самом деле небольшой мохнатый конёк, осторожно пробуя копытами рукотворную дорогу, провёз всадника в общем уверенно и, только сойдя с настила, фыркнул протяжно и громко, словно до этого момента и сам не решался дышать. На площадке, где тропа расширялась настолько, что двое могли стать рядом, Сергей подождал Семёна.

— Когда же это поставили?.. — спросил он, показывая плетью назад.

— Не знаю. Никто не знает. Местные говорят — при дедах наших дедов так было. А дальше никто и не помнит.

— Сгнили уже, должно быть.

Атарщиков решительно помотал головой.

— Что сгнило, то меняют. Здесь за тропой следят.

— Кто же?

— Тот, кто жить хочет, тот и следит. По этому пути столько партий ходит. Ты думаешь — им всё равно, куда ногу поставить?

Новицкий понял, что казак говорит о разбойничьих отрядах, что переходят Кавказский хребет из Дагестана в Кахетию за добычей. Стало быть, они сами или же посланные заранее люди проверяют и ремонтируют тайные тропы. И он вдруг впервые даже не понял, а ощутил, что набеги горных племён на равнину не просто случайная затея отчаянных удальцов, а сама суть жизни в этом суровом крае.

Ночевали они под перевалом. Мухетдин выбрал ровное место, они разбросали большие обломки камней, расчистили квадрат достаточный, чтобы пятеро человек могли как-то скоротать ночь. Рассёдланные и стреноженные лошади сбились в кучу, согревая друг друга, а люди завернулись в мохнатые бурки и пристроились у скалы с подветренной стороны, надеясь подремать до первых лучей солнца.