Страница 70 из 74
— Ваше величество, это я, ваш сын Роберт. И я умоляю вас изъявить свою последнюю волю. Взгляните, вот список лиц, одному из которых вы должны передать корону. Во имя Святой Троицы — сделайте отметку, отец!
Он вложил в слабеющую руку короля перо и поднёс к его глазам свиток.
Генрих туманно глядел на Роберта.
— Стефан... — вдруг сорвалось с его уст.
— Что значит «Стефан»? — прорычал Глочестер.
— Стефан... — прошелестел король.
Мы с Бигодом невольно переглянулись.
— Стефан...
— Стефан в Булони, — сдерживая себя, проговорил Роберт. — За ним послали, но он ещё не приехал. Отец, опомнитесь! При чём тут Стефан?
— Эдела... — неожиданно произнёс король имя первой жены. А потом: — Фалезская часовня... О, мой Вильгельм!..
Теперь он говорил о погибшем первенце. Похоже, король просто бредил. И с той же интонацией, словно перечисляя, он произнёс:
— Мой Роберт...
— Я здесь, государь, — склонился бастард. — Я здесь, с вами.
На какой-то миг блуждающий взгляд короля остановился на нём. Мне показалось, что он едва заметно улыбнулся.
— Роберт... А Матильда...
— Матильда захватила Аржантен, государь.
По мне это было жестоко. Я видел, как скорбно сошлись брови Генриха.
Но Роберт уже протягивал ему пергамент, требуя, чтобы король взглянул на список. Генрих скосил глаза на лист, и на его лице появилась заинтересованность. Мне снова показалось, что он насмешливо улыбнулся.
— Матильда...
Он черкнул пером и откинулся на подушки. Роберт чертыхнулся, шуршащий свиток полетел на пол. Я взглянул туда — жирной дрожащей линией было подчёркнуто имя дочери, причём черта сползала наискось, пересекая имя Роберта.
В следующее мгновение Роберт швырнул пергамент в очаг, а мне велел написать новый список. Он всё ещё не терял надежды вынудить умирающего короля завещать корону себе. Я подчинился требованию, и вновь имена трёх претендентов были представлены королю.
Попытки Роберта были не лишены оснований. Некогда Бэртрада поведала мне, что Генрих Боклерк оставил сыну помимо громадных земельных владений ещё и шестьдесят тысяч фунтов. Гигантская сумма, более чем достаточная, чтобы нанять целое войско и силой оружия прийти к власти. Сам Генрих некогда имел всего пять тысяч, и этого хватило ему, чтобы заполучить трон. Однако я понимал, что если власть достанется Глочестеру — нам с Гитой не поздоровится. Он любил Бэртраду и не преминет назначить расследование обстоятельств её гибели. Вот тогда Бигод и выложит всё, что произошло у церкви Святого Дунстана.
Я размышлял об этом, наблюдая, как Роберт пытается вновь вложить перо в руки короля. Но Генрих оставался безучастен, ввалившиеся глаза были закрыты. Когда же Глочестер, потеряв терпение, схватил отца за плечи и встряхнул, голова короля бессильно запрокинулась, и слабый стон сорвался с его уст.
— Довольно, Глочестер! — проговорил я.
Оттеснив его, я коснулся вены на горле Генриха.
Биение сердца едва ощущалось.
— Оставьте его, Роберт! Или вы не понимаете, что король отходит?
Он закусил губу, и лицо его стало злым. Сейчас он терял последний шанс стать королём.
— Если отец не даст верный знак... Тогда война.
— Милорд, опомнитесь! Король неоднократно давал понять, кого хочет видеть на престоле. Ведь вы брат императрицы, так поспешите подтвердить её права.
Я распахнул дверь опочивальни и возвестил всем столпившимся в прихожей, что кончина короля близка. До самого рассвета мы молились о его душе, а с неба продолжал падать дождь, шумя, как бурная река.
Король Генрих I, носивший прозвище Боклерк, умер не приходя в сознание. Утро первого декабря было тихим, сырым и очень холодным. Вокруг замка Лион-ла-Форт, несмотря на великое множество собравшихся здесь людей, стояла удивительная тишина: слуги, священнослужители, охотничья свита, охранники и даже лошади на конюшне, — все словно утратили способность издавать звуки.
Только после полудня утомлённые лорды, немного вздремнув после ночных бдений, собрались в зале охотничьего замка. И тут же снова возникло мучительное напряжение. Предстояло решить, посылать ли гонцов к Матильде, или же заключить соглашение о том, что королём, вопреки воле покойного монарха, станет Теобальд.
Я не принимал участия в обсуждении, размышляя, что ожидает нас с Гитой при смене власти. Если корона перейдёт к Матильде и наместником в Англии станет Роберт Глочестер, для нас настанут тяжёлые времена. Если воцарится Теобальд, Англией, скорее всего, будет править Стефан, а он всегда был благосклонен ко мне. Значит, необходимо как можно скорее мчаться в Булонь, где находился в это время граф Мортэн.
Но уехать немедленно не было ни малейшей возможности. Предстояло обсудить церемонию погребения Генриха Боклерка — и после долгих прений решили перевезти останки короля в Руан, где будут погребены его внутренности, а тело, согласно завещанию самого монарха, переправят в Англию и похоронят в Ридингском аббатстве. Всё это обсуждалось в мельчайших деталях, но я видел, что лордов куда больше занимает иное — кому придётся принести омаж[46].
По всему было видно, что вынужденные присяги императрице Матильде до сих пор вызывали недовольство у многих, а когда Роберт, уже позабывший о своём намерении завладеть короной, принялся ратовать за сестру, всё больше знати начало поднимать голос за Теобальда. В итоге поднялся такой шум, что Хагон Руанский вынужден был потребовать соблюдения приличий.
Тогда лорды постановили перебраться в замок Лонгвиль и там всё решить окончательно. Тем более что здесь даже об обеде некому было позаботиться, ибо новый стюард Гуго Бигод ещё ночью отбыл, не оставив никаких распоряжений.
Отъезд моего недруга заставлял насторожиться. Но мне и самому следовало поспешить к Стефану и заручиться его покровительством. Для меня это было куда важнее, чем избрание нового короля. И хотя сторонники Теобальда настойчиво звали меня с собой, я ускакал, едва представилась такая возможность.
В Булонь я прибыл уже на закате. После многочасовой скачки мой конь пал на подступах к городу, и последнюю милю мне пришлось проделать пешком. Я был утомлён, небрит и грязен, полы моего плаща и обувь отяжелели от налипшей глины. Неудивительно, что стражники долго продержали меня в дверях, не желая сообщать о моём прибытии Стефану и Мод.
Булонь — центральный город графства — входил в приданое Мод. Он стоял у самого моря, а над его неказистыми домишками высились серые стены крепости. Отсюда через пролив было ближе всего до Англии. Но в ту пору я ещё не понимал, отчего Стефан предпочёл отсиживаться здесь, а не бросился в Лонгвиль поддерживать партию брата.
Я уже битый час препирался со стражниками, когда неожиданно заметил направляющуюся к часовне графиню Мод. Она была на девятом месяце, двигалась замедленно и осторожно и казалась настолько погруженной в свои думы, что не сразу услышала мои призывы.
Узнав меня, Мод удивлённо застыла.
— Эдгар?
Она сделала мне знак приблизиться и ждала, нервно теребя застёжки просторного капюшона.
— Мне необходимо повидаться со Стефаном, миледи.
Она словно и не слышала меня, погруженная в свои мысли.
— Со Стефаном? Зачем? Впрочем... Вы всегда оставались нашим другом, несмотря на то, что мы редко виделись в последнее время. Но молву не обманешь, а она говорит, что вы всегда оставались благородным человеком. Моему мужу сейчас как никогда нужны такие люди — верные и благородные.
— Ради всего святого, Мод! Велите проводить меня к графу.
— Его здесь нет. Лучше поспешите в порт, и, возможно, вы ещё застанете его, если корабль не отчалил.
В порту кричали чайки, пахло гниющими водорослями и отбросами, которые сваливали в воду прямо с причалов. Над морем день всегда кажется дольше, и поздний закат всё ещё окрашивал пурпуром гладкую, как зеркало, воду. Самая благоприятная погода для переправы — не то, что в тот день, когда я умчался из Англии. Но куда же собрался в такой спешке и тайне Стефан?
46
Омаж — присяга на верность сюзерену.