Страница 74 из 78
Потом говорили, что родила её Эйвота на диво легко, смогла сама подняться после родов. Я же была напугана её воплями, с ужасом думала, что и мне предстоит пройти через подобное. Зато дочка у Эйвоты родилась крепенькая и здоровая. Молодая мать сказала, что назовёт её Бэртой. Спасибо, что хоть не Бэртрадой.
На Ральфа перенесённое потрясение подействовало даже благотворно. Он перестал замыкаться в себе, старался быть чем-то полезным. Мы даже порой беседовали по вечерам. Ральф рассказывал, откуда он родом, о том, как попал на службу в Гронвуд. Как лишился службы, он не упоминал, да и я не расспрашивала.
Тем временем настала настоящая зима, со снегопадом, продлившимся несколько дней, ураганным ветром. Во все щели дуло, мы жались к огню, не снимали верхней одежды даже на ночь. Выйти на улицу никто не решался, просиживали все дни в дымном тепле помещения.
В один из таких вечеров Ральф стал играть на лире. Бог весть, кто принёс в башню инструмент, но он был поломан, валялся без надобности, пока Ральф не починил его. И как приятно зазвучали струны в унисон потрескиванию дров и завыванию пурги за стенами. Ральф запел. Голос его был удивительно приятен, все заслушались.
Я смотрела на Ральфа, не замечая, как переглядываются окружающие. Когда же Ральф перестал петь и поднял голову, меня смутил его полный обожания взгляд.
Мне стало неловко. А тут ещё заметила, как Утрэд внимательно наблюдает за нами с Ральфом и улыбается. О чём он, спрашивается, думает? Ведь я была женщиной на сносях, мой живот, так долго остававшийся небольшим, ныне раздуло, как бочонок. Я даже ходила словно выгнувшись назад. И давно забыла, как это — быть гибкой и лёгкой в талии, как можно нагнуться и без труда завязать башмак. Но теперь мне осталось не так и долго ждать.
Снежные бураны, длившиеся несколько дней, наконец стихли. Все вокруг было занесено снегом, а морозы ударили такие, каких не помнили и старожилы. Стоял жуткий холод, особо ощутимый в нашем болотном краю. Водные пустоши фэнов промёрзли насквозь, и, куда ни глянь, кругом снег и тишь.
В эти морозные дни военные действия прекратились. Все, кто мог, разъехались по домам. Лишь горстка самых упорных мятежников укрылась где-то в лесах на севере графства. Они не смирились, и было ясно, что, едва потеплеет, вновь будет литься кровь, и мирного сева ожидать не придётся. Потом пришла весть, что войска короля вошли в Норфолк, и все графство застыло, ожидая, что это за собой повлечёт.
Уже настало предрождественское время. Стояли самые короткие дни в году, рассветало поздно, а темнело вскоре после полудня. В один из дней я отправила людей в лес за ягодами мирта, так как пора было готовить святочные свечи. Когда они вернулись, мы уже подготовили формочки для свечей. Ведь как бы ни складывались дела, люди всегда ждут Рождества и связывают с ним свои надежды. Поэтому в башне Хэрварда дарило весёлое оживление, мужчины говорили о замеченном на болотах огромном вепре, а значит, у нас на святки будет великолепная кабанья голова, как в старину на йоль. Я слушала эти речи, и душа моя всколыхнулась. Йоль. Эдгар... Я заставила себя отвлечься.
Ягоды мирта, добавленные в пчелиный воск, придают особый аромат святочным свечам. Мы всегда так делали в Святой Хильде, и я со знанием дела велела нагреть над огнём ягоды, чтобы вытопить сок в котелок с пчелиным воском. Потом этим составом заполнили специальные формочки, аккуратно поместив в них фитили.
— Думаю, свечи у нас получатся на славу, — улыбаясь, говорила я собравшимся вокруг женщинам и детям. — Я не заметила ни единого пузырька воздуха, который бы испортил наши труды.
Внизу на входе хлопнула дверь. Это вернулись с дозора Утрэд и его люди. Стряхивали снег с сапог, садились у огня. С холода у них был зверский аппетит, они дружно стучали ложками по мискам с ячменной кашей и ломтиками жареного угря. Один Утрэд словно не испытывал голода, ел медленно, порой как-то странно поглядывая на меня.
Я поняла, что у него есть какие-то новости, и, когда он насытился, мы расположились в нише окна, подальше от остальных.
— Сегодня я видел Пенду. Похоже, у графа Эдгара серьёзные неприятности.
По мере того как он говорил, моё сердце начинало биться сильнее и сильнее.
Король гневался на зятя, что тот не сумел справиться с волнениями, более того, он подозревал, что Эдгар, сам будучи из саксов, попросту потворствует мятежникам. А подобное вполне могли приравнять к государственной измене. Вроде королю донесли на Эдгара, и донёс не кто иной, как графиня Бэртрада. Поэтому Генрих прислал разобраться во всём своих племянников, Блуаских братьев, Стефана Мортэна и Генри, епископа Винчестерского. Поговаривают, что Стефан в хороших отношениях с Эдгаром, но сейчас у него есть приказ короля, и он так и сказал графу Норфолку — если тот не сумеет оправдаться, он должен будет отвезти его под охраной в Лондон для суда. Эдгар попытался разъяснить, что дело не такое и простое: нормандские бароны в один голос твердят, что саксы первыми учинили нападение, в то время как саксонские таны уверяют, что это именно они стали жертвами разбоя норманнов. Желая разобраться во всём в присутствии поверенных короля, граф Эдгар велел и тем и другим явиться в Гронвуд Кастл. И если норманны, зная, что их права более защищены, смело явились на разбирательство, то саксы предпочли игнорировать приглашение. Однако подобным пренебрежением к приказу они словно признавали свою вину. Эдгар же оказался зажатым между королевской властью и своими упрямыми соплеменниками.
И тогда Стефан, желая помочь Эдгару выпутаться из этой ситуации, посоветовал, как доказать свою непричастность к мятежу соплеменников: граф Норфолк должен будет лично возглавить карательные войска против саксов, провести рейд и уничтожить их.
— Вы представляете, чем это обернётся для Эдгара, — сокрушался Утрэд. — Имя эрла Эдгара Армстронга будет проклято в Дэнло, люди выйдут из повиновения, и те же норманны станут презирать его за предательство своего народа. Если же Эдгар откажется... Клянусь святым Эдмундом, король Генрих не тот человек, чтобы прощать неповиновение. Так что... Эй, парень, да ты никак подслушиваешь?
Последние его слова он произнёс, обращаясь к тому, кто был позади меня. Я оглянулась — Ральф де Брийар стоял так близко, что мог услышать каждое слово. Но сейчас мне было не до него. Меня охватил ужас. Я рванула застёжку у горла. Мне словно не хватало воздуха. Эдгар... Мой Эдгар в беде. О, Пречистая Дева, смилуйся над ним!
Я не помнила, как поднялась на башню. Было ещё не так поздно, но уже совсем стемнело. Я видела огоньки в селении на берегу озера и дальше, в фэнах. Где-то одиноко выл волк. А воздух такой холодный, что перехватывало дыхание. Однако на морозе мне стало немного легче. Если мне вообще могло стать легче. Ах, мой Эдгар был таким честолюбцем, так высоко поднялся. И вот в любой миг может пасть, разбиться в кровь. А эта сучка, его жена... Я никогда не могла заставить себя относиться к ней терпимо, всегда ненавидела её со всем отчаянием отвергнутой. Я даже не ведала, известно ли ей обо мне. Но если и известно, то я ничего не стою в её глазах. Леди Бэртрада, эта незаконнорождённая принцесса, была победительницей в нашем соперничестве за любовь Эдгара. До меня не единожды доходили вести о том, как он лелеет и ублажает её. И когда я думала об этом, — я, знавшая, каким он бывает в любви, когда представляла, что он дарит ей такую же усладу, как когда-то мне, — прости мне, Всевышний, но я не могла побороть своей неприязни к этой женщине. И вот узнаю, что она предала Эдгара, выставив обвинение в измене.