Страница 2 из 78
Правда, одно время и я надеялась стать английской королевой.
Ещё когда отец не оправился от потери принца Вильгельма и велись разговоры, кто же наследует корону, многие склонялись к тому, что Генрих сделает своим преемником племянника Теобальда Блуаского. Теобальд был старшим сыном сестры отца, графини Адели, дочери Завоевателя, вышедшей замуж за графа Блуа. Поначалу все эти разговоры меня мало волновали, до тех пор пока Теобальд не прибыл ко двору и начал проявлять ко мне повышенное внимание. Тогда мне уже было пятнадцать лет, грудь и бёдра у меня оформились, так что Теобальду было на что поглядеть. Я поняла, что подобное внимание предполагаемого наследника может сыграть мне на руку и возвести на английский трон. Я всячески поощряла ухаживания высокородного кузена и почти добилась своего. Почти. Ибо оказалось, что он уже помолвлен с дочерью герцога Каринтского. А помолвка в наше время почти приравнивалась к венчанию. Но я не отчаивалась, ибо, живя при дворе, не раз слышала, как расторгались подобные соглашения ради политических интересов. И я бы добилась своего, если бы в дело не вмешался мой второй кузен, брат Теобальда — Стефан.
Мы со Стефаном не терпели друг друга. Этого тихоню прислала ко двору Генриха (честолюбивая мамаша Адель, и король отдал ему во владения графство Мортэн. Меня злила подобная щедрость отца, я ревновала его к Стефану и, будь у меня хоть шанс, постаралась бы выставить его в невыгодном свете. Но, несмотря ни на что, паинька Стефан оставался у короля в любимчиках. Именно он, проведав о чувствах ко мне Теобальда, поспешил донести обо всём этой грымзе Адели. Закончилось все скандалом. Властная Адель увезла сына и вынудила жениться, а меня почти на целый год упекли в монастырь.
Монастырь!.. Вот уж местечко! Бесчисленные запреты, нескончаемые посты и службы. Смирение, смирение и ещё раз смирение!.. Со мной, дочерью короля, обращались лишь чуть лучше, чем с обычной постоялицей. О, это был ужасный год, и, возвратившись в мир, я точно знала, что сделаю все что угодно, лишь бы никогда больше не оказаться за стенами обители. Жалея бедных затворниц, я никак не могла понять, как туда можно прийти по доброй воле. Из монастыря я вынесла тайное презрение к женщинам, отгородившимся от мира, и явную симпатию к священнослужителям. Но к священникам высшего ранга. Аббаты, прелаты, епископы — особенно молодые, учёные, не обезображенные лицемерием и ханжеством, с изяществом носившие дорогие сутаны — мне очень даже нравились.
Вскоре по возвращению из монастыря я допустила непростительную оплошность. Я влюбилась. И в кого!.. Поистине Блуаский род был для меня роковым. Стремление женить на себе Теобальда, неприязнь к его брату Стефану... и страстная любовь к их младшему брату, аббату Генри. Я увидела его, когда приехала в Руан. Генри было около тридцати, он был обаятелен, образован, учтив. А с каким изяществом он носил свою расшитую сутану, какими душистыми притираниями от него пахло, какие перстни сверкали на его холёных пальцах! Я была сражена. Я была дурой. Потому что сама пришла к нему, стала его любовницей.
Правда, после первой же нашей плотской близости я прозрела. Ночь с мужчиной не доставила мне удовольствия, мне было больно и плохо. Мне было противно. То, что мужчина делает с женщиной в постели, — отвратительно! Он просто причиняет ей боль, унижает её, использует. И о чём только поют трубадуры в своих томных балладах, а глупые дамы слушают их, закатив глаза! Вот флирт, свидания, ухаживания, когда мужчина хочет вас и признается в любви, — это ещё куда ни шло. А как приятно быть избранницей рыцаря, когда он посвящает вам свою победу на турнире, сражается ради вас. Но постель! Лежать придавленной, обслюнявленной, слышать сопение и хрипы... Брр!..
На другой день я видеть не могла предмет своего обожания. Генри Блуа был напуган моей холодностью. Это хоть немного утешило меня. Я ведь понимала, что Генри со дня на день ждёт рукоположения в сан аббата одной из крупнейших обителей Англии, аббатства Гластонбери. И если король проведает, что племянник-священник обесчестил его дочь... Словом, я неожиданно поняла, что имею власть над Генри. И забавно же мне было видеть, как он и его заносчивый братец Стефан заискивали передо мной, как умоляли держать все в тайне. Они полностью находились в моих руках.
Поначалу я, правда, опасалась, что окажусь в тягости. Наивный испуг девушки, впервые попавшей в подобную ситуацию. С моими месячными кровотечениями не всё было гладко: у меня постоянно случались задержки. Так что несколько недель я жила в страхе и даже обратилась к Стефану с просьбой подыскать мне умелую повитуху. Тот пришёл в ужас — как раз в это время король начал вести переговоры о моём браке с принцем Фландрии Вильямом Ипрским.
Вильям, как и я, был незаконнорождённым, однако как мужчина имел шанс получить наследство. Пожалуй, он мне даже нравился, да и возможность стать графиней Фландрской меня прельщала. Но я была тогда в таком страхе из-за возможной беременности, что почти избегала жениха. Но вскоре все наладилось, я успокоилась и стала куда любезнее, хотя меня по-прежнему брала оторопь при мысли, что, став супругой, я буду обязана позволять мужу проделывать со мной это... Но ведь супружеской обязанности порой можно избежать. Слышала же я, как моя сестра Матильда даже запирается на щеколду, когда не желает допускать к себе Жоффруа. Сама же разъезжает в компании с красивым рыцарем-охранником, более того — крестоносцем.
Я её понимала. Отдавать предпочтение не мужу, а рыцарю — это по-настоящему куртуазно[5]. Ведь наличие поклонника отнюдь не означало плотской близости с ним, зато какие волнительные ощущения! Мне это всегда нравилось, я всегда стремилась, чтобы меня окружали мужчины. И, замечая ревность жениха, приходила в настоящий восторг.
Однако вскоре помолвка с Вильямом была расторгнута. Фламандцы избрали своим правителем другого наследника, и все преимущества, какие бы дал Генриху этот союз, сошли на нет. Вильям стал просто одним из лишённых наследства рыцарей, которых и без него полно при дворах Европы. И я сразу потеряла к нему интерес.
Кто следующий?
Претендентов находилось немало. Суровый Валеран де Мелён, скучный, как хоровое пение, Уильям Суррей, иные. Время шло, женихи менялись. Я же прекрасно проводила время, переезжая с двором из замка в замок, участвуя в больших охотах, посещая турниры, интригуя, кокетничая, заводя знакомства. Я чувствовала себя самой обворожительной и желанной женщиной при дворе. Потягаться со мной в популярности могла бы только королева Аделиза, и то благодаря короне. Отец женился на ней уже после смерти принца Вильгельма, надеясь, что молодая жена родит ему наследника, — но просчитался. Аделиза оказалась бесплодна, как пустырь. У короля порой появлялись дети от случайных связей, но они оставались ублюдками, а законного наследника все не было. И при дворе ломали голову, к кому же перейдёт корона Англии.
Одним из претендентов считался любимый незаконнорождённый сын Генриха — Роберт Глочестер. Меня бы это устроило, так как с Робертом мы были в приятельских отношениях, и в запутанных интригах двора я всегда поддерживала его сторону.
Вторым почитали Теобальда, так как он был старшим из внуков Завоевателя по мужской линии. Поговаривали даже о втором из племянников Генриха, его любимце Стефане, которому Генрих давал частые поручения в Англии. Отец явно к нему благоволил, даже сосватал за него одну из первых невест Европы Мод Булонскую, родословная которой восходила к Карлу Великому. Однако Стефан скорее поддерживал партию старшего брата — Теобальда. Как и Генри, моя былая любовь, а ныне уже епископ Вустерский, хитро вербовавший сторонников Блуаского рода среди церковников.
Но что же решит король? Меня так и кружило в водовороте слухов и пересудов, когда я неожиданно узнала... Да, мой отец был самонадеянным человеком, поэтому и пошёл на столь неслыханный шаг, назначив своей наследницей Матильду. Женщину поставил выше мужчин.
5
Куртуазность — модные церемонные ухаживания, своеобразный кодекс поведения высшей знати, изысканно вежливые отношения.