Обрученный с удачей

Уже ухода, он вдруг заметил небольшой листок бумаги — откуда бы здесь взяться бумаге?

Подняв его, он различил выписанные бисерным женским почерком строки стихотворения-рондо. Последние две строчки были оборванны на полуслове:

А леди, оказывается, не только лихо владеет шпагой и понимает в картах — морских и игральных, но и не чужда изящной словесности? Чудеса да и только!

Оглянувшись украдкой — не заметил ли кто, он спрятал листок в карман — почему, он бы и сам не смог сказать.

Часть третья

ПРОКЛЯТИЕ ЧЁРНОГО КАПИТАНА

8

Старик, опираясь на руку немолодой дамы со скуластым лицом медного оттенка, прошёл к стоявшему в центре трактира самодельному креслу, уселся в него и давним заученным жестом закрыл ладонью невидящие глаза...

— Я уже понял, чего вы хотите, — сообщил Дарби. — Признаться, я не думал, что кто-то помнит эту историю. Я и сам бы хотел её забыть... Потому как над тем золотом тяготеет проклятие, и я уж грешным делом думал, что лучше ему остаться там, куда его спрятал старый дьявол Олоннэ. Мне, представьте, за прошедшие почти двадцать лет и в голову не приходило туда отправиться или кому-то рассказать. А знаете почему? — И не дожидаясь ответа, он добавил: — Потому что за десятую часть того, что там лежит, каждый второй из вас взялся бы перерезать горло половине Лондона, а не то что бедному слепому. К тому же, — он печально улыбнулся, — за всё это золото я не куплю себе новые глаза, а остальное, всё что нужно, у меня уже есть. Так что года три назад я бы послал вас, парни ко всем чертям...

Он выдержал паузу, чем вызвал волнение на лицах Беатрис и Джона. Да и все прочие замерли в напряжённом молчании.

— Но сейчас кое-что изменилось, поэтому я согласен иметь с вами дело.

Сперва я расскажу всё с самого начала, как было. А вы уж решайте — надо ли вам связываться с этим делом, от которого пахнет кровью и адской серой, или нет?

Он вновь прикрыл глаза ладонью, видимо, собираясь с мыслями.

— ...Это было последнее плавание Олоннэ, — начал он. — Собрав эскадру из шести кораблей с командами примерно в семь сотен человек, Олоннэ вышел в море и взял курс к побережью Мэйна. Несколько месяцев наша флотилия курсировала вдоль побережья, грабя попадающиеся на берегу индейские деревни и небольшие испанские посёлки. Добычу от таких грабежей составляло только пропитание команды. Но от пленных испанцев Олоннэ узнал, что недалеко от побережья находится более крупный город — Сан-Педро.

Собранный отряд флибустьеров углубился вглубь материка, и, несмотря на несколько засад, устроенных испанцами на подступах к городу, наши парни захватили его. Однако тут им опять не повезло, так как основную часть добычи составили склады с индиго, товара ценного, но неудобного для переноски на большие расстояния. Единственное что удалось узнать — это то, что скоро должен прибыть корабль из Испании с каким-то ценным грузом.

Завершив грабёж, парни вернулись на берег и приготовились ждать гостя.

Вот тогда-то Олоннэ и встретил этого чёртова дикаря, с которого всё и началось...

За 20 лет до описываемых событий.

Район между Юкатаном и Панамским перешейком, стоянка Олоннэ.

— Ты уверен что правильно перевёл то, что говорит этот вождь? — осведомился Олоннэ у Рикардо — метиса-переводчика.

— Сеньор, он не вождь, он жрец, последний слуга Священного Ягуара... — начал бормотать Рикардо. — Его зовут Капак...

— Мне плевать, отруби тебе задницу — даже он был бы сам епископ Дьеппский! — прорычал Олоннэ. — Я спрашиваю — ты уверен, что правильно понял эту сморщенную обезьяну?

— Да, сеньор, — ещё более оробев, сообщил Рикардо. — Язык своей матери я не забыл...

— Тогда объясни ему — если он вздумал лгать или шутить надо мной: я сотворю с ним такое, что черти в аду будут плакать над его судьбой!

Слегка запинаясь, метис что-то прочирикал. Оставшийся невозмутимым старик покачал головой и спокойно заговорил в ответ.

— Он говорит... — начал переводить Рикардо. — Простите, сеньор, он говорит что слишком стар, чтобы бояться даже Железной Руки, от которого бегут гачупины[28]. У него нет ни детей, ни внуков, он последний в чреде служителей Священного Ягуара и в своём роду насчитывающем двадцать два колена. Больше нет смысла хранить тайну, ибо никогда уже не восстанут священные камни Теночтитлана, и Распятый Бог прочно утвердился в небесах и на земле. Пусть же сокровища достанутся не проклятым гачупинам, а их Великому Врагу...

— Ишь! — усмехнулся Олоннэ... Эвон как — «Великому Врагу»... Спроси — сколько он хочет? В смысле — какую долю просит себе?

— Он говорит, — сообщил Рикардо, — что ему уже ничего не нужно, и он отдаст всё воинам из-за моря.

— Ну что скажете, приятели? — обратился он к напряжённо молчащим соратникам, набившимся в тесную кают-компанию, как сардины в бочку.

Грубые обветренные лица, одежда в прорехах, босые ноги в смоле... — на их фоне сам Олоннэ в своём скромном камзоле и ботфортах смотрелся почти щёголем.

Люди как будто неуместные в этом помещении с панелями красного дерева и перламутровой инкрустацией, заставленном странной смесью предметов роскоши всех народов и материков. Тут смешалось буквально всё, начиная от серебряной лампы старинного литья и заканчивая дорогими гобеленами двухсотлетней давности — какие могли бы висеть и в королевском дворце, а здесь в них варварски вбили крючья для богато отделанного оружия.

Он обвёл взглядом их всех — одного за другим, кого знал, и много раз, для разных трудных предприятий, заключал с ними союзы, подписывая договор или давая клятву на топоре и сабле. Все здесь были: и уроженец Ирландии Роджер О’Флагерти; и Шарль Коротконогий — флибустьер с Олерона, ханжа-гугенот, предварявший всякий абордаж проповедью; и молодой Энтони Длиннобородый, и Джакомо Доренцини — генуэзец, командовавший «Крылатым Королём». Тут же торчали их квартирмейстеры и боцманы — отборные головорезы «берегового братства».

— И что скажете на это, братья — вольные добытчики?

Собравшиеся пошушукались, переглядываясь, — дело было не простым...

— Знаешь, Франсуа, — пробурчал Длиннобородый, — мы тебя, конечно, уважаем, но, во-первых, такие дела даже совет капитанов не решает — это дело сходки команд. Во-вторых — мы тут торчим уже больше месяца, имея в качестве добычи чуть побольше чем уши от дохлого осла — и всё потому что ждём какой-то галеон. Теперь ты предлагаешь бросить дело и мчаться за какими-то сокровищами, которых никто в глаза не видел. Я тебя не понимаю, приятель!

Глаза Олоннэ, устремлённые на Энтони, загорелись яростью — этот нахальный и удачливый корсар постоянно спорил с ним, подзуживая и других на неповиновение.

— В самом деле! — с сильным акцентом заявил Джакомо. — Один Сатана знает, что задумал этот индеец! Кто сказал, что его не подослали испанцы, чтобы завести нас в ловушку?

— Тут ты прав, — пробурчал О’Флагерти, — я не верю ни одному краснокожему и ни одному его слову, если ему перед этим хорошо не поджарят пятки!

— Да что говорить?! — вступил в разговор Шарль, — Я, конечно, не сомневаюсь в Божьих чудесах, но не думаю, чтобы Иегова свершил их для таких грешников, как мы с тобой, Франсуа! Ибо иначе как чудом быть не может, чтобы любой человек отдал бы уйму золота за просто так! Не верю! Есть тут какой-то подвох — и я бы на твоём месте поспрашивал этого язычника как полагается...

— Ты, конечно, волен созвать сходку, — опять высказался Роджер, — но я лично попрошу своих парней голосовать против. А то, может, там никаких сокровищ нет — а испанское золотишко уплывёт, пока мы это обнаружим. Не будет дела! — сказал как отрезал О’Флагерти.

28

Гачупины — испанцы на ряде индейских языков.