Сеть паладинов

Оттовион издал горлом шумный, почти неприличный звук.

— Чтобы Республика воевала на стороне неверных?! — проговорил он.

— Да. Именно так, досточтимый и сиятельный мессер Канцлер! Эта цель только на первый взгляд кажется невероятной! Но ничего невероятного, если мы присмотримся более внимательно к ситуации, нет. Ведь о предательстве Венецией христианских интересов говорится давно. Политикой нашего нейтралитета раздражены Габсбурги и Папа. Габсбурги — наш враг, не меньший, чем османы. Испания — наш исторический враг, который только обрадуется нашему предательству. И поверить в окончательное предательство Венеции нетрудно. Вы помните, что подобные попытки втянуть Венецию в войну уже делались. Когда боснийский паша Хасан призывал нашего генерального проведитора в Далмации устроить совместную военную операцию против ускоков на габсбургской территории, тогда венецианское правительство испугалось и уклонилось от приглашения. То же самое и крепость Пальманова, в строительстве которой волей провидения участвовал и ваш покорный слуга. Габсбурги рассматривают её прямо как подготовку к войне против них.

Турки очень рассчитывали на провокацию с Клиссой и поэтому изображали, что интрига вокруг неё их нисколько не заботит. Они рассчитывали, что нападение на крепость венецианских подданных так напугает наше правительство, что заставит его всячески помогать туркам и втянет нас в прямое столкновение не только с ускоками, но и с войсками императора.

И это, вы знаете, туркам почти удалось! Наше правительство так напугалось, что не только помогает туркам припасами, а также преследуя бывших захватчиков крепости, но и устроило полную блокаду крепости, что исключает всякую помощь засевшим в ней ускокам и венецианцам со стороны Папы, неаполитанцев и кайзера! Единственное, чего не удалось туркам, это столкнуть наши и императорские войска друг с другом. Но мы были на грани войны! И она бы разразилась, если бы наше правительство не подчинилось ультиматуму императора Рудольфа. Таким образом, Венецию втянуть на сторону османов не получилось, как не удалось сделать её союзником императора и Папы. Таким образом, в войне разведок — ничья.

Вот тут-то и появляется некая четвёртая сила. Заговорщики. Которые каким-то образом с самого начала были осведомлены о тройной интриге. Возможно, сами и задумали её.

— Кто они? Венецианцы?

— Возможно. Нам известно только вымышленное имя одного из них — Митридат.

— Митридат... На чьей же они стороне?

— Первоначально, возможно, на имперской. Позвольте мне обратить ваше внимание на такой факт: все, кто участвовал в этой провокации, — уничтожены. Убиты, я в этом уверен, сенатор Феро и его сын Филиппо, убит маклер, связной между Филиппо и турками. Мы получили также известие, что в Рагузе был ликвидирован турецкий агент, вывезший из Венеции документ сенатора. Кем?.. Возможно, заговорщиками, испугавшимися разоблачения и заметающими следы. Или это месть? Или наказание за что-то?

Я думаю, они устранили сенатора и его сына, когда поняли, что заговор стал поворачиваться не в ту сторону, куда они предполагали. То есть когда стали подозревать, что турки сумеют воспользоваться интригой в своих интересах. Маклер был убит как опасный свидетель, способный опознать коварного Митридата. Наконец, агент османов предан смерти в Рагузе самым вызывающим образом: среди бела дня в него всадили стеклянный кинжал, как казнят у нас на Мурано. Я думаю, чтобы подстегнуть сомневающихся визирей и военачальников османов и убедить, что Венеция им враг.

Возможно, они предприняли отчаянную попытку вынудить венецианцев встать на сторону антиосманской коалиции. Но это пока не получилось. Бог хранит нашу Республику! Нам посчастливилось сорвать коварные планы, не дав событиям развиваться так, как было предусматривал план. Успев вовремя предупредить Сенат о готовящемся захвате Клиссы, мы смешали им карты. Крепость турки возвратили уже через полтора месяца, и военная кампания вокруг крепости не затянулась. Мы предотвратили и другие провокации.

— То есть вы считаете, что опасность миновала? — с надеждой в голосе спросил Оттовион.

— На некоторое время, конечно, да! С этой стратегемой, безусловно, да. Хотя, нет сомнений, попытки провокаций будут продолжаться и дальше. До тех пор, пока мы не сумеем добраться до заговорщиков. До их ядра. До Митридата. Надеюсь, синьоры, я не слишком утомил вас рассуждениями. Satis verborum![138]

— Sapienti sat![139] Аминь, — проговорил фра Паоло.

Лунардо закончил и перевёл дух, обведя слушателей победным взглядом. Канцлер взволнованно поднялся, порывисто пожал Лунардо руку.

— Благодарю вас, мессер прокуратор, за решение загадки! Мне казалось, вот-вот — и война неизбежна! Но кто же всё-таки заговорщик? Кто этот Митридат?

Лунардо хитро прищурился.

— Пока не знаю, — признался он. — Кое к кому надо бы присмотреться внимательно, но подозрений у нас нет...

Есть вопросы. Мне кажется, что таинственный Митридат — не венецианец. Но венецианцы могут быть связаны с ним.

— И всё же, — проговорил Канцлер многозначительно, вспоминая прошлое недоразумение. — Надеюсь, на этот раз у вас будут доказательства виновности подозреваемых?

— Без доказательств мы не станем считать кого-либо заговорщиком.

— Иными словами, — заключил Канцлер, — у вас нет пока прямых доказательств?

Реформатор отрицательно покачал головой.

— И вам нечего предъявить Совету Десяти?

— О, нет! — запротестовал Лунардо. — В любом случае я этого делать не собираюсь! Во-первых, подозрения должны окончательно сформироваться в моей голове. А доказательства необходимо собрать. Но я вовсе не уверен, что мне стоит этим заниматься, не говоря уже о том, чтобы нам выступать в трибунале. Ради нас же самих! Один из моих помощников серьёзно ранен, остальные несколько раз рисковали жизнью. В конце концов, сорвав вражескую провокацию, мы посрамили заговорщиков!

— Но надо разоблачить их! — воскликнул Канцлер.

— Совершенно верно. Но прежде — сорвать их планы! Это нам удалось! — не без гордости напомнил Лунардо.

У Канцлера от волнения забегали глазки.

— И всё же, — настаивал он, — назовите мне имя вашего подозреваемого! Досточтимый мессер Маркантонио, вы не можете отказать мне после всех наших откровенных бесед!

Лунардо поморщился.

— Поймите, дорогой Канцлер, — сказал он нехотя. — Я в самом деле никого особо не подозреваю, а более всего, как вы верно намекнули, боюсь ошибиться. Я — интриган, да, но я — не сбир. Есть некоторые персоны, действия которых кажутся не совсем понятными, но это ещё не подозрения! Их надо бы проверить... А я вам уже сказал, что не уверен, стоит ли мне проникать глубоко в тайны нашей разведки.

— И всё же! С кого вы начнёте?

— Ну... ну... Что вы думаете, например, о мессере Томазо Гарцони? Что вы можете сказать о нём?

— Вы подозреваете мессера Томазо Гарцони, одного из трёх руководителей Совета Десяти? — уныло протянул Канцлер. — И это на основании...

— Нет, нет! Я же сказал, не подозреваю, а интересуюсь! — воскликнул Лунардо. — И конечно, не на одном лишь основании, что именно он занимается далматскими делами! Во-первых, думается мне, он скорее всего то лицо, которое получало отчёты от сенатора Феро. Если это так, то что он сделал с ними? Почему он не предпринял шагов для срыва провокации? Это надо проверить. Во-вторых, не очень ясны его действия перед захватом крепости. Знал ли он о доносе Матео Альберти до того, как о нём узнали мы? Если да, то почему никак на него не отреагировал? И многое другое. Может быть, это была некая операция наших агентов? Или что-то другое? Почему, например, Гарцони никак не взволновало исчезновение сенатора Феро?

Оттовион помрачнел.

— Если вы всерьёз подозреваете его, — сказал он, понизив голос, — боюсь, вы опять ошиблись. Я вынужден выступить адвокатом мессера Гарцони. Кстати, то, что я вам сообщу, возможно, очень важно. И это убедительно доказывает, что мессер Гарцони не заговорщик, ибо в противном случае он не стал бы делиться со мной. Он рассказал мне на днях по секрету, что есть сведения, будто в Далмацию сбежали одна из жён ныне царствующего султана Мехмеда и их общий сын. Сведения, подтверждённые и нашими дипломатами в Стамбуле, и другими источниками. Разумеется, присутствие этих беглых персон на нашей территории совершенно нежелательно, поэтому дан соответствующий приказ... Что с вами?

138

Довольно слов! (лат.).

139

Для понимающего достаточно! (лат.).