Выхожу тебя искать

- Какой в этом всём прок?! – раздражённо воскликнула она. Ковырнув в последний раз еду, девушка отбросила вилку. – Ты не хуже меня знаешь, что дни мои сочтены! Какой теперь во всём этом смысл?! Для чего мне выигрывать ещё один день?! Ничего не осталось!

Ни тебя, ни моей дочери, хотелось крикнуть ей. Но остатки гордости, всё ещё жившей в израненной и омертвевшей душе Кэтрин, не позволили ей произнести эти слова, не позволили ей пасть ещё ниже. Она разбита, и Стефан тоже приложил к этому руку, но Пирс не хотела, чтобы у вампира был повод пожалеть её. Если он не хотел и не мог дать ей свою любовь, его жалость и приторная доброта тоже не нужны были ей. Кэтрин сделала попытку встать, не зная, куда ей сбежать от этого проницательного, понимающего, сочувственного взгляда зелёных глаз, но вампир тотчас схватил её за руку, прижал её к столешнице, не позволяя девушке подняться и покинуть его. Она снова попыталась вырваться, но всё так же безуспешно. Стефан крепко держал Кэтрин за руку, ощущая под пальцами учащённое биение её пульса – то трепетали под кожей девушки гнев и горе. Они наполняли Кэтрин жизнью, тусклым сумрачным светом подсвечивая прекрасную оболочку, мёртвую до последних минут. Но Стефан был рад и этому свету, и этой жизни в ней; он был рад, что она ещё способна что-то чувствовать, пусть даже единственным её чувством сейчас был гнев, вызванный им самим. Отталкивая от себя Кэтрин, несколько дней назад прощаясь с ней, как он полагал, навсегда, Сальваторе смог отмахнуться от собственной боли и не думать о том, что такую же боль причиняет Кэтрин; он так хорошо знал её, что полагал, что, даже разбитая, она сможет черпать силу в собственном эгоизме. И, к тому же, у неё ещё оставалась Надя и безумное желание помириться с дочерью, переупрямить её. Но в Уитморе, в мрачном, похожем на пыточную, подвале, подле трупа вампирши он нашёл безжизненную девушку с пустыми, остановившимися глазами. Она была в тот миг хуже, чем мертва.

А сейчас, глядя на Кэтрин, Стефан испытывал почти физитческую боль. Он слишком поздно понял, что Пирс занимает слишком значимую роль в его жизни, что попытка вырвать её из сердца и вырваться из её оков может стоить ему если не жизни, то счастья уж точно. Стефан обладал железной волей, которой всегда мог подчинять все свои желания, какими бы сильными они ни были… быть может, исключение составляла лишь жажда крови… и любовь к этой девушке. Следуя разуму, понимая, что Кэтрин при всём своём эгоизме, хитрости, непостоянстве может стать его гибелью, его падением, он принял решение отказаться от неё раз и навсегда. Стефан старался заглушить голос сердца доводами холодного рассудка, но очень быстро понял, что для него это стало вдруг невозможным. Когда Кэтрин металась между жизнью и смертью после нападения Сайласа, он уже размышлял над тем, что такое мир без Кэтрин Пирс; этот мир ему не нравился, и вампир сделал всё, чтобы девушка выжила. А, оставив особняк Сальваторе и Кэтрин в нём, Стефан вдруг отчётливо осознал, что его мир навсегда остался без Кэтрин. Принять это оказалось тяжелее, чем он ожидал, особенно после того, как он снова вспомнил, что такое целовать Кэтрин, засыпать и просыпаться рядом с нею, прикасаться к тёмным шелковистым волосам. Пирс думала, что ему важна лишь Елена, а с нею он просто забывался, но вся правда была в том, что важна для него была именно она. Кэтрин Пирс была его погибелью, но и жизнью тоже. Стефан понял это в тот миг, когда Джереми сообщил ему о намерениях Кэтрин и Деймона. Уэс, Аарон и другие из Братства Августина были опасны для вампиров, но не менее опасными они были и для той, которая рядом с вампирами была слабой, как котёнок. И он не мог оставаться стороне, пока Кэтрин подвергала себя смертельной опасности ради сохранения того мира, частью которого уже не была.

Вампир стиснул её руку. Он волновался, как мальчишка, и это казалось ему невероятно глупым.

- Если я тебе всё ещё нужен, то я буду с тобой, - его голос прозвучал как-то странно: он не то делал одолжение, не то молил о нём.

Наверняка, Кэтрин это тоже показалось странным. Девушка вскинула на него взгляд, а затем рассмеялась. Смех её был жёстким, отрывистым, недоверчивым; холод вошёл в тело Сальваторе с этим смехом, и ему захотелось, чтобы Кэтрин прекратила смеяться, но он не смел произнести ни слова. Дальнейшая судьба – её, его, их обоих – зависела сейчас лишь от Кэтрин, наполовину обезумевшей от горя. Разумно ли было вкладывать их жизни в эти дрожащие, ослабшие руки? Возможно, он рехнулся, делая это; быть может, Стефану стоило решить всё самому, за них обоих, но он и без того слишком часто решал за Кэтрин в последнее время, а она слепо его решениям подчинялась. Смех девушки оборвался так же внезапно, как и зазвучал.

- Совсем недавно ты был другого мнения и знать меня не хотел, - тихо произнесла она.

Стефан молчал. Он знал, что Кэтрин читает по нему так же хорошо, как и по открытой книге, так что она должна была понять, что он не лжёт, что искренен в том, что говорит. Он сказал ей всё, что должен был – теперь решение было лишь за ней. Девушка одарила его недоверчивыми прищуром – недобрым, от которого вампира на миг бросило в дрожь. Будь она не такой слабой, Стефану стоило бы опасаться её. Впрочем, быть может, она всё ещё была способна незаметно для него всадить в его сердце деревянный кол. Это ведь Кэтрин Пирс. И предательства она не прощала никогда.

- Нет, - после долгого, режущего ухо молчания, отрывисто проговорила она, резко мотнув головой, - я не позволю тебе надо мной смеяться.

Девушка встала, намереваясь уйти. Для обессиленной, уставшей, наполовину мёртвой она шла слишком быстро и пересекла половину гостиной, когда Стефан нагнал её – скорость вампира была его оружием в этот миг. Кэтрин сдавленно зарычала, когда Сальваторе оказался прямо перед ней, преграждая ей путь. Её рука взметнулась, чтобы ударить его, но вампир и тут оказался быстрее перехватил руку девушки.

- Отпусти! – она не то грозила, не то молила. – Дай мне уйти! Позволь мне закончить мою жизнь без боли, не мучь меня…

- Скажи, что я тебе не нужен, и я отпущу тебя. Навсегда. Теперь уже навсегда. Просто скажи.

В карих глазах отразилась мука, злые слёзы наполнили их. Но Кэтрин всё ещё была достаточно сильна, чтобы не позволить им пролиться.

- Попросить тебя? Мне? Ты знаешь, что я чувствую к тебе, и ты просишь меня о таком… - она покачала головой. – Когда ты успел стать таким жестоким? Ты мстишь мне, играя со мной так, как я играла с тобой когда-то? Ты должен знать, что я делала это не из жестокости, я была вынуждена поступать так, но мне было больно… Но ты ведь знаешь это. Ты просто жесток…

- Я не хочу причинять тебе боль, - Кэтрин сопротивлялась, но вампир всё-таки поднёс её пальцы к своим губам и легко поцеловал их подушечки, сорвав с уст девушки свистящий вздох, - и ты тоже знаешь, что я чувствую к тебе. Ты всегда знала это и пользовалась этим, - он усмехнулся, - ты знаешь это и сейчас.

Девушка вглядывалась в лицо Стефана, не понимая, что за метаморфозы произошли с ним. Стефан никогда не был жестоким, это правда, и, конечно, не в его натуре было смеяться над умирающей, даже если она причинила ему великое зло… Но понять его Кэтрин не могла. Она чуяла ловушку, понимала, что погибнет, если не разгадает её, и всё же её интуиция изменила ей. А сердце болело всё сильнее от каждого слова вампира.

- Я не уверена, что знаю что-то о тебе. Я была уверена в твоих чувствах, пока ты не оттолкнул меня. Что изменилось теперь?

Неуместная улыбка расцвела на губах Стефана. Он приблизился к ней ещё немного, заставляя Кэтрин затаить дыхание.

- Ничего не менялось. Я влюбился в тебя в самую первую нашу встречу и не прекращал любить ни на мгновение, сколько бы боли мне это не причиняло. Не перестал и сейчас. Я думал, что смогу прожить без тебя, это правда, думал, что так мне будет лучше, но я ошибся. Когда я понял, что ты не только ушла на всегда, но и подвергла себя опасности, отправившись с Деймоном в Уитмор, я понял, каким идиотом был. Вы справились отлично… - он на мгновение примолк, думая о Наде. Слезинка, сорвавшаяся-таки с ресниц Пирс сказала ему о том, что она тоже подумала о дочери, - … но я бы никогда не простил Деймону, если бы с тобой что-то случилось.