Страница 7 из 9
В ходе практики медитации мы очень стараемся избавиться от определённых вещей, тогда как другие вещи выходят на передний план. Чтобы мир мог говорить сам за себя, мы для начала должны увидеть то, насколько упорно мы боремся, и тогда сможем начать открывать этому факту свои сердца и умы. Воззрение и медитация (как шаматха-випашьяна, так и тонглен) предназначены для того, чтобы поддержать более мягкий и нежный подход ко всему шоу, ко всей катастрофе. Мы начинаем допускать сосуществование противоположностей, не пытаясь ни от чего избавиться, но просто тренируясь и всё шире и шире открывая свои глаза, уши, ноздри, вкусовые рецепторы, сердца и умы, питая привычку открываться всему, что происходит, включая свои попытки закрыться.
Обычно наши интерпретации мира в терминах хорошего и плохого, счастья и несчастья, приятного и неприятного настолько тяжеловесны, что у мира не остаётся возможности говорить за себя. Когда мы говорим: «Будь ребёнком иллюзии», мы начинаем приобретать свежий взгляд, без захваченности надеждами и страхами. Мы становимся внимательными, пробуждёнными и мягкими в отношении своих надежд и страхов. Мы видим их ясно, с меньшей предвзятостью и меньшим ощущением одержимости. Когда это происходит, мир говорит за себя.
Я слышала историю о том, как Трунгпа Ринпоче сидел в саду с Его Святейшеством Дилго Кхьенце Ринпоче. Их окружали почтительно державшиеся на расстоянии люди – они были достаточно близко, чтобы слышать разговор, но достаточно далеко, чтобы дать пространство для личного общения. Стоял прекрасный день. Эти два джентльмена долго сидели в саду – просто сидели и ничего не говорили. Время шло, а они просто сидели в саду, ничего не говорили и, казалось, получали от этого большое удовольствие. Затем Трунгпа Ринпоче нарушил молчание – он засмеялся. Он указал пальцем на другую сторону газона и сказал Дилго Кхьенце Ринпоче: «Вот это они называют деревом». Тогда Кхьенце Ринпоче тоже засмеялся. Если бы мы были там, думаю, мы бы получили небольшое прямое введение в то, что означает быть ребёнком иллюзии.
Мы можем практиковать это сейчас, в постмедитации, и всю оставшуюся жизнь. Чтобы бы мы ни делали – пили чай или работали – мы можем полностью отдаться этому. Мы можем быть там, где мы есть, полностью, на сто процентов.
Посвятите весь перерыв на чай только тому, чтобы пить чай. Я начала делать это в аэропортах. Вместо того чтобы читать, я смотрю на всё, что меня окружает, и ценю это. Даже если вы не можете ценить окружающее, просто смотрите. Чувствуйте то, что чувствуете, – проявляйте интерес, будьте любопытными. Меньше пишите – не пытайтесь всё зафиксировать на бумаге. Иногда мы пишем, вместо того чтобы смотреть на вещи свежим взглядом, словно пытаемся всё ухватить и зафиксировать. Эти попытки делают нас слепыми, лишая свежего взгляда, широко раскрытых глаз, любопытства. Когда мы не пытаемся ничего ухватить, мы уподобляемся ребёнку иллюзии.
Утром вы чувствуете одно, а днём может показаться, что с тех пор прошли годы. Просто поразительно, как всё постоянно движется. Вы пишете в своём письме: «Мне нездоровится». Однако к тому времени, когда это письмо дойдёт до адресата, всё уже изменится. Доводилось ли вам получать ответ на своё письмо и спрашивать себя: «О чём здесь вообще речь?». Вы не помните той давно забытой идентичности, которую отправили по почте.
Был один американский индеец, которого звали Иши, что на его языке означало «человек» или «человеческое существо». Он представлял хороший пример того, что значит быть ребёнком иллюзии. Иши жил в начале двадцатого века в северной Калифорнии. Всех остальных людей его племени методично истребили – на них вели охоту, словно на койотов или волков. Остался только Иши. Долгое время он жил один. Никому точно не известно, почему он это сделал, но однажды на рассвете он появился в Оровилле, штат Калифорния. Он стоял там в своей наготе. Его быстро одели и отправили в тюрьму, где он пробыл до тех пор, пока Бюро по делам индейцев не решило, что с ним делать. Новость о нём оказалась на первой полосе сан-францисской газеты, где её и прочёл антрополог по имени Альфред Крёбер.
Это было исполнением мечты любого антрополога. Этот абориген всю свою жизнь прожил в диких условиях и мог рассказать об образе жизни своего племени. Иши привезли на поезде в Сан-Франциско в совершенно неизвестный мир, где он прожил – судя по всему, достаточно счастливо – остаток своей жизни. Иши казался полностью пробуждённым. Он чувствовал себя как дома в самом себе и в мире, который так резко изменился всего за одну ночь.
Например, когда его повезли в Сан-Франциско, он с удовольствием надел предоставленные ему костюм и галстук, но туфли держал в руках, так как по-прежнему хотел чувствовать землю у себя под ногами. Прежде он жил как пещерный человек, которому приходилось постоянно прятаться из страха быть убитым. Однако вскоре после его прибытия в город его пригласили на формальный ужин. Он сидел там, ничуть не смущённый незнакомым ритуалом, и просто наблюдал, а затем поел так же, как делали это все остальные. Он был полон любознательности и любопытства ко всему; казалось, он ничего не боялся и не испытывал обиды, а просто был полностью открытым.
Перед отъездом в Сан-Франциско Иши пришёл на железнодорожную станцию Оровилла и встал на платформе. Когда подошёл поезд, он незаметно для окружающих отошёл и тихо встал за колонной. Когда его отсутствие заметили, его позвали, и он вместе с остальными сел на поезд в Сан-Франциско. Позже Иши рассказал Крёберу, что всю жизнь, видя поезд, он вместе со своими соплеменниками думал, что это демон, который ест людей, поскольку он извивался, как змея, и дышал дымом и огнём. Услышав это, Крёбер был потрясён. Он спросил: «Как ты набрался смелости сесть на поезд, если думал, что это демон?». Тогда Иши просто сказал: «Ну, жизнь научила меня идти за любопытством, а не за страхом». Жизнь научила его тому, что значит быть ребёнком иллюзии.
5. Яд как лекарство
С афоризмом «Три объекта, три яда и три семени добродетели» мы подходим к учениям об относительной бодхичитте, о том, как пробудить сострадание. До сих пор мы старались установить то, что основа всех переживаний очень просторна и не столь конкретна, какой мы склонны её представлять. Нам необязательно придавать себе, своим врагам, любимым и всему шоу такую большую важность. Этот акцент на мягкости – сущностное наставление о том, как восстановить связь с открытостью и свежестью в нашей жизни, как освободиться из тесного мирка эго. Мы будем вновь и вновь возвращаться к этому ощущению свежести и открытого пространства, не придавая ничему преувеличенного значения, поскольку теперь мы погружаемся в настоящий беспорядок.
В буддийских учениях этот беспорядок называется клешами, что означает «яд». Если свести всё к максимально простой формуле, существует три основных яда: страсть, агрессия и неведение. О них можно говорить по-разному – например, называя их страстным желанием, отвращением и «мне по барабану». Всевозможные зависимости относятся к категории страстного желания, когда мы постоянно чего-то хотим и чувствуем, что нам нужно какое-то облегчение. К отвращению относятся насилие, ярость, ненависть и всевозможные виды негативности, а также всё разноцветие раздражения. Что можно сказать о неведении? В наши дни его обычно называют отрицанием.
Сущностное наставление, содержащееся во всех буддийских учениях, в частности в учении лоджонг, таково: что бы вы ни делали, не пытайтесь отогнать неприятные чувства. Это необычная мысль – нам совсем не свойственно создавать оперативный простор для этих чувств. Вполне очевидно, что мы привыкли гнать эти чувства прочь.
Люди и ситуации в нашей жизни постоянно вызывают в нас страсть, агрессию и неведение. Достаточно старой доброй чашки кофе, чтобы пробудить в некоторых людях страстное желание, – они зависимы от кофе, оно символизирует для них комфорт и всё хорошее, что есть в жизни. Если они не могут выпить кофе, их жизнь разваливается на части. У других людей есть хорошо продуманная история о том, почему кофе вреден, – у них есть отвращение к кофеину и своя группа поддержки. Есть также множество людей, которым совершенно наплевать на чашку кофе, – для них она вообще ничего не значит.