Страница 6 из 11
– Восемнадцать, товарищ полковник… Было больше, мы потеряли семерых.
– Этого хватит. Не числом, как говорится, а умением. А люди у тебя что надо, каждый десятка стоит… Да, и еще. Мы считаем, что это очередная уловка финнов, но все же… Дозорные посты на скалах и на опушке наблюдают отсутствие активности противника на переднем крае.
– Нельзя ли подробнее, товарищ полковник?
– Пусто там, – усмехнулся начштаба. – Никто не мелькает, не бряцает оружием, нет дыма от костров. Обычно мы видим хоть какую-то активность, а сегодня с раннего утра – ничего. Мы считаем, что это примитивная хитрость – вроде как поняли, что Киймаа все разболтает, и поспешили уйти, выровнять, так сказать, линию фронта. А сами по-прежнему там, соблюдают режим тишины, все у них готово к бою, и стоит полку двинуться вперед, размажут в лепешку…
– Да, это похоже на очередной изворот, – задумчиво пробормотал Мечников. – С чего бы им уходить с позиций, на которых они чувствуют себя королями? Я все выясню, товарищ полковник. Разрешите идти?
Никита исподлобья поглядывал на своих солдат, выстроившихся в логу. Восемнадцать душ, вместе с ним – девятнадцать. Большинство – обстрелянные, и не только по текущей финской кампании, кто-то воевал на Хасане, другие на Халхин-Голе. Были и молодые – те же Данилов, Тимашевский – пусть и не бывавшие в бою до ноября 39-го, но обладавшие нужными качествами. Мечников ходил вдоль строя, всматривался в обветренные лица. Привилегированная публика, надо же – валенки, овчинные фуфайки под маскхалатами, меховые рукавицы, ушанки с белыми отворотами, позаимствованные у мертвых финских «коллег». На шапках – звездочки, а не финский лев, размахивающий мечом. У всех автоматическое оружие, ножи, в подсумках гранаты и запасные магазины. Экипированы так, что любой красноармеец от зависти сдохнет. Впрочем, на этом «привилегия» заканчивалась. Право умирать – такое же, как у всех. Сон, еда, элементарный отдых – урывками и не каждые сутки. Ответственность – дикая, зачастую только данными, полученными полковой разведкой, и ориентировалось командование, посылая части в бой.
Он ставил задачу внятно и лаконично. Первое отделение – на левом фланге, второе – на правом. Поле преодолевать ползком, и ему плевать, что холодно, и все такое. Никто ведь не рассчитывал, что зима будет теплой и без снега? Постоянно держать визуальный контакт, общаться жестами, под пули и снаряды не лезть, но огневые точки выявить. Будут финны молчать – это не повод встать в полный рост и с песней зашагать заре навстречу. Их уже неоднократно оставляли в дураках, пора начинать умнеть. Есть вопросы? Мечников поедал глазами своих парней, пытался понять, что у них под шапками. Под внешней невозмутимостью таилась буря эмоций. Но разведчики держали себя в руках. Практически все – комсомольцы, трое – члены ВКП(б). Сильные, выносливые, не паникеры. Не взвод, а готовый Интернационал. Удмурт Александров (с ударением на «о»), таджик Камбаров, татарин Анкутдинов, хохлы Гурмаш и Тарасенко, белорус Корович, еврей Латкин (бросил учебу в институте, пошел в военкомат – наперекор родителям, крупным светилам из научной среды)… Сколько их еще погибнет, пока Красная Армия пройдет три линии проклятой финской обороны?
– Виноградов, Кочергин, все понятно?
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – вразнобой отозвались рослые командиры отделений. – У Абызова кашель какой-то нехороший, – добавил Кочергин, – утром рвало с мокротой.
Никита мрачно уставился на упомянутого бойца. Тот сглатывал, загонял внутрь назревающий недуг, но глаза слезились, и лицо было бледнее обычного.
– Нехороший, говоришь? Что нужно сделать, чтобы стал хорошим?
– Да все в порядке, товарищ старший лейтенант, – смущенно выдавил Абызов, ушастый крепыш, работавший до войны инструктором в подмосковном спортивном клубе. – Подпростыл немного, продуло. Кашель как кашель, у всех такой. Температуры нет, на ногах стою. Если позволите, сбегаю в санчасть, наберу таблеток. Все будет отлично, не волнуйтесь.
– Ты уверен, Абызов?
– Конечно, товарищ старший лейтенант. Вернемся – разберусь с простудой. Мы же ненадолго, нет? – Абызов вдруг побагровел, насилу сдерживая рвущийся из груди кашель.
Мечников вздохнул, отвернулся. Каждый человек на счету, приходится делать вид, что ничего не замечаешь…
На флангах ландшафт был сложный – овраги полосовали ровные участки местности. Неглубокие, фактически трещины в земле, наполовину заваленные снегом. Разведчики перебирались, растянувшись рваными цепочками. Мечников шел на левом фланге с отделением Виноградова. Кочергин на другой стороне действовал самостоятельно. Командиров отделений Никита назначил из состава красноармейцев. Со званиями «отделенный командир» и «младший комвзвода» никого не осталось. Старшина Сидоркин погиб четыре дня назад от пули снайпера. Никита месил тяжелый снег, старался не высовываться. За спиной сопел Виноградов – двадцатитрехлетний парень из Ярославля, молодой, а уже женатый, даже папа. Местность сгладилась. Виноградов передал по цепочке, чтобы все встали, соблюдая осторожность. Мечников выполз на косогор, стал разглядывать в бинокль знакомую местность. За спиной остался лес, слева озеро, подернутое тонким слоем льда, дальше непролазный ельник с буреломом. Природа сильно постаралась, чтобы прикрыть фланг финской группировки. Протяженный склон возвышенности, у которой полк Уматова мялся уже четыре дня. Километр до переднего края, чуть больше – во фланг, до северо-восточной оконечности склона. Там работали бойцы второго отделения. Кто-то также припал к биноклю, разглядывал окрестности. Кажется, он узнал Кочергина. По отделению разведчиков никто не стрелял. Отделение Виноградова тоже не подвергалось обстрелу – и это было несколько странно. Вражеские позиции на гребне холма хранили молчание. Ночью шел снег, припорошил изрытое воронками пространство, противотанковые надолбы, передний край, напичканный огневыми средствами… Никита всматривался и начинал испытывать некоторое недоумение. Да, это могло быть военной хитростью… Складывалось впечатление, что на позициях никого нет. Он скользил взглядом по амбразурам, по вынесенным за пределы траншеи пулеметным гнездам и засек ячейку с вздыбленными бревнами наката – через нее группа разведчиков проникла ночью к противнику. Воронки перед бруствером, присыпанные снежком, вздыбленные рогатки, надолбы. Касок финских солдат над косогором нет. На правом фланге виднелся ствол зенитной пушки – он был направлен под углом к горизонту и вряд ли представлял угрозу. Никаких замаскированных гнезд, пулеметных стволов…
Мечников поднял руку, чтобы привлечь внимание наблюдателя на другой стороне поля. Тот замер, тоже вскинул руку. Никита махнул – наблюдатель кивнул в ответ. Обе группы пришли в движение. Разведчики покинули канаву, разбежались. На отдельных участках они ползли, на других перебегали, разворачиваясь цепью. Позиции молчали. Обе группы сошлись у трехметрового прохода – здесь имелись ориентиры в виде каменных глыб. Слева и справа – заминированные участки, дальше – противотанковые и противопехотные препятствия. Рядовые Машковский и Дробыч лежали в тылу, держа вражеские амбразуры в прицелах ручных пулеметов, остальные перебегали по одному и по двое. Все делали быстро, не маячили подолгу в полный рост. Несколько человек свалились в воронку перед бруствером (здесь давеча накрыло финнов, но трупов уже не было) и, пока подтягивались пулеметчики, прикрывали товарищей, растянувшихся перед бруствером.
– Передать по цепи: вперед ползком! – скомандовал Мечников. – Гранаты к бою, забросать траншеи! Да не мимо, мужики, – только в траншею!
Бойцы вылезли на склон, привстали, швырнули гранаты за бруствер и упали, закрывая головы. Меры предосторожности оказались напрасными. Траншею накрыло волной разрывов, катились бревна наката, сыпалась земля, но ответных действий не последовало. Там же нет никого! – закрепилась в сознании мысль. Разведчики перекатились в траншею – не все сразу, по очереди. Их встретила опустевшая оборонительная линия, финны ушли – по крайней мере, из этой траншеи. Валялись обертки из-под еды, консервные банки, окровавленные бинты, какая-то рваная одежда. Валялся никому не нужный пулемет с заклинившим затвором. Разведчики опустились на дно траншеи, отпуская недоуменные замечания. В окружающем пространстве все было тихо. Возвышались деревянно-земляные огневые точки, бетонное сооружение в стороне, тот самый сортир, на выходе из которого прибрали ночью финского капитана. От главной ветки обороны уходили в глубину территории ходы сообщения.