Страница 10 из 13
– Тогда взаимно! – не переставая смеяться, промолвил Док.
Олаф ненадолго замолчал.
– Что вы решили, Док?
– Вы про барабанчик?
– Да.
– Я его использую сегодня.
– Примите мои поздравления. Снова будете отцом! Это прекрасно. Я вот иногда жалею, что мне недоступны ваши простые человеческие радости.
«Простые»? Да, периодически Олафа пробивает на пошлость. Похоже, это не бравада – он действительно многого в нас не понимает. Так что мы квиты – он не понимает нас, мы – его. Точнее, не «его», а «их».
Дети… Казалось бы, что может быть проще? В молодости дети – побочный продукт. Тусовки, путешествия, краски, запахи, мышечная радость, гормональное пекло. Жизнь, брызгами шампанского плещущая через край. И среди всего великолепия – милый, ты скоро будешь папой! Ну, буду. И что? Потом – не приходя в сознание – пеленки-распашонки, памперсы, педиатры, молочные кухни, коклюши и ветрянки, велосипеды, средиземноморские набережные, диснейленды, расквашенные носы, гимназии, гувернантки. Тебе всего-то на пятнадцать лет больше – а он уже вон как вырос! С ним теперь можно разговаривать как со взрослым – а значит, никакой он уже и не ребенок. Ну да, был. Так ты даже и не заметил.
В шестьдесят – другое дело. Ты и так уже дедушка. Но, как бы ни любил внуков, все равно понимаешь: внуки не дети. У них есть свои родители. Те, кто за них в самом полном ответе. А ты – ты так, декорация, что ли. Есть ты – хорошо. Нет тебя – ну что же, так получилось.
А тут – снова ребенок. Твой ребенок, не чей-то там. Тебе его поднимать. Не братьям-сестрам, годящимся ему по возрасту в папы-мамы. Не им – тебе. И бесполезно в паспорт смотреть, свой год рождения тебе и так никогда не забыть. Когда ему будет двадцать, тебе – возможно, но не факт – восемьдесят. А может, и не надо бы тебе тех восьмидесяти, если годы ввалятся в твой дом, не спросясь, да в компании с деменцией, а то и еще с чем другим, похуже.
Ребенок в шестьдесят – это поступок. Поступок отчаянный, поступок безрассудный, и потому – поступок человеческий. Никаким пятисотлетним Олафам никогда не понять, что на самом деле за твоим поступком стоит.
– Ну что же, Док. Теперь вас четверо. Вы, Андрей и ваши женщины. А не успеете глазом моргнуть, как будет шестеро. Вы – ячейка.
– Я понимаю, Олаф.
– Мы нашли место, где вам будет комфортно.
– Нужно переезжать?
– Да.
– Когда?
– Да хоть сейчас. Месяца через четыре на месте все будет готово. Что вам объяснять – мы же встретились в Таиланде. Это Самуи. Две стоящие рядом неплохие виллы. Они, конечно, нуждаются в перестройке, но это, на самом деле, не так сложно.
– Олаф, покупка домов с землей под ними и строительные работы требуют финансирования…
– Не беспокойтесь, вопрос уже решен.
– Кем?
– Господином Янковски.
– Вот это сюрприз, Олаф! А он тут при чем?!
– Мы с ним давние приятели.
– Вы хотите сказать, что он – один из вас?
– Нет, что вы, ни в коем случае. Он нормальный человек и безо всякого там суперменства.
– Тогда откуда?
– Видите ли, Док… Как когда-то пел один ваш поэт, «человеческая жизнь имеет более одного аспекта»[11]. И существует ненулевое количество людей, кто живет и даже вполне себе преуспевает в сегодняшней реальности, но в то же время не строит иллюзий, что всё вокруг такой реальностью – точнее, ее выхолощенным масс-медиа образом, – ограничивается. Вообще, на свете хватает тех, кто, поняв, зачем здесь мы – помощники, – сами нам помогают, безо всякой корысти, всякого принуждения и постороннего вмешательства.
– Ну да, Олаф. «Мне скучно, бес. – Что делать, Фауст?»[12] Помню, как тут не помнить.
– Знаете ли, как там у вас говорят, «лицом к лицу лица не увидать»[13]. Мне вот проще. Я – не человек, поэтому мне виднее, хотя и понахватался все же от вас. Так вот, многие обеспеченные люди живут в нынешнем скотстве только лишь от безысходности. Оттого что никто не показал куда двигаться. Обретая цель, они становятся движущей силой перемен и преображений мира. Мой дорогой друг, проблемы не в технологиях, проблемы в головах.
– Но все же никак не возьму в толк. Скажите, зачем Валери нужно вам помогать?
– Этот вопрос вы сможете задать ему сами – конечно, если захотите. Однако осмелюсь высказать свою собственную догадку. Скорее всего, ему, так же как и вам…
– Что?!
– Как и вам, извините за грубость, осточертело жить лишь для того, чтобы жрать и срать. Ну, а если вы про деньги – сочтетесь, время у вас будет. Мы ведь выполняем потихоньку наши обещания.
Некоторое время назад Олаф передал Доку наводку на два стартапа. Люди в них сидели совсем безбашенные и малоадекватные, но Док дал команду вложиться. Пока все происходило многообещающе – через полгода-год можно будет выходить с отличным множителем.
Гарнитура смолкла. Светофор продолжал мигать. Док впал в оцепенение. Говорить не хотелось. Это поначалу, на Тибете, когда у него только прорезались «телепатические штучки», был щенячий восторг – ну как же, новые горизонты реальности, новые приключения, новые вызовы и смыслы! А теперь – все чаще моменты, когда никого не хочется не то что видеть, а даже слышать. Никого, кроме самого родного человека. Кроме нее, безмятежно спящей на полу в куцей комнатенке за хлипкой балконной дверью. Но – нельзя. Таковы теперь условия игры. Хотел взлететь над реальностью? Лети. Но помни: у всего есть своя цена. Плати теперь сполна.
– Скажите, Олаф. Сколько еще таких, как вы это называете, ячеек, кроме нашей?
– Десятки, мой друг.
– Я могу познакомиться с ними?
– Нет. Пока не можете.
– Почему?
– Из соображений безопасности.
– А как же дети? Как они узнают, что не одиноки?
– Всему свое время. Не торопите события, Док. Вы все увидите своими глазами и даже примете в процессе непосредственное участие. Уверяю вас, это будет очень занимательно. Что же касательно вашей ячейки, то дома будут скоро готовы. Я отправил на место двоих ассистентов. Вы познакомитесь с ними, когда приедете на место. Они будут сопровождать детей и вас. Пока дома в процессе, снимете две виллы. Или, если захотите более тесного общения, одну. С домами на острове проблем нет.
– Хорошо, понял, спасибо. Еще вопрос. Я уже проходил обработку – в Лхасе, с медальоном.
– А-а-а, так вы опасаетесь за свое состояние при повторной обработке? Напрасно. Это разные воздействия. Ничего плохого – ни с вашей женщиной, ни с вами, – не случится. Спокойной ночи, Док!
В «Фэмили Марте» на Дзиннане в три утра пустынно, как в плохом музее. Док долго бродил по магазинным рядам, обрабатывая гугло-переводчиком ценники и надписи на коробках. Наконец, более-менее разобрался. Покидал в тележку, расплатился и, навьюченный пакетами, пошел по блестящим под фонарями лужам.
– Ты где был? – вскинулась испуганная Нэко, когда он открывал дверь.
– Не волнуйся, в магазин ходил.
– Ты же языка не знаешь…
– Ничего, я как папуас, жестами, – улыбнулся ей Док. – Завтра нам будет очень хотеться есть.
Юкки сворачивала футон, собираясь убрать в шкаф.
– Не спеши, не надо. Вскоре пригодится. А пока – туалет, душ и легкий завтрак.
Лежа под одеялом, Юкки с удивлением разглядывала барабанчик.
– Что это?
– Наш пропуск, Нэко.
– Куда?
– В завтра.
Придя в себя вечером следующего дня, Док постриг ногти ей и себе. Приготовил то ли завтрак, то ли ужин. С набитым ртом, не выпуская из руки здоровенный кусок пан-пиццы с салями, сказал:
11
Борис Гребенщиков и «Аквариум». «О смысле всего сущего», 2006.
12
А. С. Пушкин. Сцена из «Фауста», 1825.
13
С. А. Есенин. «Письмо к женщине», 1924.
14
The Beatles. «All Together Now», 1969.