Полночное солнце

…Последний вечер решено было провести на крыше «Детского Мира». Со всех сторон на нас смотрела своими старинными окнами вечно бодрствующая Москва. Внизу хаотично и беспорядочно в ожидании надвигающейся весны шли люди: офис-менеджеры, неработающие матери, развесёлые, чуть выпившие студенты, академики и профессора, зазевавшиеся туристы, одинокие влюблённые. Им нет до меня ровным счётом никакого дела, они никогда не узнают, что в этот тёплый мартовский вечер с крыши «Детского Мира» на них смотрела я. Когда солнце совсем скрылось из виду, я прощальным взглядом окинула Москву. Город, в котором я выросла. Город, в котором я, надеюсь, стала человеком. До свидания, Москва. Какой ты будешь, когда я вернусь? Да и какой буду я?

Глава 2 Через тернии к сугробами оленям

В утро вылета погода, по закону подлости, заметно испортилась: мокрый снег комьями падал с неба, а в какой-то момент пошёл ещё и дождь. Оно и к лучшему, потому что из такой серой и неприветливой Москвы хотелось сбежать поскорее.

В родном Домодедово, несмотря на раннее утро, царили хаос и суета, сновали толпы людей с рюкзаками, чемоданами, баулами… «Людочка! Позвони, как приедешь! Целуй маму!», «Витя, ты ничего не забыл?», «Когда вы приземляетесь?» – смачные звуки прощальных поцелуев, вскрики, топот… В этом гуле мы спокойно сдали багаж, спокойно прошли к выходу и спокойно засели в самолёте, как вдруг:

– Меняем борт, а то багаж не влезает, – объявил пилот.

По салону прокатился полный страдания стон: ранее утро, все не спали, устали, слякоть за окном, только расслабились, и тут опять надо совершать разные телодвижения, и эта возня часа на два минимум. Был в ситуации и плюс: ничто так не объединяет людей, как общие страдания, а чувство единения было очень кстати, потому что толпа желающих попасть в Арктику собралась крайне разнопёрая. Тут были и учёные, и шахтёры Донбасса с жёнами и детьми, и этих детей нам предстояло учить.

В зале ожидания мест не оказалось (естественно), поэтому мы притулились у колонны, пытаясь дозвониться родителям и сообщить, что рейс задерживается. Я незаметно оглядывалась по сторонам: около нас стоял высокий, подвыпивший шахтёр. Он громко и заразительно смеялся, а чуть позже подошёл к нам и представился:

– Николай, из Луганска. А это вы учительницы? А-а-а, так я сразу так и подумал. Вас в хороший дом поселят. Мне уж в офисе сказали, что меня туда не поселят, потому что две учительницы едут – вы, значит. Ой, да шо там, не извиняйтесь! Нема вопросов, я в этом посёлке уже который год, всё там знаю. Вы будете, значит, в «двадцатьдевятке» жить, это Рублёвка местная, на отшибе стоит, идти оттуда далеко – минут десять.

Николай впервые попал в посёлок в 2013 году. Сначала ему там нравилось, но потом, когда на Украине началась война, он стал ездить по необходимости: дома, говорит, работы нет совсем, а для работы в России нужно либо гражданство, либо вид на жительство. Вот и приходится ему ездить в надоевшую Арктику. Посёлок он знает хорошо, по всем вопросам, касающимся быта, можно смело к нему обращаться: поможет, расскажет и подскажет, ведь иначе в Арктике трудно. Тут надо жить по правилу «Человек человеку друг, соратник и брат», говорит. Что ж, это ободряет.

Посадка, четыре часа полёта, под нами показались острые, покрытые снегом горы архипелага, и внутри всё тонко-тонко задрожало от восторга. Вот она, моя арктическая жизнь. Началась!

***

По пустому аэропорту медленно бродили люди. Выдача багажа, как во всех небольших городах, сильно задерживалась, делать было нечего. Толпу явно можно было разделить на группы: вон в углу в больших красных и зелёных куртках стоят учёные, вот шахтёры вернулись из отпуска и теперь радостно приветствуют тех, кто в отпуск только собирается. У приехавших в пакетах дьюти-фри призывно звенят бутылки: в посёлке установлен лимит – в месяц не более литра водки и не более двух килограммов сахара на человека. Всё это можно купить только по специальным талонам, которые выдаются каждому на месте.

Мы, наконец, стащили свои неподъёмные чемоданы с ленты и стояли в раздумьях, когда к нам подошла высокая молодая женщина. Это была директор школы.

– Ну как добрались, всё хорошо? У нас тут, видите, зима ещё вовсю, а я в отпуск еду на пару недель. Вы, главное, не пугайтесь там ничего, коллектив у нас непростой. Если что-то понадобится – обращайтесь к Софии Михайловне, она завуч, сейчас в школе за главную остаётся. О, вот и по вашу душу! Ну, ладно, удачи ещё раз, я побежала, регистрация на рейс началась!

В здание аэровокзала вошёл высокий темноволосый человек, на вид около пятидесяти лет, среднего телосложения, с первого взгляда ничем не примечательный. Хотя, погодите, глаза у него какие-то особенно глубоко запавшие, да и лицо походило на че- реп, обтянутый желтоватой кожей… «Завхоз!» – прокатился по аэропорту шёпот, и разнопёрая толпа как-то притихла и поникла.

– Уважаемые вновь прибывшие и вернувшиеся из отпусков! Прошу уделить мне ваше драгоценное внимание! Для тех, кто в первый раз, поясняю: в посёлок летим на вертолёте, вещи берём с собой. Сейчас я буду озвучивать, кто каким бортом летит. После того, как я озвучу, все ОСТАЁМСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ, не разбегаемся никуда, я не буду потом бегать и искать вас. Добирайтесь потом сами, как хотите. Так, далее, когда вы прилетите, вас заберёт автобус и развезёт по домам, там же вам выдадут специальные карточки, которыми вы будете расплачиваться во время пребывания в посёлке. Ну что, первым бортом летят…

Когда мы подходили к вертолёту, таща тяжёлые чемоданы, нас чуть не сдул сильный ветер. Подходить пришлось согнувшись и низко опустив голову, далее – 15 минут полёта и мы приземлились в непонятном месте среди сугробов и заснеженных гор. Справа чернел незамерзающий чёрный фьорд. Казалось бы, картина суровая, но почему-то именно чёрные воды и заснеженные горы спугнули остатки страха, прицепившиеся ещё с Москвы: да я же всё-всё смогу, когда рядом такая красота!

Сразу с вертолёта всех погрузили в автобус, выдали обещанные карточки и повезли по дороге к посёлку. Нас с Сашей высадили у большого бежево-розового дома с двумя подъездами. Некоторое время мы стояли там, дрожа от холода (на улице стоял крепкий мороз, а мы были в осенних пальто), и не знали, в какой из подъездов нам заходить. В итоге решили зайти в ближайший, где сразу наткнулись на какую-то женщину в тёплом свитере и ватных штанах. Она что-то долго-долго говорила, что она, мол, комендант, и что нам надо подписать какие-то бумаги, и что она зайдёт к нам позже с постельным бельём и ещё чем-то… Главное, что она вручила заветный ключ с биркой «49».

– Идите прямо, ваша квартира во-о-он в том конце, как раз напротив моей.

Выяснилось, что весь дом, оказывается, можно пройти насквозь. По пути мы встретили улыбчивого мужчину в тёплых красных штанах и свитере.

– Михаил, школьный математик, – бодро отрапортовал он и сразу взял наши чемоданы.

Мы зашли в квартиру и оказались в небольшом, но весьма просторном коридоре. Дверь спереди вела в маленькую и довольно бесполезную комнату, ещё одна дверь – в большой санузел и ещё одна – в спальню-гостиную-кухню, эдакий 3 в 1. Математик откланялся, мы задумчиво попили чай, посмотрели в фиолетовые сумерки и легли. Ночью мне снилась хорошо знакомая улица с разноцветными пятиэтажками, я шла по ней, пока не упёрлась в синее здание, на котором белыми буквами было написано «Новомариинский». «Постойте-ка, это Анадырь, но ведь я не там», – подумала я и резко подскочила.

В окно пробивался яркий луч солнца, на улице, несмотря на ранний час, было совершенно светло. Саша всё ещё спала, и вся квартира погрузилась в прозрачную звенящую утреннюю тишину. Сначала я просто лежала, рассматривая своё новое жилище: вся квартира была оклеена белыми с крупными цветочками обоями, вдоль стен стояла недорогая мебель цвета ореха – стулья, шкафы и большая кровать, которая упиралась прямо в небольшой стол, накрытый белой скатертью, посуда только та, что приехала с нами из Москвы, провода холодильника и микроволновки вытянулись по полу в безуспешной попытке дотянуться до розетки в стене.