Боевой Космос

Этого восемнадцатилетнего мальчика стареющий ученый впервые увидел в Высшей физической школе, где он изредка читал лекции студентам. Торри сидел на галерке и со скучающим видом смотрел в окно. Лучи утренней Пармы красиво освещали мягкие, правильные черты лица юноши и, словно запутавшись в золотистых кудрях, создавали вокруг его головы светящийся ореол.

– Молодой человек, я смотрю, Вам неинтересна моя лекция о взаимной инвариантности пространства и гиперпространства? – прославленный ученый медленно подошел к скучающему студенту.

– Неинтересна. К сожалению, я мало в ней что понимаю, – на О'Валли Мулла смотрели большие красивые глаза, в которых плескалась бездна.

У академика на мгновенье даже закружилась голова. Аудитория приглушенно хмыкнула, поражаясь дерзости Торри.

– Даже так? – Мулл тяжело оперся на стол. – Что ж, тогда… тогда потрудитесь молодой человек после этой лекции зайти в мой кабинет. – Пожилой мужчина, наконец, справился с охватившей его слабостью. – Продолжим лекцию. Итак, мы остановились на том, что в доступных пространственно-временных масштабах структурность материи проявляется в ее системной организации, существовании в виде множества иерархически взаимосвязанных систем, начиная от элементарных частиц и кончая Метагалактикой. Последнюю иногда отождествляют со всей Вселенной, но для этого нет никаких оснований, ибо… – эти слова О'Валли Мулл произнес механически, задействуя для этого лишь крохотный участок своего могучего мозга.

Все остальное было парализовано взглядом этим красивых глаз, в которых клубилась бездна, и в эту бездну падал гениальный мозг.

«Эти глаза как Вселенная – бесконечны…»

– … Вселенная в целом тождественна всему материальному миру и движущейся материи, которая может включать в себя бесконечное множество Метагалактик или других космических систем. И у нас нет никаких оснований переносить структурное устройство нашей Метагалактики на другие Метагалактики – лекция продолжалась.

…Он открыл дверь кабинета О'Валли Мулла все с таким же скучающим выражением лица.

Запинаясь, путаясь в словах, краснея и потея научное светило предложило восемнадцатилетнему студенту дополнительные занятия. Тот что-то неопределенно промычал.

– Так Вы… согласны?

Торри окинул академика своим взглядом, от которого у того вновь закружилась голова, и равнодушно произнес:

– Сколько это будет стоить?

Потеющий и краснеющий тот воскликнул:

– Что Вы, что Вы. Это совершенно бесплатно!

– Ладно, а там посмотрим, – студент еще раз хмыкнул

Так О'Валли Мулл познакомился со своей последней мучительной любовью − восемнадцатилетним О'Торри Дриком. Очень скоро академик понял, как он был, несмотря на свой богатый опыт, наивен и почему хмыкал этот мальчик, будто сошедший с небес. Занятия с Торри, оказались, отнюдь не бесплатны, за них прошлось платить. Платить Муллу, много платить.

Как он потом выяснил, юноша происходил из довольно известной и состоятельной семьи. Отец у него занимал пост президента одного крупного банка, а мать была врачом, владелицей крупной клиники пластической хирургии.

Торри был единственным ребенком и как часто это бывает, ему это на пользу не пошло. Он был глубоко равнодушен к учебе, и любимым времяпровождением для него было тусовка с такими же друзьями, сначала в квартирах родителей, чуть позже, повзрослев, в клубах и на съемных квартирах. Там юный Торри приобщался к непременным атрибутам золотой молодежи: легкие наркотики, дорогие девочки, просмотры фильмов для узкого показа и прочая, прочая, прочая. Среди этих прочая был и секс с одним из своих друзей. На съемной квартире, под хихиканье съемных девок Торри и его друг, наглотавшись галлюциногенов и запив их изрядными порциями шампанского, неожиданно воспылав страстью друг к другу, без всяких колебаний, отдались ей, балдея от еще незнакомых ласк.

К концу школы О'Торри Дрик твердо для себя усвоил два правила. Первое – радостное – в жизни полно удовольствий. Второе – печальное – жизнь только одна. Поэтому надо иметь поменьше тормозов, чтобы все успеть испытать и почувствовать. А лучше их вообще не иметь.

В Высшую школу физику Торри поступил из-за желания выделиться. Вообще-то в своем кругу выделиться из тебе подобных было сложно. Шмотки, тачки и другие аксессуары золотой молодежи у всех были примерно одинаковы. Поэтому любое, что позволяло хоть чуть подскочить над свои кругом, ценилось. И парень живо себе представил, как в любом ночном клубе, среди бесконечных будущих менеджеров и юристов круто будет звучать – студент Высшей физической школы, будущий специалист по гиперпространству.

Их близость произошла на первом же занятии, в фешенебельной квартире студента, которую тот снимал. И инициатором ее явился хозяин квартиры. Естественно, О'Валли Мулл знал, что такое гомосексуализм, теоретически знал. Но предложить вступить с ним в связь краснеющий и потеющий академик не решился. Он говорил прерывистым голосом и излагаемый им вопрос по физике гиперпространства сейчас был непонятен даже ему, не говоря уже о Торри. Он вдыхал аромат дорогих духов, исходивших от юноши, несколько раз, как бы ненароком, касался потной рукой руки Торри. Его сердце, как в далекой молодости, взнузданное ударной дозой адреналина, неслось вперед галопом, правда уже усталым галопом.

И опять Торри уже знакомо хмыкнул, затем решительно повернулся к пожилому академику и стал снимать с него одежду. Затем его, почти находящегося в обморочном состоянии, мягко, но решительно повернул к себе спиной…

Через час, изнеможенный и задыхающийся математический гений понял, как же много он еще не узнал в этой жизни.

Через неделю О'Торри Дрик перебрался на квартиру к своему новому любовнику. И тут разразился скандал. Родители Торри этот поступок сына не поняли и не приняли. Их восемнадцатилетний сын-красавец и этот плюгавенький старикан? Ну и что, что научное светило и гений? От этого его морщины не разгладятся и волосы не станут гуще. Богат? Они сами люди далеко не бедные и могут дать единственному сыну все. Их сын гомосексуалист? Да полноте! Обычные юношеские забавы. Перебесится и остепенится. Но пусть перебесится с таким же молодым человеком! И они задействовали весь свой немалый общественный вес, все свои многочисленные связи, чтобы вернуть сына.

Бедные родители О'Торри Дрика просто не представляли насколько был могущественен научный директор института проблем гиперпространственных перемещений. Высшая кроковская руководящая элита уцепилась за О'Торри Дрика, как за последнюю надежду по воскрешению заснувшего гениального мозга. И что по сравнению с этим президент какого-то там банка и директор какой-то там клиники? Пыль, которую и учитывать не следует.

Отца Торри вызвал к себе сам бригадный генерал О'Локки Сарб, могущественный директор Службы Государственной безопасности Содружества Свободных планет. Спокойно, даже чуть снисходительно он спросил:

– Господин Дрик, почему Вы в этом году через свой банк отмыли на пятнадцать процентов меньше денег, чем в прошлом году? Это что, уменьшение прибыли наркоторговцев или просто они нашли еще один банк для легализации своих доходов? – и, не давая президенту банка сказать хоть слово, закончил. – Идите, и подумайте над этим вопросом. Через неделю мы Вас вновь вызовем. Вы свободны.

Вернувшийся как в тумане домой, Дрик-старший узнал от жены, что у нее хотят отобрать лицензию на проведение любых пластических операций. Причина – несколько жалоб ее бывших пациентов на плохое качество операций. Медицинская экспертиза по этим жалобам назначена на следующую неделю.

Родители Торри были людьми не глупыми и современными – ради сына ломать свои карьеры, положение в обществе, а, следовательно, и жизнь не стали.

А лысенькая, но чрезвычайно умная «курочка» вновь стала нести «золотые яички» – проект «Молот», наконец-то, ожил, грозя расплющить и фролов, и челов.

Прямо перед флайером, в метрах ста, не больше, бесшумно возник ослепляющий столб небесного электрического разряда. Нет, не ослепляющий. Он бы был таким, если бы не бортовой компьютер. Электронные мозги отреагировали мгновенно – в сотые доли секунды включились световые и звуковые фильтры, надежно отсекая от человека ватты и децибелы. Мгновенными и точными командами на органы управления флайером компьютер быстро стабилизировал его полет. С виду хрупкую машину лишь чуть тряхнуло, и она продолжала упрямо вгрызаться в черноту ночи.