Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 28

Он помог ей убрать со рта остатки кроваво-чёрных сгустков и уложил на спину.

Препаратов, способных облегчить её состояние в аптечке он не обнаружил.

Ночью Джек просыпался несколько раз, слыша её тяжелые хрипы и иногда кашель. Он понимал, что ей стало совсем трудно дышать, и ненавидел себя в те минуты за то, что совершенно ничего не мог поделать. У него был лишь один инструмент для помощи: он сам и его забота.

11

На следующее утро лейтенант Сэллендж проснулся засветло, едва самые первые лучи попытались проторить дорогу по верхушкам скалистых нагорий. Повернув голову к кровати Энн, стоявшей неподалёку от него, он стал вслушиваться в то, как она дышит. На секунду ему показалось, что она совсем не издаёт никаких звуков. Он вскочил и подбежал к ней. К его радости она дышала, хоть и тихо, почти еле слышно, так словно её здесь и не было. Джек побыл немного времени рядом с ней, а потом встал и печально побрёл к столу с прочно обосновавшимся на своём месте телепортом.

Офицер ещё раз попробовал установить связь с Центром, но никаких обратных сигналов не поступило.

Через два часа Энн проснулась. Пищу Джек ещё не решался ей давать.

– Вытащи меня наружу. Я хоть свежим воздухом подышу, – сказала она каким-то нарочито небрежным тоном.

Джек не смел ей отказывать в просьбах. Укутав в одеяло, он взял её совсем потерявшее вес тело на руки и вынес на улицу. Лёгкий предутренний ветерок обдавал их лица приятной свежей прохладой. Джек немного поёжился. Было ещё совсем темно, но силуэты камней и холмов уже проглядывались. Лейтенант Сэллендж дождался, пока появятся несколько лучей, и, держа Энн Пэтроу на руках, направился туда, где распластался «Кроулер трэйп».

Он сел на трапечника, держа Энн на коленях, так, чтобы она могла видеть лучи восходящего инопланетного солнца.

Она смотрела на эти лучи с детским восхищением. Для Джека это была просто чужая звезда. Но Энн понимала звёзды так глубоко, что могла разглядеть в них нечто общее, роднящее их с Солнцем. И это не могло не тронуть ее сердце, жаждущее в эту минуту чего-то тёплого и родного. Её глаза блестели, отражая красно-оранжевые полуразмытые блики освещённого звездой инопланетного ландшафта. Теплота утра нарастала, но всё же по ногам веяло ночной прохладой. Джек постарался закутать Энн ещё лучше.

– Тебе нравится, Джек? – еле слышно спросила она.

– Что именно?

– Свет местной звезды…

– Да… Думаю, да… – он закивал.

– Красивая… свежо, – она захрипела и закашлялась. Джек принялся поглаживать её по плечу.





– Очень свежо, – поддержал он её.

– Нет, уже холоднее… холодн… – она так и не успела произнести последнее слово. Её глаза сомкнулись, рот чуть приоткрылся, а сердце навсегда остановилось там, в её теле, бережно укутанном в тёплое уютное одеяло. Джек не сразу сообразил, что произошло, когда она замолчала. Сперва он посчитал, что она уснула, но потом он понял, что больше она уже никогда не проснётся.

– Энн, только не умирай! Нет, Энн, держись. Ты не можешь так просто умереть, – он запрокинул голову, и слёзы закатились ему в носовой проход, заставив поперхнуться. – Нет, Энн. Ты будешь жить! Слышишь?

И хотя Джек понимал, что Энн уже не вернуть к жизни ничем, он не желал смириться с тем, что теперь он остался совершенно один на абсолютно безлюдной – не считая его самого – чужой, неизвестной ему планете. Джек так и сидел на трапечнике, прижимая остывающее тело Энн к своим мокрым щекам. Он целовал её запутавшиеся тёмные волосы. Время от времени он закрывал глаза и раскачивался сидя на абсолютно неподвижном роботе, совершенно не замечая, как солнце стало печь ему макушку, как мимо пронеслась небольшая стайка травоядных каменных бородавочников. Один из них даже остановился при виде Джека. Слегка отпрянул в сторону, затем осторожно подошёл и лизнул длинным, тугим, спицеообразным языком рукав куртки лейтенанта Сэлленджа. Это был тот самый бородавочник, которого несколько дней назад Джек сперва подстрелил, а потом вылечил. Джек каким-то краем замутнённого сознания узнал его по оставшимся шрамам. Регенератор не смог залечить инопланетную ткань также хорошо, как человеческую, поэтому отметины, покрывшиеся шершавой коркой, будут долго напоминать животному о встрече с человеком. Бородавочник немного постоял рядом, фыркнул своим подобием ноздрей и рванул за остальными сородичами.

Убегающий вдаль бородавочник и представить себе не мог, сколь острую боль потери сейчас испытывал старший лейтенант Джек Сэллендж. Горькая печаль, смешанная с обидой заполонила всё сознание офицера. Осознание произошедшего ещё не нахлынуло давящим страхом, лишь зияла пустота от потери. И эта черная пустота, таящаяся под закрытыми веками, не давала лейтенанту выпустить из рук тело Энн Пэтроу. Так он просидел, потеряв счет времени. Он то прижимал её ближе к себе, то пытался поставить на ноги и оживить. Временами он вскрикивал и начинал раскачиваться сильнее.

Наконец, почувствовав, что его ноги совсем затекли, Джек, вдруг как будто опомнился. Он открыл глаза, сообразив, что уже прошло не менее трёх часов. Джек попытался привстать. Всё это время трапечник покорно ждал команды. Уловив движение, он принялся издавать приветственные звуковые сигналы, но оперативно сообразив композитными искусственными мозгами, что офицер не настроен на общение, тут же смолк.

С трудом поднявшись на затёкшие до мурашек ноги, Джек понёс Энн в дом. Там он уложил её на кровать и стал собирать личные вещи в контейнер теперь уже покойной полковника Пэтроу.

Разбирая постель Энн, Джек увидел маленькую серебристую тубу, спрятанную под подушкой. Он поднял её, повертел в трясущихся руках, на секунду вспомнив запах клиники своего отца. Он видел такие тубы у пациентов с сильными болями. Это было хоть и старое, но проверенное средство, убирающее любую боль на сутки. «И тут она оставалась мужественной до последних дней, и тут она не доставляла хлопот, ему, лейтенанту Сэлленджу. Она просто запивала боль капсулами, да ещё умудрялась делать это так, чтобы он не видел», – размышлял Джек, крутя в правой руке тубу.

Согласно протоколу I-844 тело Энн предполагалось поместить в консервирующий мембранный материал. Хоронить или сжигать тело умершего на чужой планете разрешалось только в случае биологической угрозы. Это была самая крайняя мера.

Пытаясь преодолеть волнение, Джек отыскал футляр с мембраной. Трясущимися руками он поместил на панельную пустую кровать раздетое тело Энн и обтянул его сиреневой прозрачной мембраной. От этого ее кожа приобрела противоестественный сине-фиолетовый оттенок. Затем он накрыл его простынёй и, сев за стол, обхватил руками затылок. Ощущение покойника в доме невольно вызвало внутреннюю дрожь во всём теле.

«Что мне прикажут с ней сделать? Заберут ли когда-нибудь её тело отсюда? Или дождутся пока и я тут окочурюсь?» – мысли прорезали сознание лейтенанта, как острые бритвенные лезвия. В голове пронеслась ещё одна мерзкая мыслишка, но он постарался отогнать её. Ему не хотелось думать, что теперь у него еды больше, чем на три месяца.

12

Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, Джек решил выйти наружу. Лучи солнца, проникая сквозь мутную пелену зеленовато-жёлтого неба, рассеивались по верхушкам скалистых гряд. Снаружи стояли полное безветрие и мертвенная тишина, будто специально под стать трагичности момента. Шаркая ногами, Джек шёл в сторону ручья, всё глубже погружаясь в свои мысли. Ему нужно было увести себя в другое место, в другое время, в другой мир, вернуться к чему-то светлому и приятному.

На какой-то момент он мысленно перенесся на Землю, в Академию, вспомнив, как допоздна возился с учебными прототипами исследовательских устройств, ожидая, пока у Глэдис закончатся ее занятия по пилотированию. Затем они гуляли в парке вокруг Академии, молодые, счастливые и беспечные. Однажды он вдруг подхватил её и так высоко поднял, что она вскрикнула от неожиданности и засмеялась. Дежурные дроны-смотрители тотчас же подлетели к ним, пытаясь выхватить Глэдис из сильных рук Джека. Он опустил Глэдис на землю, а затем подпрыгнул и сильно пнул одного из дронов. Потеряв координацию, робот сперва отлетел в сторону, но, восстановив равновесие, двинулся к ним. Второй дрон последовал его примеру. Джек скомандовал Глэдис: «Бежим!», и они долго убегали от тех двух «четырёхлапых уродцев».