Страница 11 из 14
– Лена, – тихо окликнул Борис, – не увлекайся. На тебя смотрят…
– Разве? – она смутилась и торопливо отошла к окну.
«В самом деле, – подумала Лена, – музей нашла… Неужели все заметили?»
Она украдкой посмотрела на присутствующих, но никто, казалось, не обращал на нее внимания, и Лена успокоилась.
Вскоре вновь появился Петр Самойлович, очень свежий, хорошо выбритый, в ладно сидящем на нем генеральском мундире (Лена вообще заметила, что форму здесь умеют носить и делают это с каким-то особенным шиком), и, добродушно улыбаясь гостям, пригласил всех за стол.
– Только у нас одно непременное правило, – поднял белую руку Бородулькин, – мужчины ухаживают исключительно за чужими женами.
Поймав удивленно-вопросительный взгляд Лены, он шутливо пояснил:
– За чужими женами, как правило, они ухаживают лучше. А принцип нашего дома: все для того, чтобы гостям было хорошо… Прошу садиться за стол.
Гости дружно сели.
– Вам вот сюда, ближе к центру, – мягким, приятным баритоном сказал кто-то над самым ухом Лены. Она живо оглянулась и встретилась с добродушно-предупредительным взглядом Лазорского.
– А-а, спасибо…
– Как вы, видимо, догадались, – встречно улыбнулся Лазорский, – мне выпала приятнейшая честь – ухаживать за вами.
– Очень рада, – пробормотала Лена, хотя элегантно подтянутый, с маленькими полубаками и усиками Лазорский заметно смущал ее.
Когда все уселись, зачем-то потрогав и передвинув свои приборы, когда стихли шепотки и смешки, неизбежные в предвкушении долгого и вкусного застолья, Бородулькин попросил налить вино. Оказалось, что пробки уже выкручены и осталось только снять с горлышек капроновые крышки. Искристое виноградное вино легко замерцало в высоких хрустальных фужерах.
– Друзья! – Петр Самойлович поднял свой фужер. – Я предлагаю выпить за наших прекрасных дам!
Выпив половину, Лена задохнулась и поспешно отставила фужер.
Лазорский тут же склонился к ней:
– Вы любите острые блюда?
– Д-да…
– У профессора прекрасная корейская кухня. Здесь готовят восемь разновидностей салатов из морской капусты. И каких салатов! Хотите попробовать один из них?
– Пожалуйста, если вас не затруднит.
– Нисколько.
Салат и в самом деле оказался острый, смущало Лену только одно: сухое вино закусывать острым салатом? Лазорский, словно прочитав ее мысли, тут же объяснил:
– Здесь вот какая тонкость, Елена Леонидовна, в доме профессора Бородулькина не выпивку закусывают, а закуску запивают… Понимаете разницу? Поэтому на столе вино…
Лена с благодарностью кивнула Лазорскому, усиленно припоминая, какие вилки считаются десертными, а какие – столовыми.
– Позвольте тост?
С фужером в руке поднялся Лазорский. В это время Лена пробежала взглядом вокруг стола и слева от себя увидела Бориса. Ему досталось ухаживать за дочерью Бородулькина – черноокой красавицей, чем-то неуловимо похожей на артистку Самойлову. Лене очень интересно было посмотреть, как ухаживает Борис за посторонней женщиной, да еще такой красивой, но в это время Лазорский потребовал внимания, и она вынуждена была повернуться в его сторону.
– Что я хочу сказать. – И все-таки, какой приятный был у этого человека голос, Лена даже вздрогнула, так проникновенно говорил Лазорский. – Мы все, здесь находящиеся, в той или иной степени приходимся учениками Петру Самойловичу. И то, что сегодня мы здесь, под одной крышей, весьма символично. Это говорит о том, что мы, выполняя одно общее дело, как бы это поточнее сказать, все вылетели из одного гнезда… И гнездо это – школа профессора Бородулькина. Я предлагаю выпить за нашего учителя. Ур-ра!
Все дружно встали, хрустальный звон поплыл по столовой. Профессор Бородулькин, перехватив восторженный взгляд Лены, хитровато подмигнул ей. И так запросто он это сделал, так ловко и хорошо, что Лена покраснела от удовольствия. Он как бы сказал ей этим подмигиванием: ничего-ничего, давайте выпьем, но мы-то с вами знаем настоящую причину этого торжества…
– А вот это никто в городе лучше не готовит, – с гордостью сказал Лазорский, подкладывая на тарелку Лены какой-то буро-красный салат, как она успела заметить, с обжаренным кальмаром. – Кстати, приглядывайте за своим мужем, он так рьяно ухаживает за дочерью профессора…
– А за вами тоже приглядывают? – решилась пошутить Лена.
– За мно-ой?!
– А что?
– Я убежденный холостяк, Елена Леонидовна, разве вам об этом не доложили?
– Пока нет, – засмеялась Лена.
– И только сегодня, глядя на вас, я слегка засомневался в своем убеждении…
– Теперь, друзья, – вновь подал голос Бородулькин, – давайте выпьем за всех вместе: за учителей и учеников! Одно из мудрых латинских изречений звучит так: учись от ученого, но неученого сам учи! Вот это и есть главный принцип нашего общения, за него и выпьем!
И опять все выпили по глотку, так что Лена невольно отметила: «А вина-то у них не так уж много уходит».
Перед кофе гостей пригласили размяться. Лена поднялась из-за стола с облегчением: казалось бы, все было просто и непринужденно, но она почему-то устала. Перехватив Бориса, Лена крепко сжала его руку и, оглянувшись, быстро прошептала:
– А нельзя нам сейчас уйти?
Борис тоже оглянулся и упрекнул:
– Лена, как можно!
– Хорошо, хорошо, – быстро согласилась она, – я думала, быть может, у них принято…
– Сейчас только все и начинается.
– Что, Боря?
– Увидишь… Потерпи немного.
Перед тем, как вновь пригласить к столу, потушили верхний свет и зажгли свечи. Хрусталь в громоздких сервантах засветился на гранях рубинами и агатами, и, собственно, только теперь можно было в полной мере оценить благородство редкого стекла.
– Вы не устали? – подошел Бородулькин к Лене.
– Ну что вы!
– Устали, – не стал слушать ее Петр Самойлович. – Да и мудрено ли: новые люди, новая обстановка. Но потерпите, сегодня мы засиживаться не будем. А если желаете, сразу после кофе можете пройти в молодежную комнату. Там будет музыка. Вы какую предпочитаете: серьезную или, как принято теперь говорить, легкую?
– Хорошую, – неожиданно для себя ответила Лена.
– Да? – профессор Бородулькин с любопытством посмотрел на Лену. – Это мне нравится. Я лично страстный поклонник Листа. Люблю Бетховена и не переношу Мусоргского. Все понимаю: его значение, его новаторский классицизм, если так можно выразиться, но – не принимаю. Хоть убей, мне его музыка кажется надуманной, с излишней претенциозностью… Н-да. А вам?
– Собственно, – она ничего не могла вспомнить из Мусоргского, – я с вами отчасти согласна. – И поспешно добавила: – А мне очень нравится Бах.
– Бах? Ну конечно! Орган, полифония… В Риге его слушают при свечах. Вы бывали в Риге?
– Нет.
– Вам непременно надо там побывать. До конца Баха можно узнать только там. Я имею в виду наше Отечество. Ведь для его сочинений нужен не только настоящий орган, но и соответствующее помещение. О-о, у них есть великолепные соборы. Но мы еще поговорим об этом. Хорошо?
Бородулькин привел Лену к ее месту и заботливо пододвинул стул.
«Вот кто по-настоящему интеллигентный человек, – восхищенно, с обожанием думала Лена. – Образованный, умный, начитанный… А сколько такта! Внимания! Ведь кто я для него – никто! Просто жена сотрудника, одного из многих. Да и сотрудника-то какого? Вчерашнего врача из провинциального городка. Таких тысячи. Десятки тысяч. Нет, надо быть врожденным интеллигентом, чтобы так вот…»
– Вам кофе с коньяком? – старательно исполнял свою роль Лазорский.
– Нет, что вы!
Напрасно, коньяк у профессора французский. Потом, острая пища, вино – все это угнетает организм, а вот коньячок взбодрит вас. Но если вы не желаете…
– Я не люблю с коньяком.
– Хорошо.
Кофейный сервиз из японского фарфора, глянцевито-черный, с золотыми ободочками, восхитил Лену. Случайно задев чашку серебряной ложкой, она услышала долгий, ни с чем несравнимый звон.