Страница 98 из 106
Поздний зимний рассвет подкрадывался неслышно, осторожно, словно пугливый лесной звереныш. Маленький, слишком юный, чтобы отвоевать у тьмы кусочек дня пожирнее. Пока приходится довольствоваться крохами со стола изобилия, который устроила зима, отдав самое сочное, самое вкусное глубокой, урчащей черноте ночи.
Не думал Артем, что его жизненных сил хватит дотянуть до рассвета, еще раз увидеть, как отползает под натиском слабого зимнего светила щупальце тьмы.
Засмотрелся в окно. Залюбовался впервые припорошенной снегом землей. Как красиво, как вдохновляюще, как щемяще видеть робкие следы зимы. В этом году она сильно запаздывает.
Кресло манит, баюкает. Огонь в камине погас, уголья истлели.
Сонливость незаметно таки обняла, укачала. Сикорский уснул с мыслью, что последние его воспоминания будут о солнечных лучах, о робкой улыбке зимнего утра, а не о ночной мгле. Ему виделась та, что всю ночь не давала покоя мыслям, бередила душу. Прощание вышло скомканным, рваным. Но иного не дано. Артем привык стойко принимать удары, выносить урок из поражений, но ни принятие, ни смирение не спешили успокоить истерзанные нервы. И даже сон не сделал дыхание мерным, умиротворенным.
***
Робкий поцелуй, словно крылышком, черкнул по обросшей щетиной обычно гладко выбритой щеке. Мужчина потер ладонью шею. Чье-то дыхание щекотало, дразнило. И запах… знакомый, до боли знакомый заставил вынырнуть из объятий крепкого сна. Веки открыли ясные голубые глаза, в которых скользнуло звериное любопытство.
Артем резко поднялся.
- Как я соскучилась! Я так давно хотела с тобой поговорить, но было такое ощущение, что человеческая речь мне недоступна, движения неподвластны. Я находилась в бреду, в котором хочешь взмахнуть рукой, но вместо этого совершаешь целый ряд неконтролируемых поступков. Хочешь молвить слово – но речевой аппарат сломался, не слушается, издает только рычание и гуление, невнятное бормотание, – женщина всхлипнула, подавилась рыданием. Наклонилась к смотрящему с непередаваемым выражением лица мужчине, прошептала:
- Люблю…
Обняла, окутывая знакомым ароматом, до боли родным.
Губы вкусные, сочные, податливые. Это сон. Это не может быть правда. Здравый смысл заставил взять себя в руки, прояснить ситуацию.
Артем мягко взял женщину за плечи, отстранился.
- Ева, что произошло?
***
Волны бились с друг другом жестоко, безжалостно, кровожадно. Женщина оказалась в эпицентре баталии. И не было ей покоя. Квадратные волны сбивали с ног, наступая с четырех сторон света. Ветер сильный, порывистый, круто меняющий направление, создающий геометрически правильную зыбь на воде. Но математическая острота углов несет смертельную опасность для каждого, кто оказался в эпицентре событий.
То ли боги играют в шахматы, то ли природа импровизирует, но попавшему в массу воды с колоссальной энергией, ничего хорошего не светит. Течение вихрем подхватывает, пытается заглотить добычу, а волны нападают с самых неожиданных сторон.
Остров Ре считается столицей квадратных волн, заманивая туристов запечатлеть необычное явление, увековечить в изысканном кадре. Купаться в дни, когда новый порыв ветра нападает на водную гладь с перпендикулярной стороны в то время, когда предыдущая волна еще находится в движении, запрещено. Временами запрет налагается и на выход в море судов. Опасно. Захватывающе прекрасно, но опасно.
Катя, словно жук, барахталась, захлебываясь, пытаясь вынырнуть из пучины. Подводные вихри хватали за ноги, морские стены обрушивали толщу воды со всех сторон. Вот и последняя часть проклятия, которое приняла на себя вместо Ксении. И никто не успеет сгладить его силу, помочь, спасти.
Береговая охрана мечется, заметив жертву стихии, собирается поднять вертолет. Но все тщетно. Катер не способен совладать с буйством стихии, а воздушное судно не успеет.
Голову накрыло. Катя почувствовала, как опускается на дно.
***
- Ты спал так долго, любимый, – ластилась Ева к родному плечу. – Семь дней и семь ночей. Мы волновались.
- Стой. Расскажи по порядку все, – мозг Артема работал лихорадочно в турборежиме. Он спит? Нет? Умер? Галлюцинирует?
- Я находилась в странном состоянии. Сложно что-то четко вспомнить, – увернулась от прямого ответа Ева. – Но теперь все позади. И ты очнулся. Мы не могли тебя добудиться.
- Кто снял проклятие? – спросил Артем.
- Да, проклятие снято, я свободна. Теперь мы можем…
- Я задал прямой ответ и хочу получить прямой вопрос! – Артем крепко схватил Еву за плечи, внимательно заглядывая ей в глаза. – Это важно.
- Да ну я не знаю… Разве это важно?
- Ева! – голос мужчины, словно серп, оборвал поросль лжи и уловок.
- Ладно-ладно, я правда не знаю.
- Что ты помнишь? Последнее?
- Ты приходил ко мне… – всхлипнула Ева. – Потом я пришла в себя и узнала, что ты в каком-то странном сне. Никто не мог тебя добудиться. Но вот видишь, я поцеловала тебя, и сила нашей любви…
- Кроме меня кто-то к тебе заходил?
- Н-нет… Не помню… Ты меня пугаешь. Разве ты не рад? – глаза Евы налились слезами.
- Я рад за тебя.
- Но Тема… я понимаю, что ты сердишься. Но ты же любишь меня… Я знаю. Если бы не любил – не забрал бы к себе, не нянчился столько времени. Почему ты во имя гордыни отказываешься от своего счастья? От нашего счастья? Будь к себе добр… – грустной мелодией текла речь прекрасной, словно нимфа, женщины. Артем болезненно сжал кулаки и отвернулся. Как он любил ее! Воспоминания заставили внутри все перевернуться. Ева умела быть привлекательной, искренней, страстной, хрупкой и сильной. Ее очарование манило, словно волшебная дудочка, а затем сбивало с ног нерадивого пленника.
- К тебе не заходила женщина перед тем, как ты пришла в себя? – прямо спросил Артем, пытаясь вырваться из плена Евиной харизмы.
- Нет, – слишком поспешно.
- Ева…
- Правда, не знаю… Ты простишь меня? – тихо и трогательно. Ева смотрела с надеждой.