Страница 7 из 106
Дом Сикорских начинялся гостями, словно готовящийся к пылу-жару пирог. Приезд каждого из них привносил новые оттенки в царствующую атмосферу, изменяя ее, добавляя остроты и пряности в молчаливое безвкусие будней. Вялая тягучая жвачка двухнедельного испытательного срока Катерины наконец закончилась. Катя усвоила каждый из длинного ряда пунктов поведения прислуги: нужно быть невидимкой, быстрой и сноровистой; нужно успевать наводить идеальный порядок в кратчайшие строки; нельзя входить в апартаменты хозяев; кабинеты Сикорских – табу; заговаривать с хозяевами или их гостями первыми – табу (рекомендация избегать их без прямого приказа явиться к ним); выходить во двор после наступления темноты запрещается (разве что хочешь чтобы тобой поужинал один из волкодавов); западное крыло дома закрыто для посещения прислугой и все в таком же духе.
Многие запреты и рекомендации не были прописаны, и до них приходилось додумываться самому: не лезть под руку кухарке Валентине, дородной и весьма деятельной женщине, считающей, что кухня – ее владения, или же что можно говорить Яне только то, что хочешь, чтобы узнал весь штат прислуги без исключения.
Среди сотрудников охранной службы есть весьма неплохие ребята, общительные и добрые, которые вовсе не прочь поболтать с симпатичной новенькой. Катя виртуозно съезжала с тем, которые относились к ее личной жизни, и научилась незаметно подводить к вопросам, которые интересовали ее саму: кто и как часто посещает дом или же странности в поведении хозяев.
Братья Сикорские были неисправимыми трудоголиками – постоянно в делах, в разъездах. Их сестра Ксения тоже в доме бывала редко – но по иным причинам: тусовки, встречи, очередные попытки выстроить отношения, которые не разобьют ей сердце. Катя искренне сочувствовала Сикорской. Богатая и красивая, с отличным образованием, с толпой знакомых и друзей, она оказалась безнадежно одинокой.
Когда служанка приходила по утрам делать Ксении укладки, девушка спросонок не успевала соорудить вместе с макияжем и брендовой одеждой свой обычный образ, который носила, как плотно прилегающую маску. В свои двадцать шесть она была похожа на ранимого моллюска, ежедневно прячущегося в толстый бронированный панцирь легкомысленной, довольной сладкой жизнью кокетки из «золотой молодежи». В светло-зеленых глазах стояла волчья тоска, которая обычно поселяется в более старшем возрасте, а на бледном лице лежала печать усталости.
Одним пасмурным холодным утром Катя явилась к Ксении, чтобы, как обычно, причесать непослушные пушистые локоны, и застала ее стоящую у окна, смотрящую в серую утреннюю дымку. Окно распахнуто настежь. Холод лижет босые ступни, безжалостно изгоняя из помещения остатки тепла. Туманная влага по-хозяйски вползает в девичью спальню.
- Ксения Николаевна, Вы же заболеете! – всплеснула руками Катерина, точь-в-точь, как сделала бы, увидев, что ее дочь вытворяет такое. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, Катя видела в Ксении младшую сестру, требующую опеки и заботы.
- Все-равно, – бесцветным голосом обозвалась девушка. – Может, так лучше будет.
- Что Вы такое говорите? – Катерина безапелляционно захлопнула окно и повернула оконную ручку. Ксения продолжала стоять, словно находясь в каком-то полусонном состоянии.
- Вы совсем замерзли, – Катя невольно становилась свидетельницей трагедии, которую молча переживала молодая Сикорская. Она окинула взглядом посиневшие от холода губы, покрывшуюся пупырышками кожу, и отправила девушку в постель. Командовать хозяевами, давать им советы или лезть не в свое дело было запрещено, за это можно вылететь с работы со скоростью пули. Но Катя не могла остаться сторонним наблюдателем. Что-то подсказывало ей, что не вмешаться сейчас – значит стать соучастником очень нехорошего события, на которое напрашивалась Ксения.
Сикорская послушно закуталась в несколько одеял, пока Катя поставила набираться горячую ванную и разожгла в камине огонь. Хотя дом и отапливался, необычайно теплая осень давала возможность повременить с подключением батарей. Промозглую сырость так приятно было изгонять с помощью потрескивающих дров в камине, на чем и настаивали домочадцы.
Вскипел электрический чайник, и чашка ароматного травяного чая была насильно втиснута в закоченевшие пальцы Ксении.
- Спасибо, – начинающим сипнуть голосом прошептала девушка. – Лена, посидите со мной, – неловко попросила она.
- Хорошо, – Катя подоткнула одеяла, соорудив вокруг хозяйки что-то наподобие кокона, и, плеснув себе в чашку чая, села рядом на удобный стул.
- Не хотите поделиться, что случилось? – спросила Катерина. Иногда все, что человеку нужно, чтобы не скатиться за опасную грань, это с кем-то поговорить.
- Нет, – отрицательно кивнула головой Ксения. И, вопреки отказу, начала говорить.
- Вы не поймете. Это стыдно. Сегодня приезжает мама – как я смогу в глаза ей смотреть? А братья?! Если они узнают… – глаза Сикорской наполнились ужасом.
- Как бы то ни было, они Ваши самые родные люди, – мягко сказала Катя.
- Нет! Вы их не знаете… – отчаянно всхлипнула Ксения, и по ее начинающей полыхать нездоровым румянцем щеке скатилась одинокая слезинка, объемная, словно создана не из жидкости, а из хрусталя.