Страница 65 из 68
— Зачем Вы это сделали, господин генерал?
На что Власов ответил:
— Так нужно.
Мюнтер покачал головой, вывел Власова на улицу и, подойдя вместе с ним к грузовой машине, сказал:
— Садитесь, господин генерал.
Власов подошел к кабине, открыл ее дверь и хотел сесть. Но лейтенант остановил его и велел сесть в кузов машины вместе с солдатами, а сам сел в кабину, и машина отправилась в штаб 18-й армии, где Мюнтер передал генерала Власова своему командованию и с тех пор больше его не видел. А Марию Воронову крестьяне деревни Туховежи похоронили вместе с расстрелянными красноармейцами.
В конце августа 1942 года через офицеров штаба 18-й армии майор Маргель узнал, что генерал Власов принял предложение немецкого командования создать и возглавить армию для борьбы против сталинского режима в СССР. А 3 сентября 1942 года Власов вместе с бывшим командиром 41-й советской стрелковой дивизии полковником В.И. Боярским, попавшим в плен к немцам, подписал меморандум, в котором предлагалось приступить к созданию из советских военнопленных, содержащихся в немецких концентрационных лагерях, а также граждан, проживающих на оккупированных немцами территориях СССР и других европейских стран, Русской освободительной армии (РОА). Сразу же после опубликования этого меморандума в немецкой прессе, в концлагерях и оккупированных немцами населенных пунктах началась активная агитация среди советских военнопленных и гражданского населения о вступлении их во власовскую армию. И уже к концу 1942 года такая армия была частично создана, личный состав которой в 1943 году активно участвовал в боях с партизанами и расправах над мирным населением, проживающим на оккупированных немцами территориях.
18-я немецкая армия, в которой работал переводчиком Маргель, в декабре 1944 года была окружена советскими войсками и разбита, а оставшиеся в живых солдаты и офицеры этой армии были взяты в плен. Вместе со штабом этой армии в плен попал и бывший майор Красной армии Курт Фридрихович Маргель, которого за измену Родине военный трибунал приговорил к 25 годам лишения свободы, и его отправили в КарЛаг, где отбывали свой срок Деменев и другие офицеры и генералы 2-й ударной армии.
Во второй половине 1945 года многим осужденным, не имевшим права переписки, в том числе и Деменеву, дали это право, и он получил возможность, теперь уже официально, переписываться с племянницей Лизой. Но никаких подробностей о детях Герасима Владимировича открытым текстом Лиза сообщить ему не могла, потому что письма с подобной информацией не пропускала лагерная цензура (их просто уничтожали), а условными словами, не вызывающими подозрения у цензуры, много не напишешь. И только в 1953 году, когда Герасим Деменев, отбыв «от звонка до звонка» свой срок незаслуженного наказания, освободился из мест заключения и приехал в деревню Максимовку Акмолинской области, где отбывала ссылку и умерла его жена Марина, он получил полную свободу переписываться с кем угодно, в том числе и с племянницей Лизой, открытым текстом, без всяких условностей.
Но те подробности, которые Деменев узнал от Лизы о жизни своих детей, потрясли его еще больше, чем неведение об их судьбе. Его старший сын Вадим, которому в июне 1942 года едва исполнилось 17 лет, получив аттестат зрелости, добровольно ушел на фронт, где его определили в разведывательный батальон. При выполнении первого задания ему вместе с тремя его товарищами удалось взять в плен немецкого штабного старшего офицера, который сообщил нашему командованию очень ценные сведения о планах войск вермахта. За этот подвиг всю группу разведчиков, в том числе и Вадима Деменева, наградили медалями «За отвагу». Но уже во второй половине июля 1942 года неожиданно для всех, в том числе и самого Вадима, его почему-то без всяких объяснений перевели в пехоту. Вадим, выросший в семье военного, не привык задавать лишних вопросов и решил, что раз перевели, значит, так нужно. Поэтому он не придал этому случаю особого значения. Да и не важно, думал он, где и кем воевать, главное — быть на войне и бить фашистов. И он так же, как и в разведбате, добросовестно выполнял все возложенные на него обязанности и храбро воевал с немцами в пехоте, с которой дошел до Берлина и, оставив свой автограф на Рейхстаге, вернулся на Родину. За три года войны Вадим Деменев неоднократно получал ранения различной степени тяжести, но каждый раз после выписки из госпиталя его снова определяли в пехоту и направляли на передовую. Все товарищи Вадима, с которыми он вместе воевал, неоднократно награждались различными правительственными наградами и возвращались в Союз с целыми иконостасами орденов и медалей на груди. И только у него была одна-единственная медаль «За отвагу». Вадим знал, что непосредственные командиры неоднократно представляли его к награждению различными наградами. Но дальше штаба дивизии, а чаще всего полка, эти представления не проходили. Если это были персональные представления о его награждении, а таких за годы войны было немало, то их отправляли в корзину. А если его фамилия попадала в список представляемых к награждению, то ее просто вычеркивали. Немного обидно было Вадиму, что с ним так несправедливо поступают. Но он считал, что воюет не за награды, а за Родину. И раз его не награждают, значит, так нужно. Наверху виднее, кто что заслуживает.
В июле 1945 года срок действительной военной службы у Вадима Деменева закончился. Но в связи с предстоящим вступлением Советского Союза в войну с Японией советское правительство не торопилось сокращать численность своих вооруженных сил. Многие воинские соединения были переброшены на Дальний Восток, а остальные, в том числе и часть, в которой служил Вадим Деменев, находились в резерве. Поэтому, несмотря на то, что срок действительной военной службы у многих солдат и сержантов закончился, их демобилизацию задержали до окончания войны с Японией. Массовая демобилизация началась только в конце сентября и в октябре 1945 года.
Демобилизовавшись из армии, Вадим приехал в Москву. Но, несмотря на то, что ключ от квартиры лежал в условном месте, попасть в нее он не мог, потому что она оказалась опечатанной. И чтобы зайти в нее, нужно было обратиться в местное отделение НКВД за разрешением снять пломбу. Прежде чем туда пойти, Вадим обратился к соседям, чтобы узнать, где его семья и почему квартира опечатана. Но никто из них ничего сказать ему не мог. Все отправляли его в районный отдел НКВД. А когда он пришел туда, то на его голову свалилась такая новость, от которой он чуть дара речи не лишился. В НКВД Вадиму объяснили, что его отец Г.В. Деменев является врагом народа, который еще в начале 1943 года осужден военным трибуналом на десять лет лишения свободы и отбывает наказание в лагере, а также сказали, что и после освобождения ближе ста километров к Москве путь ему закрыт навсегда. И что мать Вадима, как жена врага народа, отправлена в ссылку, и дорога в Москву ей тоже закрыта навсегда, а его брат и сестра, как несовершеннолетние, находятся в детских домах. Он же, Вадим, если хочет остаться жить в Москве, то должен подписать отказ от своего отца как от врага народа. В противном случае ему не только не разрешат поселиться в родительской квартире, но даже зайти в нее, а в течение 24 часов он должен будет покинуть Москву, и дорога в столицу ему тоже навсегда будет закрыта. Вадим попросил, прежде чем принять какое-то решение, встретиться с братом и сестрой, чтобы узнать их мнение. Но ему категорически запретили встречаться с ними до их совершеннолетия и даже не назвали адрес детского дома, где они находились. На размышление Вадиму дали всего два часа.
Вышел Вадим из отдела НКВД, ничего не соображая. Мысли в голове путались. Ему не хотелось верить во все то, что ему сказали. И он пошел по улице, сам не зная куда. А когда на его пути оказался ресторан, он зашел в него, заказал обед и 200 грамм водки. Но после выпитого стакана водки Вадим нисколько не захмелел, и мысли его не упорядочились, а по-прежнему лихорадочно бились в голове. И он понял, что выпитой водки ему недостаточно для того, чтобы привести свои мысли в порядок и принять какое-то решение, поэтому повторил заказ двухсотграммовой порции водки. И только когда он осушил второй стакан, то почувствовал, что немного захмелел. Мысли его стали приходить в порядок, и он стал здраво рассуждать. В то, что его отец враг народа, Вадиму верилось с трудом. Но, с другой стороны, он считал, что невиновных не судят. А раз осудили, значит, было за что. И если он не подпишет отказ от отца и ему придется навсегда уехать из Москвы, то он никогда и ничем не сможет помочь брату и сестре и сам вынужден будет жить где-нибудь у черта на куличках. А подписать отказ — значит предать своего отца. Но зато, оставшись в Москве, он сохранит родительскую квартиру, в которую после выпуска из детского дома смогут вернуться его брат и сестра. А со временем, может быть, и родителям разрешат вернуться домой. А если же он уедет из Москвы и потеряет квартиру, то его семья уже никогда соединиться не сможет. Взвесив все «за» и «против», Вадим принял единственное, как тогда ему казалось, правильное решение и, вернувшись в отдел НКВД, подписал отказ от своего отца как от врага народа. После чего ему дали разрешение снять пломбу с дверей своей квартиры и вернуться домой.