Страница 6 из 16
– Погрызи девка, тебе полезно.
Пот стекал с меня в три ручья, даже сидеть было неудобно – казалось, вот-вот соскользну с лавки.
После еды Руима принимала пациентов. Молодой парень с загноившимся порезом от косы. Молодка с ожогами на руках – из корчаги плеснуло горячим медом. Старик с утробным кашлем и не разгибающейся ногой.
Я пряталась в горнице, запоминая, чем травница лечит селян. И отчаянно зевала, рискуя вывихнуть челюсть.
Наконец стукнула калитка, и Вран простучал когтями по полу. Пес сунул любопытный нос в горницу.
– Поди, проветрись, – ворчливо сказала травница, – посмотри хоть, как народ у нас живет.
Я последовала мудрому совету – мне хотелось посмотреть, что за часовня пряталась среди деревьев. Вран пошел за мной.
На улице было шумно: во дворах стояли столы, за которыми ужинали семьи. Дети бегали между плетней, загоняли на ночь кур и коз, многие с любопытством поглядывали на меня.
Часовня оказалась очень маленькой и очень простой. Я не сразу поняла, что высокие деревья, посаженные по кругу, и есть храм. А сама часовня – только алтарь, увенчанный солнцем.
Дверь высокой деревянной башенки оказалась открытой, закатное солнце падало внутрь, отражаясь сквозь большой круглый витраж. Цветные блики играли на беленых стенах. Я остановилась растерянно, посмотрела на Врана.
– Туда можно?
Пес вел себя сдержанно и торжественно. А еще он не вошел в часовню, только подошел к двери и склонил голову. Я подошла ближе и заглянула: белый камень алтаря, усыпанный простыми полевыми цветами, простой каменный пол. Ни икон, ни статуй. Только солнечный свет.
Постояв еще немного, мы вернулись к домику Руимы.
– Пора спать! – сказала она, прибирая стол. – Сегодня уже никто не придет. Если только рожать кто возьмется.
Я обрадовано зевнула, прикрывая ладонью рот, и забралась в постель.
Теперь уже я спала за печкой, на устланной лавке, а та, где я свалилась накануне, оказалась местом для пациентов. Сама хозяйка дома спала на печи, чтобы быстро вскакивать навстречу нежданным гостям.
Сумка все так же сыто круглила бока, но я только сунула сверху очки и махнула мысленно рукой – все завтра, а сейчас – спать.
Я успела краем глаза заметить – убедившись, что гостья крепко спит, старуха, мягко ступая, вышла в сени и вошла в чулан, не скрипнув рассохшейся щелястой дверью. Слегка пахнуло сеном, и снова стало тихо. Перепуганные сверчки застрекотали под окошками, пес приподнял голову и коротко взрыкнул. Потом снова лег и больше не шевелился до самого утра.
Утром я выперлась на крыльцо в одном покрывале, отчего староста едва не прикусил язык, увидев такое непотребство. Мало того, что страшная и вся зеленая, так еще и почти голая! Но растрепанная ученица лекарки сделала вид, что не заметила его гнева. Почтительно поздоровалась и поспешила в огород умываться.
Седовласый почтенный староста пожаловал к травнице по делам – и на ученицу новую посмотреть, и узнать, не надо ли почтенной старушке какой помощи, да и лекарством от своей хвори разжиться.
Старуха приняла его ласково – усадила на мягкую подушку, налила сладкой водицы с цветочным запахом. И повела неспешную беседу по всем правилам – расспросила о здоровье самого старосты, его жены и трех дочек, покивала сочувственно заботам отца семейства, и даже протянула скляночку с мазью от геморроя. И лишь покончив с вежливой беседой, сказала:
– Девку мою не обижайте! Может почудить, но шибко способная, с первых дней помогать может. А там, глядишь, и на мое место встанет.
Я нахально подслушивала, стоя под окошком, и от ее слов у меня потеплело на душе. Хоть кому-то я здесь нужна!
Старик от неожиданности аж поперхнулся и пошел бурыми пятнами – своими глазами видела! Перебрав узловатыми пальцами по отполированной временем палке, надрывно закряхтел, и все жалобы на мое бесстыдство увяли на корню.
Кто ж с будущей заменой почтенной знахарки ссорится? Особливо, ежели девка не сегодня-завтра встанет на хозяйское место.
А дальше пошли типичные сельские рассусоливания. Я заскучала.
Понимая, что в избу заходить пока не стоит, уселась на крылечке и от нечего делать стала разбирать спутанную собачью шерсть, вылавливая репьи и сухие травинки. Попутно погладила шелковистые собачьи уши, проверила, не туго ли сидит ошейник.
Цепь пес игнорировал, а травница про нее и вовсе не вспоминала. Зато влажные дорожки от слез на собачьей морде меня несказанно огорчили. Сначала я подумала, что у Врана болят глаза. Но карие радужки были яркими, зрачки смотрели ясно, в уголках глаз не было грязи и гноя. А сам взгляд!
Такое страдание я видела только однажды – у молодого парня, сидящего в инвалидной коляске. Я прижала черную собачью голову к груди и долго так сидела, ласково перебирая длинную шерсть.
– Вран, – предложила я, – давай после завтрака сходим к реке? Или на горку какую-нибудь?
Пес тяжело вздохнул и потерся головой о мое одеяние.
– Вот и хорошо, – обрадовалась я, – с тобой мне не страшно!
А в кухне все журчала беседа. Наконец староста поднялся и вышел с травницей на крыльцо. Старуха вежливо проводила его до порога и позвала меня в дом – смываться и переодеваться.
Зеленая жижа, которой меня обмазала травница, вся осталась на покрывале. Кожа под нею выглядела чище и белее, а на ощупь стала непривычно гладкой.
Скомандовав:
– Ложись на лавку! – старуха сама натерла мне спину и окрестности прозрачным настоем с резким запахом. Потом, вручив склянку, велела обмазаться целиком и обязательно уделить внимание лицу.
Отдельное притирание полагалось для волос и ногтей. Зубы пришлось почистить мелом с мелкими семечками петрушки. Уф, осталось натянуть льняное платье и плетеный поясок.
Хлопоты с одеванием меня успокоили. Стараясь не думать ни о прошлом, ни о будущем, я собиралась завтракать.
Привычный ароматный чаек, сладкая травка и теплые душистые булочки с незнакомым вкусом пришлись мне по вкусу. Но уже вторую булочку я просто крутила в руках, прихлебывая чай. Сама себе удивляюсь – бывало, в буфете булочек такого размера покупала четыре, а то и пять, и все было мало!
Руима привычно сгрызла пряник и села проверять записи в толстенной тетради. Я обратила внимание, какие у нее длинные ловкие пальцы, как умело она управляется с пером. Необычно для сельской бабули.
Вынув расческу, я вышла на крыльцо расчесать еще влажные от притирания волосы. Пес приподнял голову и стал наблюдать, как щетка скользит по волосам.
Старуха, вышедшая следом, наставляла:
– Проводи от корня к концам, ровно, прямо и не менее ста раз!
Я с удовольствием последовала ее совету.
Когда с прической было покончено, травница отправила меня на другой конец села:
– Видишь крышу с флюгером? Кузнец там живет. Ему уголек в глаз отскочил, веки обжег. Мазь передай, и отвар вот этот. Скажи сначала глаз промыть отваром, потом мазь наложить.
Я кивала, запоминая. Щурилась, высматривая нужную крышу. Как я туда доберусь?
– Вран, – попросила Руима, – проводи девочку. Заплутает.
Пес поднялся, отряхивая бока и, зацепив мой подол хвостом, направился к калитке. Фон барон, однако!
Идти пришлось далеко. Домик Руимы располагался почти у околицы, а дом кузнеца – на противоположном конце села, у реки.
Пока я пробиралась между плетней в надежде выйти к кузне, из-за угла выскочила стая собак. Одичавшие шавки, увидев меня, звонко залаяли и кинулись вперед, сокращая дистанцию. За хвостами мелких дворняжек стояли крупные смески, поглядывая на меня с легким презрением.
Собак я боялась панически и уже готова была взлететь на ближайшую поленницу, как слева раздался глухой рык.
Вран выступил вперед. Шавки заткнулись и откатились за спины трех крупных рыжеватых дворняг. Черный пес сделал вперед маленький шажок, не прерывая глухого ворчания. Самый крупный смесок поднял лапу – шагнуть навстречу и… отступил. Развернулся, словно подавая своим команду, и вся стая исчезла в бурьяне.