Страница 3 из 16
Впереди показалась широкая мощеная улица. Каменные плитки кое-где потрескались и вросли в землю. Но в целом улица как улица, ничего необычного.
И тут меня словно по голове жахнуло – вдоль улицы ни одного столба! Асфальта на дороге тоже нет. Совсем.
Ну допустим, глухомань тут такая, что уличного освещения нет. Но ведь и дома стоят совершенно свободно, не тянутся к крышам привычные 'качели' проводов…
Видимо, я застыла на месте и как-то отключилась, потому что очнулась и полностью пришла в себя уже в добротном деревянном домике на широченной, как кровать, лавке. В руке у меня была кружка травяного настоя.
Я изумленно оглянулась и устыдилась. Ну я и красавица! Разлеглась у человека в доме, как у себя, а до сих пор даже представилась!
– Бабушка, а как вас зовут?
– Меня-то Руимой кличут, травница я здешняя. А ты кто будешь? – доброжелательно отозвалась необыкновенно энергичная старушка.
– Маргарита Ясновская, студентка я.
– Студентка… Студень, что ль, варишь?
Это уже совсем не смешно. Я чуть не застонала от непроходимой дремучести местных селян.
– Нет, – вздохнула я, – не студень.
– Ну и ладно.
Бабуська хлопотала у печки, приговаривая что-то утешительное, и все подливала мне чаек, сдабривая его вишневым вареньем и сухариками. Я сделала пару глотков, расширенными глазами разглядывая внутренность избы примерно семнадцатого-восемнадцатого века. Все как на картинке в альбоме «Русская изба», только икон нет. Поперхнулась. После чего поставила на пол кружку и вырубилась повторно. Можно сказать, выбило предохранители.
Проснулась я с ясной головой и хорошим настроением на все той же лавке, в своем сарафане, с сумкой, заткнутой под голову. Проснулась по интересной надобности. А вот куда идти?
На улицу, наверное. Раз уж тут такая глухомань.
Стояло раннее утро. Ночь не успела смениться днем – предрассветный сумрак густо окутывал дома и деревья.
Очки оказались заляпаны непонятно чем. Сарафан после вчерашнего склона не радовал, а уж футболка, надетая под него, – просто «фу»!
Откопав в кармане замусоленный платок, кое-как протерла очки.
И тут же подпрыгнула – возле крыльца на цепи лежала громадная собачища! Я их, в принципе, вообще боюсь – и больших, и малых, а тут мягко говоря, гигантские размеры внушали уважение. К тому же пес явно мог дотянуться до крыльца.
Робко приговаривая: «Хорошая собачка, хорошая», – я скатилась с крылечка, не обращая внимания на жалобно скрипнувшие доски, и постаралась отбежать подальше.
Собак даже не пошевелился, продолжая лениво лежать на боку. Лишь поглядывал на меня удивленно – мол, чего это она?
Тут на крыльцо выперлась вчерашняя бабулька и, глядя на меня со скрытой насмешкой, показала пальцем:
– Уборная вон там, за кустами. А потом в баню пойдешь, ученица.
«Ученица?! Ученица?!!» Сделав несколько шагов, я поняла, что со вчерашнего дня ничего не изменилось: те же домики вокруг. Тот же чистый воздух, без запахов бензина и солярки. Прозрачное небо, не исписанное линиями инверсионного следа реактивных самолетов. Другое время, чужой мир. ЧУЖОЙ!
До бани я не добралась. Стекла на землю у грубой деревянной постройки и зарыдала. Сначала тихонечко заскулила, словно обиженный щенок. Потом начала подвывать, размазывая по лицу горючие слезы. И наконец заикала, давясь огромным горем.
Травница прибежала не сразу: сначала дала мне выреветь страх перед неизвестным. Проститься с родными. Оплакать надежды и мечты. Потом подошла неспешно и вылила на меня ведро воды!
– А-а-апчхи! – От неожиданности я замолчала и принялась чихать.
– Пойдем-ка, девка. Пыль да грязь смоешь – и на душе легче станет, – уверенно заявила местная ведунья.
Я, не сопротивляясь, позволила себя поднять. Шаг за шагом старуха привела меня в баню – низкое строение из потемневших от влаги и времени бревен. Внутри небольшие сени, скамья и печь. В большем отделении – широкие лавки, полок, огромная кадка у самой двери и две бадьи на печи.
– Мойся, сейчас платье принесу. И одежу постирай.
На маленьком окошечке стояли две керамические посудинки – одна покрупнее, небрежно закрытая крышкой, другая совсем крошечная, с плотно притертой деревянной пробкой, обернутой тканью.
– Этим вымоешь тело, этим – волосы, а вот тут для стирки, – и бабка ушла.
Вообще-то я не в первый раз оказалась в деревенской бане, но чтобы на полке не оказалось даже банального мыла?! И пол земляной. Толстенная доска, брошенная, как мостик к полку.
Даже от слабенького жара баньки голова у корней волос стала противно зудеть. С волосами у меня вечная проблема: жирные, тонкие, висят сосульками. И голову надо мыть каждый день, и стричь приходиться чуть ли не ежемесячно.
Поспешно стянула сарафан, стряхнула высохшую глину и бросила в бадью для стирки. Следом полетела футболка, вся в каких-то подозрительных разводах, и белье.
Водичка как раз – не горячая и не холодная. Мочалки нет, но под лавкой стоит горшок с мелким белым песком.
Вот как полезно смотреть передачи ВВС – однажды показывали, как бедуины моются песком вместо мыла. Пригоршня песка, немного воды и – и вуаля!
После песка настало время попробовать жидкость из горшочка – это оказался какой-то кисель с вкраплениями мелких белых цветов и листьев. Пах он почти как мой любимый «травяной шампунь».
Вздохнув, растерлась еще и этим киселем. Он почти не пенился, только шипел, словно гашеная сода, стекая на пол. Теперь споласкиваем голову пару раз…
В сенях завозилась старуха. Сунулась в дверь, внимательно осмотрела меня всю с ног до головы и вроде осталась довольна.
Бр-р! Вздрогнув от холодного воздуха, я взялась за притертую пробку, осторожно раскачала и потянула. Не идет! Еще покрутила. Фиг! Наконец удачно подцепила ногтем краешек и вытянула. В воздухе разлился – нет, торжественно поплыл! – одуренный аромат меда, мяты, перца и горьких трав. Замерев, я вдыхала его и бездумно улыбалась.
Бабка опять сунула длинный любопытный нос. Пришлось скорее мыть – точнее, дополаскивать голову. Хорошо, что волосы короткие и наклоняться не надо: плеснула воды, хлюпнула и растерла второй раз «шампунь». Подождала. Потерла у корней, особенно тщательно на темени и за ушами – и смыла парой ковшей водички. Теперь можно идти.
В предбаннике мне показалось очень холодно. На лавке ждало мягкое тканое покрывало. Рядом лежало небольшое льняное полотенце и платье, тоже изо льна, но потоньше.
На утоптанном земляном полу вместо моих убитых босоножек стояли… ну, как бы их назвать?.. Первое, что приходило на ум – поршни. Куски кожи, сшитые на подъеме и на пятке, внутрь набита шерсть вместо стельки, дополнительная завязка тоже из кожи. Рядом с платьем обнаружилось что-то похожее на фартук, только узкий и длинный, как и рубаха, плюс плетеный из шерстяных ниток поясок с кистями.
Решив, что стирка в липнущем к телу платье – последнее дело, завернулась в покрывало. Голову обернула полотенцем и пошла стирать. Бельишко развесила у печки, чтобы высохло побыстрее, а футболку и сарафан пришлось долго отмывать от странных бурых пятен на боках. Потом поразвешивала мокрые вещи тут же, в бане, и отправилась мерить обновки.
Трусики и лифчик уже вполне высохли. Платье, хоть и с трудом, на них натянулось. Рукава «три четверти» с завязками. Простой ворот, украшенный узором у горловины, тоже стягивался тесемкой.
Фартук я одела, как поняла – одна половинка свисает с плеч вперед, другая – назад, а сверху все это держит поясок. В таком виде, да еще в кожаных поршнях на босу ногу, поплелась к дому.
Очки в бане тоже отмыла как следует, а вот голова оставалась в полотенце: расческу-то я с собой не взяла!
Пес так и лежал у крыльца, лениво повернув голову в мою сторону. Рядом с крыльцом стояла расписная миска на невысокой табуретке, в ней какая-то каша.
Я присмотрелась и едва не приствиснула: в миске с теплой, парующей кашей зазывно торчала крупная мясная косточка. Рядом ведро воды.