Страница 8 из 10
Господи! Какое бездушное слово — «товар». Как можно говорить так о живых растениях? Но сейчас я не злюсь, наоборот, — я готова разрыдаться от обиды… И от чувства вины, потому что не ввела в курс дела маму, не оповестила ее заранее.
— Вы можете толком объяснить, что произошло? — мама держит марку, добродушно реагируя на разъяренного покупателя.
Она берет из рук мужчины измученную сенполию и осматривает ее со всех сторон.
— Я буду жаловаться! Я напишу заявление в полицию! В прокуратуру! В отдел по борьбе с организованной преступностью!
Он в своем уме?
Мама наконец-то понимает, с кем имеет дело. Даже слепому ясно, что над растением элементарно надругались.
— Рассказывайте все по порядку, — голос ее звучит мягко, но настойчиво, и этот прием срабатывает.
— Двадцать восьмого числа… в апреле, соответственно… я купил в нашей ничтожной лавке этот цветок для моей Тамарочки! С виду он был ничего. Так сказать, в подобающем виде. Но спустя несколько дней у него завяли все нераспустившиеся бутоны, а распустившиеся — отпали! Тамарочка расстроилась. А у нее давление, понимаете!
— Что вы делали с растением? — встреваю в диалог я.
Даю руку на отсечение, что сенполию просто-напросто залили. Но желаю услышать это от него лично.
— Хотите сказать, что это я виноват? — мужчина тычет маленьким скрюченным пальцем сначала в меня, потом в маму. — Хотите выставить меня крайним? Аферисты!
Мама бросает укоризненный взгляд в мою сторону. Действительно, лучше бы я молчала.
Я отступаю назад и скрываюсь за дальним стеллажом, хотя продолжаю наблюдать за развитием ситуации и готова в любую минуту прийти на помощь, если она потребуется.
— Мы сожалеем о случившемся, — просит прощения мама. — Давайте мы заменим некачественный товар, — она делает акцент на этом словосочетании в угоду недовольного клиента, — на другой.
В это мгновение дверные колокольчики звенят в третий раз, и я вздрагиваю: еще один несостоявшийся покупатель увидит этот ад и станет обходить наш магазин стороной.
— На какой такой «другой»? — продолжает возмущаться мужчина, не обращая внимания на входящего. Его рыжеватые тонкие усишки прыгают, а нос морщится. — Подсунете мне очередной просроченный товар?
Мне хочется взвыть! Или треснуть чем-нибудь этого ненормального, чтобы он наконец-то опомнился! Но я выскальзываю из-за стеллажа и спешу загрузить нового посетителя своей бестолковой болтовней, чтобы отвлечь от всего происходящего, не касающегося его глаз и ушей.
Я уже готова раскрыть рот, как замираю на полуслове… В дверях стоит Алексей.
— У вас проблемы? — полушепотом спрашивает он и кивает в сторону мамы и орущего мужика в закатанном свитере с ромбами, в то время как тот продолжает поливать нас грязью.
С секунду я медлю.
Вообще-то я не планировала разговаривать со своим «помощником», а тем более вводить его в курс дела. Но я вздыхаю против воли и стараюсь как можно короче произнести ответ:
— Как видишь.
— Если вас не устраивает то, что имеется у нас в наличии, — мама все еще стоически держится, — мы без труда вернем вам деньги.
— Ага! А отношения с Тамарочкой кто мне вернет?
Так вот, в чем дело! Это как раз таки он решил найти крайних! Оправдать себя, никчемного, за счет других.
Мама, кажется, сдается. Вижу, как она растерянно хлопает глазами. Я пытаюсь сконцентрироваться, придумать что-то, но ничего умного в голову не идет.
И тут на помощь приходит Алексей:
— Мужчина, приходите сегодня вечером, — в своей коронной манере улыбается он. — Исключительно ради вас мы сейчас же отправимся в одну частную оранжерею и привезем шикарные цветы для вашей прекрасной Тамары.
— Правда? — слегка сомневается отверженный любовник.
— Уже едем! — Алексей берет меня за руку и тянет на выход.
Глава 6. Алексей
— И что это было? — она хмыкает, но все же садится на пассажирское сиденье рядом.
Кивком я указываю на виновника «торжества» — усатого мужчину средних лет, который выходит из дверей их магазинчика и, косясь на нас, следует к остановке. Если сейчас же мы не уедем, Лариса рискует заработать головную боль на весь оставшийся день. Думаю, Лина тоже это понимает.
Я завожу машину, и мы плавно выкатываемся с парковки.
— Пристегнись, — подсказываю ей. И решаю разрядить обстановку шуткой: — Тебе вообще можно ездить впереди?
Но она не реагирует.
Сидит, деловито сложив руки у груди, и напряженно смотрит на дорогу, отчего мне снова хочется улыбнуться.
— Ну и куда мы едем? — произносит с недоверием.
Я решаю принять правила ее же игры и тоже смотрю только вперед.
— Жду твоих указаний, — сообщаю ровным голосом.
Она отворачивается и с минуту, пока мы стоим на светофоре, через открытое боковое окно вглядывается в толпу на остановке, а когда мы трогаемся, все-таки пристегивается.
— Знаю, я должна была сказать «спасибо».
Это звучит мило.
— Но…? — внешне я продолжаю оставаться равнодушным, хотя мне до чертиков удивительно, что она может признавать свои ошибки.
— Что «но»?
Я смеюсь:
— После такой конструкции обычно следует «но». Вероятно, ты должна была продолжить: «Но я не привыкла быть вежливой».
Она все еще серьезна:
— Не угадал. Это не то продолжение, которым я хотела завершить свою мысль.
— А что тогда?
— Боюсь, тебе это вряд ли понравится.
— Боишься? — я снова смеюсь и хочу заглянуть ей в глаза, но сейчас это невозможно. — Ты боишься меня обидеть?
Она фыркает:
— Нет! Я совсем не это имела в виду!
Когда она так делает, ее аккуратный маленький носик задирается вверх.
— Окей. Тогда, пожалуй, остановимся на «спасибо».
Я отвлекаюсь на пешеходный переход, а когда поток людей наконец-то растекается по обе стороны дороги, Лина командует:
— Разворачивайся!
Меня не пугают ее внезапные порывы. Наоборот, они меня забавляют.
— Что, прямо здесь? Сейчас? — хохотнув, я продолжаю движение.
— Прямо здесь и сейчас!
Я пытаюсь совладать с собой и не надавить на педаль тормоза, но не для того, чтобы развернуться, а чтобы остановиться и тщательно изучить ее, рассмотреть, понять, что сидит в этой сумасбродной голове с белокурыми кудряшками, которые выбились из небрежно закрученной прически.
— Это невозможно.
— Почему?
Я указываю на дорогу:
— Потому что «двойная сплошная».
— Но на этом участке нет камер.
— И?
— Хочешь сказать, ты никогда не нарушал правила?
— Я никогда не нарушаю правила.
Она смеется, но получается не очень-то искренне. Да Лина этого и не скрывает!
— Балабол! — одаривает меня увесистым «комплиментом».
На мгновение я отпускаю руль и поворачиваюсь к ней.
— Что? — Мне смешно. Смешно наблюдать за ее выкидонами. — Как ты можешь делать такие выводы?
— Я делаю выводы, исходя из собственных наблюдений.
— Вероятно, ты очень наблюдательна.
— Чего нельзя сказать о тебе!
Каждой фразой, каждым словом она желает уколоть меня побольнее, но получается с точностью до «наоборот»: я безвольно расплываюсь в улыбке, и мне нестерпимо хочется, чтобы она не прекращала этот баттл.
— И ты никогда меня не простишь? Я же признал свою вину.
— Никогда! Потому что ты балабол.
Выгадываю секунду, чтобы снова взглянуть на нее:
— Сейчас я еду с тобой. Как думаешь, что это может значить?
На лице Лины пляшут тени молодой листвы, и она лениво прикрывается ладонью от солнца:
— Это я еду с тобой. И, заметь, ты до сих пор не соизволил посвятить меня в свои планы!
— Я?
— Ну не я же! Мою просьбу «развернуться» ты настойчиво игнорируешь.
Я смеюсь. Потому что не игнорирую. Я решил, что удобнее всего будет развернуться у торгового центра. Но для начала хочу выяснить, зачем это ей нужно, поэтому делаю предположение:
— Ваши поставщики находятся в противоположном конце города?