Знак И-на

– Спасибо, хоть не придется снова полы мыть. Пройдите в кухню, – сказала Алиса, а ее лицо снова стало непроницаемым.

Иван пошел за ней. Кухня тоже уютная и новая, белая, со стеклянными витринами и фарфоровыми фигурками, которые кто-то явно с любовью собирал. Алиса указала на стул около стола, и Третьяков присел на край. Сама она осталась стоять. Иван невольно продолжал разглядывать девушку. Надо же, какая красивая у Морозова дочь. Наверное, в мать пошла. Мать… Нет, с этого не начнешь, нужно с чего-то другого.

– Почему вы хромаете? Споткнулись на улице? – спросил он, и Алиса обернулась, нахмурилась.

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– У меня работа такая – спрашивать. Я сам пару недель назад поскользнулся, упал и так вывихнул лодыжку, что пришлось мазать каким-то кремом. Или мазью, никогда не понимал, в чем разница. Вот я и подумал, может, вам к врачу надо.

– Не нужно мне к врачу, – ответила она. – Какие еще у вас ко мне есть вопросы? Если про алиби, то у меня его нет, ни до, ни после того, как отец уехал, я из дома не выходила и ни с кем не виделась, так что можете хоть сейчас строить версии, если хотите.

– Я даже в мыслях не держал, – ответил Иван, снова – в который уже раз – мысленно выматерившись. Чертов сержант, о чем только думал. Бывают же такие совершенно пустые головы. – А в какое время ваш отец уехал в Благинино? Это вы можете мне сказать?

– Это могу, – пробормотала девушка, и лицо ее потемнело. – В тринадцать двадцать пять. Вообще он обычно уезжает рано, чтобы не попасть в пробку. Хотел уехать в восемь, но без десяти девять вернулся – забыл свою новую игрушку.

– Игрушку?

– Он купил свистульку, такую, чтобы уток, кажется, подманивать. Не знаю, я в этом не разбираюсь. Никогда не понимала его увлечения охотой. Он говорил, что это – чисто мужское, первобытное, от наших предков, которые жили в лесах. Древляне, кривичи и прочие. В общем, он все хотел победить мамонта… – Она замолчала, на этот раз надолго. Иван ее не перебивал, не спрашивал. Хорошо уже то, что она с ним вообще разговаривает. Хотел было включить диктофон, но передумал – побоялся спугнуть. – Вот за этой свистулькой он и вернулся.

– Он был один?

– Да, один, – кивнула она, но потом нахмурилась. – Нет, я не знаю, но думаю, что один. Я его не видела.

– В смысле? Вы же сказали…

– Я его не видела, я его слышала. Я была в своей комнате, когда он вернулся, и он крикнул мне, что забыл свистульку и что раз так, поедет попозже. Я выходила из комнаты, но он был у себя, разговаривал с кем-то, так что я не стала ему мешать. Только вытерла пол.

– Пол?

– Натекло на пол с ботинок. Вообще, у нас двор убирают ужасно, сваливают весь снег горами на обочину, а тротуар вообще нормально не чистят.

– Ладно, значит, он побыл еще дома и уехал. Так? В час двадцать пять? – Иван переспросил намеренно.

– Когда папа уезжал, он дунул в свистульку, такое получилось кряканье утки. И крикнул, чтобы я не засиживалась у компьютера, но это он всегда мне говорит. А после я слышала, как хлопнула входная дверь.

– У вас были какие-то свои планы на Новый год? Поэтому вы не поехали с ним на дачу? – спросил Иван и удивился, с какой жесткостью девушка ответила на его вопрос:

– Я никогда не езжу на дачу. Никогда.

– Почему? – опешил Третьяков.

– Какая разница? Разве недостаточно вам того, что сегодня меня там не было? Вы же это хотите знать? Я не была на этой чертовой даче ни разу за все пятнадцать лет, и ноги моей там не будет. Скажите, а вы как думаете, его убийцу найдут? Этот ваш товарищ сказал, что это было ограбление. Он называл папу «убитым», – сказала Алиса, голос – как шелест падающих листьев. – «Убитым».

– Сочувствую. Черт! Вот бывают же идиоты, – выпалил Третьяков. Набить бы этому Чертоку лицо, так, чтобы запомнил. И на всякий случай уволить к чертям собачьим.

– Да уж, – согласилась она. – Так что же? Что вы думаете? Найдут?

– Очень на это надеюсь.

– Я посмотрела статистику. Большинство дачных ограблений остаются нераскрытыми, это почти всегда глухари.

– Статистику? – хмыкнул Иван, но Алиса, кажется, даже не заметила его удивления. – Не стоит доверять статистике. Кроме того, именно поэтому я и здесь, пытаю вас этими вопросами, чтобы мы смогли полностью восстановить день вашего отца по минутам. Я как раз хотел спросить вас, было ли что-то особенно ценное в этот раз на его даче, но вряд ли вы…

– Да, я ничего не знаю об этом. Кроме разве этой его новой свистульки, которую он увез с собой.

– А время? Время вы прямо точно помните?

– Да, я точно помню время, – ответила Алиса. – Я же сказала, час двадцать пять.

– Вы посмотрели на часы? Когда? – спросил он агрессивнее. Тоже мне, Алиса – искусственный интеллект. – Именно в этот момент или примерно в этот момент?

– Именно в этот момент, да, – ответила она суше. – Нет, я не смотрела на часы, у меня просто хорошее чувство времени и память тоже – особенно на числа и последовательности. Я всегда могу достаточно точно сказать, который час. К примеру, сейчас двадцать один час сорок три минуты – плюс-минус одна минута. Можете посмотреть на часы, – кивнула она. Иван украдкой бросил взгляд на часы. Время было точное. Вот черт.

– А позже он вам не звонил?

– Он редко звонит мне с дачи.

– Вы не поздравляете друг друга с Новым годом?

– Я очень спокойно отношусь к смене чисел в календаре, и папа хорошо знает это. Он должен был вернуться первого января, – ответила Алиса.

– Скажите, пожалуйста, Алиса Андреевна, а он вам случайно не говорил, кого ждет к себе в гости на Новый год?

– У него было много друзей-знакомых, но таких, чтобы прямо близкие… нет, таких было мало, и почти все – там, в Благинине. Вам надо с Салатниковыми поговорить или с тетей Катей.

– Тетя Катя?

– Когда-то у папы был самый лучший друг, дядя Олег. Тетя Катя – его жена. Она вообще очень любит дачу, папа говорил, она там с ранней весны до поздней осени. Правда, зимой она туда вроде не ездит.

– Дядя Олег… Олег Викторович? Никитин? – спросил Иван, пролистав свои заметки.

– Да, именно он, – удивилась она. – Вам о нем уже известно? А впрочем… Они дружили семьями, его жена, тетя Катя, дружила с мамой. У них, кстати, тоже есть дочка, папа даже говорил, что мы с ней хорошо вместе играли на даче, только я не помню этого, маленькая была. Тетя Катя и дядя Олег сюда к нам тоже часто приезжали, и дочка их приезжала, только она намного меня старше, так что мы так и не стали общаться. Потом дядя Олег умер, и я больше, кажется, их никогда и не видела.

– Кажется? А как же ваша фотографическая память? – не удержался Иван.

Алиса покачала головой.

– Дело не в моей памяти, она, кстати, вовсе не фотографическая. А людей я почти никогда не запоминаю.

Иван сощурился.

– Никого и никогда не запоминаете? Такая избирательная память на числа?

– Почему – никого? Преподавателей и коллег я помню. Просто люди… не являются объектом моих интересов, – пояснила Алиса, и Иван с трудом удержался, чтобы не закатить глаза.

– Может быть, хотя бы имена друзей отца вспомните? Хоть кого-то? Мое имя, к примеру? Третьяков?

– Почему я должна помнить ваше имя? – нахмурилась Алиса.

– Ну, мы с вашим отцом довольно близко общались, он мне в свое время денег одолжил, очень помог. Вот, я ведь хотел даже у него Новый год справлять. Подумал, может быть, он упоминал – меня, кого-то еще.

– Так вы это не придумали? Вы говорили серьезно? – спросила Алиса, чем поставила Ивана Третьякова в тупик.

– Серьезно – что?

– Про вашу дружбу с моим отцом? – Она сощурилась. – Я думала, вы просто так, чтобы найти ко мне подход. В конце концов, я почти никого не знаю из его друзей. Вы что, в самом деле были его другом?

– Может быть, не лучшим – но другом точно. Я хорошо его знал и очень уважал, – кивнул он. – Мы вместе работали, а когда ваш отец пошел на повышение, продолжали общаться. Я знаю его почти десять лет, и он пригласил меня на дачу на Новый год. Собственно, именно так и вышло, что я там оказался.