Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 79

– Ошибаешься, дочь, – папик усмехнулся сытым котом. – Наини – в любом теле – наини. И потом, Посвящение Кали ты смогла и в этом теле получить!

– Но я…

– Детали, – перебил меня папахен. – Всё – детали.

– Зевс Кронович! Я хочу, чтобы вы услышали мой месседж! Я не собираюсь никого тут… Ни с кем тут… Говоря вашим языком, инициироваться, – прошипела я. – Ни с одним демоном, чтобы после него же и сдохнуть, ни с целой армией…

– Ошибаешься, дочь, – меланхолично пожал плечищами Зевс Кронович. – Тут тебя и спрашивать не будут.

– Ненавижу тебя, – искренне сказала я.

Глаза папахена нехорошо сверкнули, и я рассчитывала уже, что словлю сейчас молнией в лоб, и инициировать местных извращенцев будет некому. Но папка, видимо, слёту разгадал мой коварный план и сдержался. И даже улыбался при этом!

– Веришь? – спросил он. – Мне плевать, любишь ты меня, или ненавидишь. Главное, что моя система воспитания непослушных детей работает. Думаю, запатентую, как авторскую методику.

– Точно, авторскую, – согласилась я с ним. – Ведь столько отцов было, кто делал дочь шлюхами, но так, чтобы отдать родную кровиночку целой армии, такого в истории ни одного из миров ещё не было.

– Успокойся, дочь. Не забывай о достоинстве наини. И не придётся тебе инициировать целую армию – человеческие женщины богами не предназначены для контакта с асурами.

Так он запросто это сказал. Обыденным таким, будничным тоном, что у меня внутри всё сжалось, похолодело. Даже зубы застучали. Вот за что он так со мной? Почему я не могу вспомнить? Было какое-то там восстание, насколько удалось припомнить. Так я думала, я за него сполна своим изгнанием расплатилась… Ещё и развлекла папахена с этой дурацкой погоней за Свитком и его же Активацией и Открытием. И теперь он вот так, запросто, отдаёт свою дочь, которая его даже не помнит, в руки – или что там у них? – целого мира, населённого демонами. А я, кажется, начинаю понимать, почему ни одна женщина не выдержит контакта с этими асурами.

Не зря здесь в комнате всё такое огромное…

И сама комната огромная, хоть летай… Как этих существ называли на Олимпе? Титаны? Они ещё на Земле в стародавние времена жили. Читала я как-то что-то о семиметровых великанах, населяющих Землю до прихода людей. Или тех атлантами звали? Впрочем, какая разница, если итак понятно, что моё дело – дрянь… Всегда думала, что умирать – это больно. И вот, оказывается, скоро испробую это на себе. И этот… наи… ещё смеет говорить о каком-то достоинстве наини?

В тот же момент я твёрдо решила – никакая я не наини.

Я человек.

Решив так, справедливо рассудила, что можно вполне остатки достоинства не блюсти, и, взвыв диким голосом, набросилась на папахена с кулаками. И плевать мне, что покрывало слетело, под которым ничего не было. Я на такую мелочь даже внимания не обратила. Ладно, обратила, но только на какую-то долю секунды, не больше. Потому что цель у меня была одна – умереть. Но перед этим навалять папахену, как следует. Хоть пару клоков из его бороды выдрать, что ли. Исключительно морального удовлетворения ради.

Надо сказать, папахен такой моей стремительной атаки не ожидал. Может, я держалась хорошо, и он не подозревал, до какой степени отчаяния меня довёл, не знаю. Только первых пару ударов он пропустил, а когда сгрёб меня за талию своими ручищами и отстранил от себя, было поздно: по физиономии его божественной я засветить успела, и удачно очень успела. Давно заметила, что на меня общение с нимфой благотворно действует. Не знаю, как это работает, но я всё чаще двигаться стала легко, стремительно и грациозно, как она. И да, силы почему-то тоже прибавилось. Я для себя это эффектом плацебо объясняла. Просто вспомнив, хоть и краем сознания, что я – наини, я как будто из этого знания жить начала. А возможности человеческого тела, они практически не изучены, так, кстати, и земные учёные говорят. Правда, толку от моей ловкости и силы сейчас было… Пшик. Ида бы наверно, прокомментировала: пфф… Хотя нет, Ида бы в ладоши хлопала, и подбадривала меня криками и воплями, ведь папахена моего она боится меньше, чем меня любит. Это я почему-то точно знаю.

В общем, плачевно довольно-таки и даже позорно наша с папахеном драка закончилась. Для меня, понятно, позорно. Вот вы когда-нибудь дрались с богом? То-то и оно. А мне вот пришлось. И отгрести тоже пришлось в итоге. Хотя, папка – тот только защищался. Просто отстранил меня от себя и скрутил, чтоб неповадно было. Но так, что, похоже, рёбра мне сломал. Или помял просто. Силища у наи – огромная. И это, я поняла, он старался изо всех сил ничего мне не повредить… Небо! Если эти драные боги такие сильные, то асуры, которые – полубоги… Они какие? Небо, даже думать не хочется!

В общем, меня скрутили, как котёнка, дали отдышаться, закутали опять в это бордовое покрывало, как в кокон, тыкнули в лицо бокалом с безвкусным киселём, щелчком пальцев подозванным по воздуху.

– Ну, ничему жизнь не учит, – ворчливо пробормотал папахен.

А я лежала, замерев, уставившись в нежно-голубой светящийся потолок, и чувствовала себя абсолютно раздавленной. Размазанной просто. И ведь ничего я не сделаю. Вот сейчас папахен уйдёт… и всё… Надеюсь, что это хотя бы будет быстро. Очень не хочется думать, что долго проживу, после того, как…

– Как ты мог… Я же… Ни с кем, – только и смогла я сказать, и замолчала. Поскольку поклялась себе – когда-то давно, я даже не помню когда, что этот наи никогда… Вот никогда не увидит моих слёз. И, судя по всему, даже утратив память, клятву свою держала.

Зевс не ответил.





– За что? – задала я последний вопрос. Пусть ответит и валит ко всем фавнам отсюда. Не хватало, чтобы он ещё наслаждался видом моей боли. И моей смерти.

– Ты так ничего и не помнишь? – недоверчиво прищурился папахен.

Я помотала головой.

– Ладно, – сказал родитель. – Так и быть. Я освежу твою память. Напоследок.

И я превратилась в слух.

Очень интересно было, что он мне поведает.

***

– В отличие от своего солнечного брата, ты, моя лунная дочь, родилась совсем не такой, как мне бы хотелось. Да что там мне, ни одному родителю не хотелось бы, чтобы у него родилось воплощение Гекет. С первых же дней жизни ты показала своеволие и дурной нрав. Родившись на девять дней раньше брата, ты сама принимала его роды у Латаны. А то, что твоя мать всё это время мучилась в родовых схватках, тебя ни капли не волновало. Видите ли, тебе нужно было время, чтобы достаточно подрасти.

Я дёрнулась, как от удара. Я… Я мучила Лану? Я не давала родиться единоутробному брату? Не потому ли Пол ненавидел меня?

***

… Перед глазами возникло полное муки, лицо Латаны. И видеть ужас и боль в её глазах было для меня хуже смерти.

– Держись, мамочка, я помогу тебе, – шепчу я ей. – И ты, братик, держись. Ты родишься. Ты обязательно родишься.

…Страх за мать и за брата, боль, отчаяние… Я же так мала, но кроме меня им некому помочь… Здесь больше никого нет. Латане не к кому обратиться… Некому рассказать о своём горе. Её преследует Гера. И эта бешеная мегера гораздо опаснее и коварнее своего мужа-насильника… Кажется, ненависть к насилию и жестокости я впитала раньше молока матери…

***

Папахен не заметил произошедших со мной перемен и продолжал рассказ.

– На свой третий день рождения ты забралась ко мне на колени и приласкалась. Вообще, было время, дочь, когда мы с тобой отлично ладили, – лицемерно сообщил папахен. – И по случаю дня рождения попросила подарки.

– Тебе зачем-то потребовалась вечная девственность…

О, вот как? Вечная, значит?

Наверно, у меня на лице отразился вопрос по поводу вечности подаренной девственности. Ведь если она вечная, то она и на это воплощение распространяется? А как же тогда асуры?

Зевс Кронович устало вздохнул.

– Вечно ты к словам цепляешься. Вот слова тебе не скажи! Неужели непонятно, что это формальность такая, чтоб замуж не выходить. Остальных твоих сестёр я пристраивал и пристраивать буду. Тебе, даже такой соплячке, какой была, уже тогда было противно подчиниться моей власти. Но ты была таим очаровательным ребёнком, что я не смог тебе отказать.