Страница 100 из 128
Кто это был?
Мой лучший друг, сбежавший несколько лет назад по каким-то непонятным мне причинам, о существовании которого за всеми обрушившимися проблемами я напрочь успел позабыть.
— Старый приятель.
Рассказывать всё Диме у меня нет никакого желание, а уж Ире и подавно не обязательно знать о возвращении Назара. Как минимум пока.
— Тебе не показалось странным, что он приехал посреди ночи в самый «неподходящий» момент, ничего не объяснил и после звонка тут же слинял? — продолжает охранник.
— Не знаю, — раздражаюсь. — У меня и без того мозги в кучу. Поговорим об этом завтра.
Мне срочно нужно убедиться в том, что Ира в порядке. Если Марк ей что-то сделал, или угрожал, или… Я не знаю. Блин, у меня уже паранойя началась. Марк превратился в жуткую головную боль, от которой пора как-то избавляться. Я уже начинаю скучать по проискам бывших акционеров…
Не попрощавшись с Димой, я захожу в квартиру. В коридоре замираю, прислушиваюсь. Тусклый свет со стороны кухни может говорить лишь о двух вещах: либо я забыл его выключить, либо там сидит Ольханская.
Сбросив обувь, я решительно направляюсь в сторону признаков жизни, и первое, что тут же бросается мне в глаза: разбитая дверь. Мой косяк.
Осколки убраны. Ира сидит за столом, перед ней кружка с чаем, потому что кофе она пьёт редко, рядом сотовый экраном вниз. Девушка пристально смотрит на меня, и я понимаю, что ссоры не избежать.
Как говорится, лучшая защита — нападение…
— Где ты была? — недовольно интересуюсь.
Ира прищуривается — этот взгляд мне хорошо знаком, и я его очень и очень не люблю.
— Это ты где был? И почему дверь разбита?
У меня такое чувство, что это риторический вопрос, но вряд ли Ольханская в курсе моей встречи с Марком и расправы над Власовой.
— Тебя искал, где, — игнорирую вопрос про дверь. — Я проснулся, а тебя в постели не было. Совсем с ума сошла, по ночам уходить?
— У меня комендантского часа нет и никогда не будет, — язвит. — А вот про мои поиски — ложь. Я здесь уже давно, и твоя охрана в курсе. К тому же с каких пор ты лично разъезжаешь по городу и ищешь меня?
Молчу, потому что это действительно враньё, а в моей голове такая каша, что нормальное объяснение придумать в данный момент практически невозможно.
— Я устала от твоей лжи, — парирует Ольханская. — Ты не сказал мне про болезнь бабушки. Что-то сделал с моим телефоном, — берёт сотовый и небрежно бросает дальше на стол. — Мне никто не может дозвониться. Никто, блять, кроме тебя! Я в курсе, что ты перехватываешь мои звонки, и я уже отключила сраную переадресацию! — девушка злится, и её звонкий голос как дрель пронзает мой череп. Я уже открываю рот, но оправдаться мне не дают. — А что на счёт Марка? В какое дерьмо ты опять вляпался? Что за подпольные казино и незаконные деньги?
— Что?..
Откуда она знает? Рыков ей рассказал? Об этом он говорил мне сегодня на пристани?
— В следующий раз, когда захочешь обсудить свои грязные деньги, проверяй номера в отелях. А то я очень сильно люблю подслушивать чужие разговоры, — в голосе злость и презрение.
Это забавно, ведь, если подумать, Ирка действительно любит подслушивать и оказываться в ненужном месте в неподходящее время. Так она узнала про Костю и сына депутата, выяснила о мажорах, собиравшихся мне отомстить, и Бог знает, что ещё Ольханская могла разузнать.
Я сдерживаю улыбку, но под яростным взглядом девушки желание смеяться тут же пропадает.
— Тебе смешно?!
Качаю головой.
— Слушай, я тебя просил не лезть в дела компании, я сам со всем прекрасно разберусь. Это не твоё дело…
— Это стало моим делом, когда ты начал лгать. О чём ещё ты соврал? Что ты скрываешь, Стас?
Всё-таки я не могу сдержать улыбки: накатившийся стресс трескается, и я смеюсь. Зарываюсь пальцами в волосы, стираю пот со лба. Жарко. И не только из-за духоты летней ночи, но и из-за резко подпрыгнувшего адреналина.
Неприятно, когда твою ложь разоблачают, хотя все мы прекрасно знаем, что рано или поздно всё всплывёт на поверхность. Как говно. Испортит идеальную историю своим противным видом и отвратительным ароматом. А в итоге оказывается, что говно — это ты.
В прочем, им я себя сейчас и чувствую.
Ира непонимающе смотрит на меня, внимательно наблюдает за каждым движением, а я ничего не нахожу лучше, как подойти к холодильнику и достать оттуда бутылку холодной воды.
Работает вентилятор, не кондиционер. Волосы Ольханской подрагивают, и сейчас девушка напоминает мне Горгону. Так и кажется, что её змеи-локоны вонзятся в мою плоть и отравят ядом.
Нет сил больше врать, но и рассказывать правду я тоже не собираюсь.
Открываю бутылку и делаю два глотка ледяной воды.
— Да, ты права. Я не сказал тебе про бабушку, потому что посчитал, что тебе лучше этого не знать. Я поставил на твой номер переадресацию, потому что боялся, что кто-то может тебе позвонить и что-нибудь не то ляпнуть, а уж про твою эту Аню я тем более молчу. Она подвергла тебя опасности, из-за неё нам пришлось раскрыть отношения, естественно, я не хочу, чтобы ты с ней общалась, — взгляд Иры мне не нравится, но что она хотела, требуя от меня правду? — А про Марка, уж извини, но это действительно не твоё дело. Я не обязан отчитываться перед тобой за каждый свой шаг, особенно если это касается компании.
Вот и всё. Я выговорился. Мне полегчало, словно я только что вынул пробку из лёгких и начал дышать полной грудью.
Девушка молчит, пристально смотрит на меня, словно надеется, что я рассмеюсь и скажу, что всё это была шутка. Но я устал, меня всё это достало. И ложь, и компания, и Марк и вообще всё в этом грёбанном мире.
Пусть всё катится к чертям!
Ира поднимается на ноги, берёт свой сотовый. Медленно снимает кольцо с безымянного пальца и бросает его в кружку. Бульк. Несколько капель падает на стол, и я смотрю на них, будто это кислота и вот-вот прожжёт дерево.
— Ненавижу кольца, — спокойно говорит Ольханская.
Я тихо смеюсь. Она ведь и правда их ненавидит, а ещё стринги и вьетнамки. Говорит, что не чувствует себя с ними свободной.
— Разберись, что тебе важнее. Грязная компания или семья, — Ира проходит мимо. — Я пока поживу у отца.
Эмоции всё ещё бурлят. Перед глазами стоит картинка привязанной к стулу Власовой, её дрожащие губы и слёзы с молящими о помощи взглядами. Усмехающийся Марк, жаждущий её крови. Вернувшийся Назаров…
За Ирой? Она моя.
Я ставлю бутылку на стол и иду вслед за девушкой.
— Постой, — хватаю её за локоть в коридоре и разворачиваюсь к себе лицом.
Её холодный взгляд только нервирует — я впиваюсь в её губы поцелуем, чтобы не видеть его. Ира дёргается, вяло отвечает.
— Перестань, — бормочет Ольханская, пытается отстраниться, но я резко дёргаю её обратно и прижимаю лицом к стене. — Перестань, Стас.
Злится.
А я уже не могу остановиться, и единственная мысль, которая вертится у меня в голове: «Она моя».
Запускаю руку под её футболку, сжимаю грудь, коленом прижимаю её ноги, чтобы не вырывалась. Кусаю в плечо. Ира дёргается, пытается выскользнуть из захвата, но я проворно расстёгиваю её джинсы и пробираюсь рукой внутрь.
Ядовитое желание заполняет мою голову, затуманивая разум, и всё, чего я сейчас хочу, лишь взять то, что принадлежит мне.
Я трусь о неё вставшим членом, целую в шею, рывком пытаясь стащить с неё джинсы. Девушка неожиданно расслабляется, поддаваясь моим движениям и поворачивает голову, томно прикрыв глаза и ища губами поцелуй.
Я ослабляю хватку — Ира осторожно поворачивается ко мне лицом, обвивая шею руками, и прижимается ко мне таким желанным разгорячённым телом. Выгибается.
А когда я теряю бдительность, резко тянет меня за шею вниз и со всей силы ударяет коленом в пах. Боль отрезвляет как ледяной душ — я тут же отпускаю Ольханскую и, скуля, оседаю на пол. На глаза наворачиваются слёзы, но всё, что я могу: сложиться в позе эмбриона и молить всех богов на свете, чтобы эта адская боль отступила.