Возвращение Апостолов

— Не беспокойся ни о чём. Знай, на тебе есть одежда!

Произнеся это, он протянул к Дэвиду руку, изображая какой-то знак. Дэвид посмотрел на себя, потом на эту руку с направленными в его сторону двумя перстами и почувствовал, что больше не мёрзнет. Снова окинув себя взглядом, Дэвид узнал свой космодесантский наряд. Всё было на месте, кроме разве что обуви. Пола храма всё также касались его босые ноги. Дэвид изумлённо посмотрел на святого. Тот в свою очередь опустил руку, ещё более посерьёзнел, произнёс:

— Всё, о чём здесь говорилось, не касалось лично тебя, Дэвид. А я хотел бы несколько отойти от избранной темы. Меня зовут апостол Иаков-младший, и я внимательно выслушал твою историю. Ты, Дэвид, наверное, уже понял, что попал не на простую безымянную планету, а на богоизбранную землю, заселённую несколькими цивилизациями. Мы предстали перед тобой отнюдь не для того, чтобы напугать судьбой землян, а с тем, чтобы, по возможности, подготовить к предстоящим событиям. Для нас ничего не стоило очутиться здесь перед тобой, а тебе эта встреча — и только она одна — сможет в дальнейшем помочь. Мы смогли бы сами избавить Землю от незваных гостей, пришельцев в облике людей, пиратов в своей сущности, но теперь это невозможно. Мы поклялись никогда больше не вступать в общение с вашей цивилизацией, тем более, не вмешиваться в ваши дела. Но мы сделали исключение, представ перед тобой — человеком с той далёкой планеты. Поэтому дальнейшая её судьба целиком и полностью будет зависеть от тебя, Дэвид.

В загадочном блеске свечей, лёгким узором ложащимся на лицо апостола Иакова-младшего, в самСй торжественности минуты Дэвид улавливал смутное сходство с чем-то уже виденным. Да, однажды точно такое же чувство возвышенности и очищения снизошло на Дэвида. Он был ещё совсем ребёнком, лет пять-шесть отроду. Тогда мать против воли отца взяла его с собой в баптистскую церковь на служение. Но в тот раз он был просто слушателем, одним из многих; а сейчас все взоры обращены к нему, единственному, волей случая оказавшемуся здесь, в этом сказочном, неземном храме. Дэвид почувствовал, как горячая волна нахлынула не него изнутри; но не та волна, что подхватывает человека и, обращаясь с ним, как с песчинкой, стремится втянуть в мощный поток из себе подобных. Нет. Эта волна была другая. Она не затягивала, а, наоборот, поднимала или даже возвышала. И, благодаря ей, Дэвид в конце концов полностью осознал смысл только что обращённых к нему слов. Это были более чем слова, это была надежда, доверие и ещё что-то, что Дэвид ещё сам не мог сформулировать.

«Я должен это сделать!», — промелькнуло в голове.

Но тут прозвучал вопрос. Он мгновенно разорвал полог тишины, установившейся в храме. Голос прозвучал из-за спины Дэвида, так что он был вынужден снова развернуться. Человек, задавший вопрос, стоял по левую руку от апостола Павла и до сих пор только искоса поглядывал на Дэвида, видимо, в чём-то сомневаясь. Но вот он воскликнул:

— Послушайте, братья! Всё, что вы здесь говорили, относится к людям совершенным, к избранным, способным пройти все пути до крайнего предела земель обитаемых. Но вы забыли, что человек, находящийся перед вами, несовершенен. Более того, он был разделён на два мира, и лишь одна его часть находится здесь. Так справедливо ли будет взваливать на его плечи непосильный груз, оказывая ему такое доверие?!

— Апостол Фома, — обратился к только что говорившему уже знакомый Дэвиду человек. Это был как раз тот старец, который с самого начала более, чем все остальные, понравился Дэвиду. «Неужели он не вступится за меня, — переживал Дэвид. — Это неправда, что я теперь ни на что не способен. Хотя, вроде, об этом речь ещё не заходила. Да, какая разница. Они во мне сомневаются, а я не могу ничего доказать», — мысленно сетовал он.

— Не хотите ли вы сказать, — продолжал апостол Пётр, — что все мы, собравшиеся здесь, оказались глупцами, и веру, дарованную нам в крещении, решили принести в жертву богам языческим. Душа человека, находящегося перед нами, бессмертна как мир, её чуждо всякое тщеславие, тем более предательство.

При этих словах апостол пристально посмотрел куда-то сквозь Дэвида, на стоявшего позади него апостола, того самого, чей вид очень удивил и даже поразил Дэвида в самом начале. Вот и сейчас Дэвид не возымел ни малейшего желания обернуться. Глаза его были прикованы к апостолу петру. Святой между тем продолжал.

— Мы отнюдь не забыли, сколь губительно может сказаться на Дэвиде это раздвоение. И мы поможем ему. Не так ли?

Апостол обратился к своим товарищам. Они утвердительно закивали головами. Даже апостол Фома, недавно сомневавшийся, сделал благосклонный знак глазами.

— Братья, — объявил старец. — Я предлагаю вернуть Дэвиду его нормальный облик, помочь ему словом и делом так же, как Господь помог Савлу, возвратив ему зрение.

— Апостол Фома, — вопросил он. — Как ты думаешь, если мы восстановим в Дэвиде его уверенность, упорство, силу духа, сможем ли мы тогда «взвалить на его плечи груз»?

— Апостол Пётр, — опустил глаза тот. — Для того, чтобы показать моё заблуждение не обязательно повторять уже сказанные слова. Я целиком и полностью согласен с вами. Но я хотел бы услышать мнение Иуды. Я, конечно, понимаю: молчать проще, нежели говорить. Ведь для нас слово означает дело.

13. Иуда Искариот

— Вы хотели Меня услышать, апостол Фома, — из-за спины Дэвида в перелив мелодии из споривших голосов как неправильно взятая нота ворвался какой-то совсем посторонний, не вписавшийся в созданную музыку, голос.

— Меня зовут Иуда, — обратился он явно к Дэвиду, и наш герой был вынужден развернуться, преодолев невольно возникшую брезгливость.

Иуда говорил:

— Я приобрёл землю неправедной мздою, и облик мой изменился, потому что в сердце моё прокралась мысль об измене. Теперь у меня нет сердца, — он поднёс руку к зияющему в теле отверстию, косо усмехнулся, — но мне всё равно приходится отбывать своё вечное наказание, дабы заслужить покаяние. Вы думаете, мне легко видеть, что всегда, когда я говорю, вы все стараетесь не смотреть в мои глаза, вообще в мою сторону. Вот и сейчас апостол Матфей смотрит на оплавляющиеся свечи за моей головой. Но я никого, кроме себя не осуждаю, а Дэвиду хочу сказать следующее.

Дэвиду волей-неволей пришлось взглянуть в глаза Иуде в то время, как тот произнёс:

— Дэвид, когда ты пойдёшь к людям и будешь вместе с людьми, никогда не держи камня на душе, будь таким же, как они (хоть это порой бывает очень трудно сделать), и не дай тебе Бог почувствовать себя в чём-либо выше и мудрее их. Если ты останешься верен этому завету, то не будешь отвергнут своим народом, теми, кого решил спасти.

В глазах Иуды загорелся огонь, они засветились отражённым светом. А он сам твёрдо стоял на ногах и был будто символ, — символ былого неповиновения — испытавший на себе гнев земли и неба.

— Наш брат Иуда всегда был умён, — заключил один из апостолов, доселе ещё не вступавший в беседу, — и лично я, апостол Варфоломей, полностью согласен с ним. Но, по-моему, пора приступить к конкретным действиям. Пусть наше бытие вечно, мы не можем слишком долго здесь задерживаться. Апостол Пётр, братья, разрешите мне сделать то, о чём вы все говорили. Хотя ближними мы не должны считать врагов наших, но Дэвид не может видеть в самом себе врага. Я предлагаю перенести пирата в облике сидящего перед нами человека сюда, в храм.

При этом слове из уст в уста пронёсся лёгкий шёпот. И вновь апостол Фома, негодуя, выступил вперёд. Ему явно не стоялось на месте.

— Вы что, не в своём уме! — воскликнул он. — Это невозможно!

— Почему?

— Потому что это пират, жаждущий крови, и появление его здесь, в святилище, наполнит гневом ум и сердца наши, осквернит святость обители, святость храма.

— Не стоит забывать, — прервал его апостол Павел, — что человек этот предстанет перед нами, дабы очистить свою душу, покаяться перед переходом в единое тело. Ведь святая кровь Спасителя сама по себе достаточна для спасения. А когда речь идёт о спасении мытарствующей души, мы не имеем права молчать. Поверь, апостол Фома, появление здесь сразу двух Дэвидов просто необходимо.