Страница 1 из 7

Лиловый куб-2. 10 часов до поднятия защитных экранов

Габриель Тамара Викторовна

«Говорят, что бог терпелив. Но терпеть явное зло — не значит ли обнаруживать бессилие или даже соучастие в этом зле?»

Поль Анри Гольбах

Всюду был сумрак, притушенные лампы, железо и неимоверное количество проводов. Сумрак здесь был осязаем, он словно кисель лился меж решётками железного пола, просачивался из-под обшивки корабля, струился по вентиляционным каналам и клубился на тех этаже, который простирался под палубой, по всему периметру космического корабля «Северная Корона». На корабле стоял отдалённый гул, что-то постоянно жужжало, шипело, скрипело, хлопало, пыхтело, звенело. Но не в этой части корабля. Здесь раздавался только один звук – крик. Крик мог быть надрывным, женским, мужским, детским, умоляющим, ужасным, смертельным и даже безмолвным… Безмолвный крик здесь стоял всегда и был не только слышим, но и осязаем.

Лиловый куб был погружен в молчание, все смертники думали о своём. Они боялись нарушить тишину. В правом углу куба сидел молодой мужчина в бежевой форме инженера. Форма инженеров отличалась наличием декоративных элементов в форме короны и множеством карманов. На форменной рубашке было сразу 4 вместительных кармана, с креплением для различных инструментов, и по 2 кармана располагалась на брючинах. Мужчина сидел, облокотившись о стену, и иногда из его груди вырывался стон. На левом бедре у него был перетянут ремень, и отсутствовала нога ниже колена. Брючина пропиталась кровью и в лиловом свете казалось, что часть брючины вымазана в мазуте.

Мужчина ощупал ногу, понял, что теряет кровь, прочистил горло и сипло сказал:

- Я – Обимпе Работин, инженер энергосистем корабля. Сегодня я потерял ногу, но не потому я здесь.

Чувствую, что и мне нужно вам многое рассказать. Как знать, может нас услышат не только гвардейцы, но и те, кому слова наши адресованы. Я давно заметил огонёк камеры. Запись идёт, а уж транслируют её или нет, я не знаю. Но буду надеяться, что нас слышат и обычные жители станции.

Я понимаю, что смерть для нас необходимость и потому стала вполне обычным явлением. Но так не должно быть. Мы должны иметь возможность оплакать тех, кого потеряли, и мы должны иметь место, где будем их вспоминать. Так было устроено на Земле, так должно было бы быть и здесь.

Я умру задолго до поднятия защитных экранов, поэтому хочу сейчас рассказать всё, что знаю… всё, что я совершил.

Обимпе давно не брился, его лицо заросло щетиной, усталые карие глаза выражали боль, спутанные русые волосы придавали ему вид бомжа, который случайно одел чужую форму.

- Когда-то давно, когда я только стал инженером. Меня предупредили, что эта профессия сопряжена с некоторыми уступками. Нам прочитали длинную лекцию о том, что мы должны, что мы обязаны, и за всё хорошее придётся платить. Но я не знал, что всё будет так…

Вы думаете, что Смерть – это самое страшное, что происходит на станции? Вы ошибаетесь. Вы и половину не знаете того, что происходит на самом деле.

Я никогда не состоял ни в сопротивлении, ни в рядах Повстанцев. Я даже никогда не роптал. Потому что мне в жизни несказанно повезло.

Везение началось с самого моего рождения. Дело в том, что я родился с ногами разной длинны. Одна нога была короче другой и моя мать с самого детства научилась это скрывать. Научился этому и я. Просто мы в обувь лож или подкладки, а затем отец стал тайно переделывать мою обувь, делая подошву более высокой для короткой ноги. Так я смог выжить, хотя и не должен был. А потом по распределению в 16 лет мне досталась чудесная жена – Иа Лабуткина, 14-летняя дочь начальника основного энергоблока станции. Это он стал меня проталкивать по карьерной лестнице, это он выделил квоту на курсы электромеханика, а затем протолкнул на получение профессии инженера Электроснабжения. Если бы не он, я никогда не поднялся бы выше уборщика. Так что мне и здесь повезло.