Страница 40 из 68
Стало легче. Словно некие волны, затягивающие её на морское дно и отрезающие от чистого неба, отхлынули, но в то же время оставили ощущение, будто стоишь обнажённой перед этой толпой. Одно успокаивало: страх сковал абсолютно всех. Даже короля и королеву. И лицо принцессы хостийской, хоть и сумевшей не выказать своего состояния мимикой, утратило краски, став белым, словно дорогой мрамор.
— Все панически боятся равлей, — как о чём-то обыденном сказал герцог Харимэ. — Такова их особенность. Не принимай близко к сердцу.
Эрри вздохнула. Даже выдавила кривую натянутую, как струна уфии, улыбку, но всё же не смогла развернуться и снова взглянуть в глаза чудищу, отдавая всё внимание собеседнику.
Сам он не выглядел испуганным. Вид его скорее говорил о настигшей его скуке. Словно он в который раз проделывает опостылевшую работу. Хотя в некотором смысле так оно и было.
— Теперь я знаю, кто меня будет преследовать в кошмарах, — кивнула она в сторону арены, где красовались перед зрителями равли.
— Боюсь, твои кошмары сейчас гораздо страшнее этих милых зверушек, — словно самому себе, сказал старый друг отца и добрый дядя Элвин, что когда-то качал её на коленях и помогал натягивать струны на уфие.
И Эрри стало досадно.
Но это длилось лишь мгновение. И вот снова её накрыло ликование толпы, пришедшей в себя после появления равлей. Загудели придворные.
— Я думала, их уже не осталось, — оперевшись на перила, сказала она. — Мне они казались сказкой. Или страшилкой, что добрый дядя рассказывает маленькой девочке на ночь.
Элвин улыбнулся.
— Положа руку на сердце, я тоже до недавнего времени считал, что их уже не существует. Даже не представляю, как Исгару удалось притащить их во дворец.
— А главное, зачем?
— Для охраны дворца, Эрри, — немного помолчав, тихо ответил герцог Харимэ. — Но, увы, его старания не оценили. Равлей бросили в клетки арены и…
— Я так подозреваю, мне следует готовиться к не самому приятному зрелищу.
Собеседник кивнул.
В который раз ликующе взревела толпа. Но Эрри подавила приступ тошноты, которым сопровождался каждый такой взрыв, и сосредоточилась на том, что творилось внизу.
Под рев толпы на арену выходили четверо вооружённых длинными копьями мужчин, вид которых прямо-таки кричал о том, что это — просто смертники.
— Ставки делают на то, кто победит — человек или зверь? — спросила Эрри, разглядывая тощих измученных мужчин, накрытых до начала поединка куполом из переплетённых железных прутьев.
— На то, какой из равлей сожрёт свою жертву первым, — ответил герцог и сглотнул. — Я бы на твоем месте изобразил обморок и постарался оказаться подальше отсюда.
Знал бы кто, что Эрри и сама уже подумывала о малодушном отступлении. Но спину жёг взгляд короля. Порой казалось — она чувствует, куда именно он смотрит в этот миг. И от этого хотелось передёрнуть плечами. Сбросить это липкое опутывающее чувство. Только воспитание, железным стержнем продетое по всей длине позвоночника, не давало согнуть спину, продемонстрировать слабость.
— Боюсь, мне не простят подобного малодушия, герцог Харимэ. Невозможно бесконечно испытывать терпение его величества, — вздохнула Эрри, заметно вздрогнув, когда огромная туша равля прыгнула на клетку с приговорёнными к столь жестокой казни мужчинами. — Не могли бы вы меня посвятить в тонкости этой… забавы?
Последнее слово Эрри скорее выплюнула, как кислый эль, предложенный взамен красного кильнского. Что не укрылось от её собеседника и вызвало скупую улыбку.
Элвин кивнул.
— Всё просто — они должны попытаться выжить. Не дать себя съесть, — как о чём-то обыденном и скучном поведал герцог Харимэ.
— Хоть кому-то удалось подобное?
— Нет!
— Впечатляет, — только и смогла сказать на это Эрри. — Это что же нужно было сотворить, чтобы заслужить подобную участь?
— Бунт в Кале. Три месяца тому.
О! В таком случае, с бунтовщиками Байе обходились вполне милосердно.
Даже не пытали. В отличие от этих четверых несчастных.
Оборванные, худые, со следами корост и гниющими ранами на лице и костлявых, сжимающих древки копий, руках. Но даже не это бросалось в глаза. А безнадёжность и отчаянье. Сломленность.
Это как же нужно бояться лишиться власти…
И вспомнилось другое…
«Я не желал этого трона. Не хотел этих смертей.
Одни Великие знают, сколь тяжело мне было видеть, как гибнут сыновья арнгвирийской земли. И только они ведают, сколько раз я готов был отдать свою жизнь на суд Федерика.
Но сами Великие решили, что именно я должен возглавить страну. Именно в мои руки они отдали судьбу Арнгвирии, и я клянусь вам, что сделаю всё, чтобы мои подданные от герцога до землепашца могли жить и трудиться, не оглядываясь по сторонам».
Эти слова он произнёс на своей коронации. И забыл уже на пиру. Или и того ранее — когда венец коснулся его посыпанных пеплом седины волос.
Эрри оглянулась на короля и улыбнулась, встретившись с ним взглядом.
Двуличная лживая тварь, выложившая себе дорогу к трону человеческими жизнями. Телами тех, кто был дорог герцогине Байе… Даже равли на арене милосерднее, чем зверь, занявший арнгвирийский трон.
Узурпированная власть — то чудовище, которое приходится постоянно подкармливать. Деньгами или кровью. Это уже зависит от руки кормящего. И нынешний король щедр на угощения. Иначе оно может сменить хозяина.
Понимает ли ликующая толпа, что завтра любой может оказаться на месте тех несчастных? Многие понимают. Но каждый уверен, что следующим будет не он. Ведь не он был предыдущим. И не тем, что был до него…
И только некоторые понимают, что с каждым разом чудовище будет требовать больше жертв, а за преступления наказывать всё суровей.
Вистер сделал знак, подзывая к себе Эрри. Короткое движение рукой, а сколько ненависти выплеснулось на неё со всех сторон. Начиная с королевы и заканчивая придворными дамами, жаждущими внимания монарха.
До лезвия ножа истончилась ковровая дорожка, что обозначала кроваво-алым путь к королевскому трону.
— Будь разумна! — тихо прошептал герцог Харимэ.
— Я всегда разумна.
Эрвианна, так же улыбаясь, подавила в себе раздражение и, опустив глаза, дабы не выдать блеском ненависти свои истинные чувства, повиновалась. Казалось, она сегодня пятая жертва. Ещё одного зверя, имя которому Власть.
Треснуло небо лиловой молнией. Стихли барабаны, отмерявшие расстояние, пройденное мужчинами и герцогиней Байе. И как последний аккорд, громыхнул гром, вытряхивая из чёрных, как души деливших с Эрвианной королевскую ложу людей, туч крупные капли дождя. Казалось, сами Великие играли мелодию. Такую, которую слышат только те, кому это дано от рождения. Запел ливень. Настоящий и долгожданный.
Но даже он не мог смыть напряжение, тягучее, липкое, как молодой мёд тауни.
Последние шаги до возвышения Эрвианна сделала, едва слыша собственные мысли за грохотом дождя о тент. Склонила голову, как и полагается высшей знати, и тут же подняла глаза на короля.
— Если я правильно помню, дорогая моя Эрвианна, ты ещё не бывала на подобных забавах.
Как назло, стало тихо, словно даже Великим интересен был этот разговор. Притих ливень. А ветер, наконец, дохнул прохладой. Лизнул сыростью открытую до поясницы спину герцогини Байе. И она едва не поёжилась, но сдержалась и теперь.
— Вы правы, ваше величество.
— Тебе не страшно? Равли опасны.
— Вы бы не стали рисковать жизнью своих верноподданных, если бы того не требовали обстоятельства. Вы ведь обещали это ещё на коронации, и все знают, что его величество — человек слова. Потому я уверена, что мне нечего страшиться.
Король кивнул, даже не пряча довольной улыбки.
— Но ведь всякое может случиться, сиятельная Эрвианна…
— О! В таком случае, мне лучше держаться поближе к самому прославленному воину Арнгвирии… — улыбнулась она. — Уверена — никто не сможет защитить слабую женщину лучше вас.