Песочный трон

Девушка молчала. Несколько минут колебалась, а после, словно приняла решение, резко поднялась и не подошла — подбежала к столику с напитками и выпила вино прямо из бутылки.

Эрвианна не пыталась её остановить, не окрикнула. Просто смотрела, как черты её исказились мукой. Как медленно начала оседать на пол, как хлынула изо рта кровь и тёмными каплями сорвалась с подбородка, добавляя новые штрихи в винно-красный рисунок на ковре. Как стекленели глаза… и спустя невыносимо долгие мгновения на полу уже лежало бездыханное тело.

Эрри сглотнула. Одинокая слеза проложила дорожку от уголка глаза до подбородка. Было ли ей жаль молоденькую служанку? Было. Но что теперь можно было изменить?

Резким нервным движением Эрвианна стёрла со щеки солёную влагу и встала, обойдя тело.

Всё это время молчавшая, застывшая, словно парализованная, Нэнси встрепенулась.

— Что ты собираешься делать?

— Я — ничего. А ты — пойдёшь к начальнику стражи и скажешь, что на герцогиню Байе было совершено покушение. И если бы не несчастная служанка, то всё могло бы закончиться плачевно.

— То есть ты не намерена рассказывать о том, что это она, — кивнула пожилая служанка на тело у своих ног, к которому испытывала столько же чувств, сколько к испорченному ковру, — по приказу королевы пыталась тебя отравить.

— На каком основании? — зло спросила Эрри, всё ближе подходя к двери. — Некто неизвестный покушался на мою жизнь. И если бы Лува не попробовала вино, всё могло бы закончиться иначе.

Бросив это не то указание, не то предостережение, Эрвианна, шатаясь и едва волоча ноги, вышла из покоев, в которых пахло вином и смертью.

В голове не укладывалось, что королева решила так просто от неё избавиться. Просто не верилось. И в то же время… Колливэ слишком явно благоволила герцогине Байе. Слишком быстро набирала силу при дворе. От принцессы Ивсталия не стала бы избавляться. Слишком ценным был союз с Хостией. А вот подрезать крылышки и немного осадить… Почему бы не за счёт неудобной Эрвианны?

Эрри со злостью ударила кулаком о стену коридора.

Нужно было что-то делать. И выход она видела только один. Исгар. Как бы то ни было, он до сих пор хранил верность покойному королю, а значит, мог бы помочь Эрвианне. Пусть не ответить на её вопросы, но хотя бы подсказать, как быть дальше. Кроме того, почему бы именно с ним не поговорить об условиях сделки и не оговорить свои требования к тому, на чьей стороне она будет вести скрытую войну.

Впервые за долгое время шёл дождь.

Крупные капли ныряли в пыль, взбитую лошадиными копытами и колёсами телег, словно свежемолотая мука, и оставались лишь воспоминанием о влаге. Казалось, дождевые капли испарялись, едва касаясь иссушённой земли, острой, как талливийские метательные ножи, травы или жёлтых скукожившихся листьев на деревьях. Растворялись в пыли, впитываясь в камни или просто растворяясь воздухе, к жаре добавляя испарение. И потому дышалось тяжело. А влага эта становилась липкой слизью в горле.

Двое мужчин не пытались спрятаться от долгожданных капель, подставляя им лицо. И даже не взглянули на дородную сорокалетнюю Раву, жену Агвеля, что грозила длинной скалкой и громко звала их в дом. На что они только фыркнули, а сам Агвель заметил, что от этого дождя даже куры не прячутся.

— Как на раскалённую сковородку… — вздохнул тот, что моложе — Хугель, сын Агвеля, того, что держал надел на дальнем поле близ города Сиана графства Виале на востоке Байе. Почти на самой границе с Хостией.

Много лет этот участок земли кормил огромную семью Агвеля. Доставшись от отца, а тому от деда, который этот надел получил в награду за доблестную и честную службу рядовым солдатом ещё при короле Федерике Втором. Этот надел и дедовская слава — были гордостью семейства. И о дедовских заслугах, были они на самом деле или нет, рассказывали детям вечерами и не забывали напоминать, пеняя нерадивой молодёжи. Больше потому, что ни один из многочисленных мужчин этой семьи так и не пошёл по стопам деда. Избрав для себя жизнь мирную и спокойную. Да ещё и сытую. До недавних пор.

Но вот уже третий год пошёл, как земли эти стали бесплодны. Как и многие другие по всей Ангвирии. Урожая едва хватало, чтобы не помереть с голода. Но недостаточно для того, чтобы болезни миновали дом Агвеля. Этой зимой Великие забрали его младшую дочь, двух лет от роду, наказав её сухой задухой. Кашель душил её больше месяца, а в одно утро Сивла просто перестала дышать. Рава в тот день едва не тронулась умом и всё твердила, что это наказание Великих за грех бездействия. От чего Агвель отмахивался, глубоко в душе понимая, что в чём-то жена права.

Ещё неизвестно, даст ли хоть какой урожай их надел в этом году, а о следующем и думать не хотелось. И кто этой зимой уйдёт к престолу Великих. Он подумывал даже продать участок, но цена ему была медяк в базарный день, да и желающих купить его — поди найди.

— И за то спасибо Великим, — вздохнул Агвель, отпивая кислое пиво из кожаного бурдюка и моргнув от плюхнувшейся на лицо крупной капли.

Хугель поморщился, то ли уже ощущая во рту кислое отцовское пойло, то ли от его слов.

Как и многие юноши его возраста, Хугель был горяч и не желал довольствоваться малым. Он был первым, кто всерьёз подумывал достать, наконец, из ножен дедовский меч. Пусть он старый и местами ржавый. Это не беда, если есть желание и упрямство. Вот только… как бы ещё о том сказать отцу с матерью? Ну ладно отцу. Матери — как сказать?

Рава отличалась непростым нравом. И то, что вместо благословения на дорожку Хугель отведает её знаменитой скалки, было так же верно, как и то, что завтра взойдёт солнце на востоке, а сядет на западе. И уже от одной мысли о разговоре с матерью у Хугеля чесалось между лопатками. Иногда так, что он подумывал плюнуть на эту затею.

Но вот тут начиналось то, что звалось безумством молодости.

Поговаривали, и с каждым днем всё громче, что не сегодня-завтра огромная армия законного короля Арнгвирии из династии Халедингов ступит на земли королевства.

Забравшись на чердак и растянувшись на прошлогоднем колючем сене, пятнадцатилетний Хугель иногда представлял, как эта армия пройдёт до самой столицы. Войдёт в главные врата Авена под радостные выкрики толпы. Как красавицы будут забрасывать цветами доблестных воинов, а после одаривать их ласками. И не кислым пивом будут потчевать их, а талливийским виски или кильнским вином. А после он смог бы вернуться, купить дом и выбрать себе жену, красивую и хозяйственную. И его дети не умрут от голода или болезни. Потому как сам Верховный пэйре обещал, что с возвращением законного короля больше не будет неурожаев и мора. И весть о том разнесли во всех храмах Арнгвирии. Хугель сам это слышал на службе, которую исправно посещал каждую двенадцатую субботу.

И скалка матери казалась таким мелким препятствием на пути к нормальной жизни, славе и богатству…

Ведь может же случиться так, что он отличится не хуже деда и получит свой надел, урожай с которого не будет делить с братьями и сестрами, кузенами и кузинами, племянниками, дядьями и тётками. И сможет потом передать своим детям.

Знал бы юный Хугель, что на деле пэйре просто сбежал от гнева монарха, которого пока никто ещё не сверг, и в руках которого была власть и право казнить и миловать. И уж тем более он не мог знать, что не так давно именно пэйре Визелий провозглашал Федерика Второго наказанием Великих. Правда, так и не пояснив, в чём же было это наказание.

Но откуда было знать Хугелю об этом?

— Отец, — наконец решился он, отхлебнув кислого пива из кожаного отцовского бурдюка. — Я хочу тебе кое-что сказать…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Тишина царила в маленькой часовне, спрятавшейся в королевском саду.

Тишина и тени, обрисованные раскачивающимся пламенем в плошках с маслом у ног Великих. Огонь казался неестественным, мистичным в часовне, которую посещали только сквозняки, пыль и вездесущий песок. Он выдыхал вверх хвосты чёрного дыма, и тот растекался по тёмным углам.