Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 68

— Он хорош! Кильн. Ты не считаешь?

Эрри присмотрелась, только сейчас разглядев среди сопровождения принца и принцессы старого друга, и невольно улыбнулась.

— Он был бы лучшей парой тебе, — снова заговорила Зерви, в который раз ставя в тупик Эрвианну. — Чем сен Фольи. Ты бы хотела стать герцогиней Кильнии?

Сказать, что леди Байе удивилась этому вопросу — не сказать ничего. Положа руку на сердце, Эрри считала, что даже рассыпающийся на ходу Гиуре был бы лучшей парой, чем её нынешний супруг, одно упоминание о котором у герцогини вызывало отвращение и боль в желудке. Но сказала она другое:

— Зерви, я абсолютно довольна своим замужеством. Ведь мужа мне выбирал сам его величество. Как я могу быть недовольна?

«Недовольные — долго не живут», — повисло в воздухе недосказанностью и было подхвачено горячим ветром, унёсшим это подальше от чужих ушей.

— А вот ты могла бы задуматься. Исгар действительно завидная партия.

Зерви грустно улыбнулась, склонилась к её уху и прошептала:

— Его сердце отдано другой, а я не хочу всю жизнь прожить с бессердечным мужчиной, — и уже громче добавила. — И я всё ещё жду, когда король подыщет мне партию, достойную племянницы короля.

Дураку было понятно, что это было сказано для притихших придворных, предвкушающих новую сплетню. Но Эрри услышала и увидела в уставшем лице несчастной женщины больше, чем та сказала вслух. Все они подневольны. Близки или далеки от трона, в милости или в опале — все они дорогие фигурки, которыми двигают по карте Арнгвирии, а порой и мира, великие стратеги. Или те, кто себя таковыми мнит. И остаётся только иллюзия собственной жизни.

— Улыбайся Эрри, наследники престола Арнгвирии смотрят на нас.

И Эрвианна, словно спохватившись, улыбнулась.

Придворные дамы зашуршали юбками и зацокали каблучками, выстраиваясь вдоль лестницы. Затихли мужчины, обсуждавшие преимущества хостийских жеребцов. Даже толпа притихла.

Сегодня первыми на ступеньки храма встали виновники торжества.

Колливэ прятала лицо за тонкой кружевной вуалью цвета сухого песка. А Овил выглядел не очень хорошо — жара, палящее солнце… но держался. Что не могло не восхищать.

За ним следовали король с королевой, которых жара тоже щадить не желала, и приближённые, растянувшиеся в хвост на добрый десяток метров.

Эрвианна бросила взгляд из-под ресниц на Исгара и тут же поймала его взгляд. Задумчивый, без тени улыбки или лёгкости, в которую герцог Кильн обычно был облачён, как в доспех из талливийской стали. И Эрри стало не по себе от этого взгляда. Дурное предчувствие поползло мурашками по ногам, скользнуло под тонкое летнее платье, слизало солёные капельки пота с оголённой спины и пробрало до дрожи.

Но уже спустя несколько мгновений ей было не до Исгара, потому как вся знать потянулась под своды Главного храма Авена.

Он был неимоверно красив в своём величии.

Шесть пар огромных колон, подпирающих потолочные балки, оплетённые золотой лозой с серебряной листвой и капельками росы из горного хрусталя. Шесть пар витражных окон в форме золотого солнца — справа и серебряной луны — слева, впускающих полуденное солнце так, что хрустальная роса сверкала, преломляя на гранях свет.

Мраморные изваяния Великих — тринадцать статуй, прячущих лица за золотыми масками, надменно следили за мелкими людьми, встав позади алтаря полукругом.

Пахло жжёным ладаном. Этот запах вызывал у Эрри головокружение и тошноту, а вместе с высокими голосами мальчиков-хористов — пронзающую виски боль. И своевременному появлению Валении, поддержавшей её под локоток, она была даже рада.

Визелий Авенский, пэйре главного храма столицы, в сутане из белого шёлка наблюдал за прибывающей знатью, венценосными особами и престолонаследниками, преклонившими колени у алтаря. Впервые за столько лет он не знал, как ему быть.

Два года назад он поступил так, как велели ему долг и здравый смысл. Не стоило рвать страну, и без того обессиленную после войны, между духовенством и законной властью. Даже если она была не совсем законной. Но ведь другой не предвиделось. Откуда ему было знать…

— Пэйре, — вывел его из раздумий мальчик-послушник, протянув чашу с красным вином для причастия.





Визелий бросил затравленный взгляд на принца и принцессу, на красную ленту, символизирующую кровную связь, на чашу для причастия. Холодный пот выступил на лбу, затряслись руки от страха и сомнений и гулом показалась повисшая тишина, опустившаяся на присутствующих. А вино, по которому шла мелкая рябь из-за дрожащей от волнения руки послушника — кровью. Невинной кровью, пролитой для укрепления трона под новым королем.

Пэйре бросил затравленный взгляд в толпу, и на миг ему показалось, что он снова видит ту девушку, что приходила к нему в покои. Она пряталась в тени колоны у самого входа. Или показалось?

Визелий Авенский сглотнул и сделал шаг назад.

— Я не могу! — выкрикнул он онемевшему Храму. — Не могу!

Верховный пэйре сделал несколько шагов спиной вперёд и, резко развернувшись, с неожиданной для его тщедушного тела скоростью скрылся в проходе у ног Великих. Возмущённый гул сотен голосов накрыл его, словно штормовая волна накрывает рыбацкую шлюпку. И пэйре осел на холодные ступени, ведущие вверх к его покоям.

— О, Великие! Что теперь будет? — спросил он у холодной кладки стен и сквозняка, сорвавшего с его головы тряпичную шапочку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кабинет короля Вистера Арнгвирийского оглушала тишина. Молчал король. Молчали его приближённые. Молчали отчёты, которые Вистер испепелял взглядом. Затихли пауки, плетущие сети по углам. Даже вечно скребущийся в витражные окна песок застыл. Никто не решался подать голос, страшась обратить монарший гнев на себя.

Казалось, слышно было, как робкая пыль деликатно ложится на стол из тасаверского дерева…. на книжные полки и документы, которые они приютили, на настенные подсвечники и пепельницу, дышащую горьким дымом таливийского табака… на застывших мужчин в глубоких креслах и самого короля, хмуро сдвинувшего брови.

Никто не решался заговорить о случившемся. Ждали, когда король сам заведёт разговор.

— Так и будете молчать? — не выдержал гнетущей тишины король.

Но и это не стало поводом отмереть для тех двоих, что сидели напротив. Вистер внимательно следил за выражениями их лиц, силясь разгадать их мысли и намеренья. Двое приближённых. Одному король доверял ровно настолько, чтобы считать его советником. Второму — ровно настолько же не верил. Не доверял настолько, что предпочитал держать его ближе других, надеясь суметь первым увидеть всё, что скрывалось за весёлой беззаботной улыбкой Исгара де Кильна. Но нет. Ни тени не мелькнуло на этом красивом лице.

— Ну?! — рявкнул король, и тихо оседавшая на мебель пыль испуганно метнулась в разные стороны, подальше от взбешённого монарха.

Понадобилось несколько мгновений, чтобы Берим де Гиуре прочистил горло и, выровняв дыхание, заговорил.

— Я даже не могу представить, что можно на это сказать.

Король поморщился. Не такого он ждал. Он хотел услышать совет, а не признание бессилия старика Гиуре. Шумно выдохнув, король обратил взгляд на молодого Кильна.

— Исгар? Ты что скажешь?

Герцог Кильн задумчиво постучал пальцем по подлокотнику кресла.

— Мне кажется, пэйре немного не в себе. Лучше было бы узнать у него и его приближённых, что стало тому причиной…

— Я не об этом!! — взревел король, бросив в Исгара листом бумаги, который мягко спланировал тому на колени. — Я хочу знать, что вы оба думаете вот об этом?

Исгар быстро пробежал глазами по строчкам доноса, нахмурился и отдал лист Бериму де Гиуре.

— Прошло всего два года с тех пор, как вы взошли на трон, ваше величество, — медленно начал де Кильн. — Мятежи — закономерность…

— Голодные бунты!!! — выкрикнул король, вскочив с места. — Это не обычное недовольство, а отчаянье.

— Вам нечего опасаться, — встрял Гиуре, аккуратно положив листок на стол. — Нет никого, кто мог бы угрожать вашему положению. Род Халедингов прервался…