Тайная жизнь писателей

– В голове не укладывается… – бормотал он. – Убийство на Бомоне – немыслимое дело!

Я хорошо его понимал. На Бомоне не существовало преступности в подлинном смысле слова. Нападений не случалось, краж, собственно, тоже. Казалось, здесь так безопасно, что люди оставляли ключи во входных дверях и коляски с младенцами перед магазином. В местной полиции служили не то четверо, не то пятеро человек, их работа состояла главным образом в беседах с населением, в обходах и в отключении случайно сработавший сигнализации.

Дорога петляла среди скал. До Тристана-бич мы тащились добрых двадцать минут. Притормаживая на виражах, мы не столько видели, сколько угадывали за гектарами сосновых массивов большие белые виллы.

Внезапно пейзаж резко поменялся: перед нами раскинулась настоящая пустыня, завершающаяся пляжем с черным вулканическим песком. Здесь Бомон больше смахивал на Исландию, чем на близлежащий остров Поркероль.

– Что еще за столпотворение?

Утопив педаль газа в пол, благо что прямая дорога шла под уклон, Анджело Агостини погнал мотороллер с призовой скоростью сорок пять километров в час, как будто решил протаранить скопление из десятка машин, перегородивших дорогу. Вблизи ситуация прояснилась. Затор устроили сыщики, нагрянувшие с Большой земли. Агостини оставил свой «болид» на обочине и стремительно пошел вдоль обтянутого белыми лентами периметра. Я ничего не понимал. Каким образом вся эта орава – я опознал полицию Тулона и даже фургон судмедэкспертов – умудрилась столь оперативно высадиться в этом богом забытом месте? Откуда взялись целых три служебные машины? Как вышло, что никто не видел их в порту?

Присоединившись к любопытным, я навострил уши и понемногу восстановил ход утренних событий. В восемь часов двое заночевавших неподалеку голландских студентов наткнулись на труп женщины. Они немедленно связались с комиссариатом полиции в Тулоне, а там оформили разрешение использовать аэроглиссер таможни для переброски на остров армады полицейских с тремя автомобилями. Для секретности полицейские высадились на бетонном причале Сарагота, километрах в десяти отсюда.

Агостини я нашел в сторонке, на придорожном камне. Он был сильно огорчен, даже унижен тем, что его не допустили к месту преступления.

– Известно, кто жертва? – поинтересовался я у него.

– Еще нет. Вроде как не из местных.

– Почему полиция нагрянула так быстро и в таком количестве? Почему никого не предупредили?

Корсиканец рассеянно покосился на экран своего телефона.

– Из-за особенностей преступления. А еще из-за фотографий, которые прислали эти юнцы.

– Голландцы сделали снимки?

Агостини кивнул.

– Нащелкали и разместили в Твиттере. Снимки красовались там несколько минут, а потом их удалили. Но остались принтскрины.

– Можно посмотреть?

– Я бы не советовал, зрелище не для продавца книжек.

Вот еще! Я мог бы сам увидеть их в «Твиттере».

– Как знаешь…

Он сунул мне свой телефон, и от того, что я увидел, меня чуть не вырвало. Там был не просто женский труп. Возраст несчастной трудно было определить, настолько изуродовано было лицо. От ужаса к горлу подкатил ком. Обнаженное тело непонятным образом – может, его прибили гвоздями? – держалось на стволе гигантского эвкалипта. Я увеличил изображение. Ладно бы еще гвозди, но нет, труп пришпилили к дереву, разворотив плоть и раздробив кости, не то секаторами для веток, не то инструментами каменотеса.

Матильда Моннэ ехала на пикапе с откидным верхом через лес в сторону мыса Сафранье. На заднем сиденье лаял, озирая пейзаж, пес Бранко. Чувствовал он себя прекрасно. Морской бриз смешивался с эвкалиптовым духом и с ароматом перечной мяты, на дорогу ложились красновато-золотистые блики осеннего солнца, проникавшие сквозь сосновую хвою и кроны дубов.

Подъехав к каменному забору, Матильда вылезла из машины и дальше следовала инструкциям Джаспера Ван Вика. Рядом с алюминиевыми воротами она нашла в стене камень, отличавшийся более темным цветом, – под ним было спрятано переговорное устройство. Матильда позвонила, оповещая о своем появлении. Раздался скрип, ворота открылись.

Через большой запущенный парк вела грунтовая дорога. Густая чаща состояла из секвой, земляничника и лавра. Потом дорога свернула на склон, откуда открывался вид на море и дом Фаулза – строение строгих геометрических форм из охряного камня, стекла и бетона.

Стоило Матильде остановить пикап рядом с машинкой, принадлежавшей, должно быть, самому писателю – «Мини-Моком» защитной расцветки с лакированными торпедо и рулем, – как золотистый ретривер выскочил наружу и помчался к хозяину, ждавшему его в дверях.

Писатель, опиравшийся о костыль, при виде четвероногого друга не смог скрыть радости. Матильда направилась к нему. Она представляла его пещерным человеком, старым угрюмым дикарем в рубище, с длинными лохмами и нечесаной бородой. Но перед ней предстал свежевыбритый, коротко стриженный мужчина в голубой тенниске в тон глазам и полотняных брюках.

– Матильда Моннэ, – представилась она, протягивая руку.

– Спасибо, что привезли Бранко.

Она погладила пса по голове.

– Ваша встреча – отрадная картина. – Она указала на костыль и на гипс. – Надеюсь, ничего серьезного?

Фаулз кивнул.

– Завтра от этого останется только дурное воспоминание.

Поколебавшись, она продолжила:

– Вы, наверное, не помните, но мы с вами уже встречались.

Он недоверчиво шарахнулся от нее.

– Не думаю.

– Встречались, только давно.

– По какому случаю?

– А вы догадайтесь.

Фаулз знал, что скажет себе потом, что именно в этот момент надо было все прекратить. Сказать, как они условились с Ван Виком, «спасибо и до свидания» и скрыться в доме. Но он смолчал, замерев в дверях, как будто загипнотизированный Матильдой Моннэ. На ней было короткое жаккардовое платье, кожаная мотоциклетная куртка, босоножки на высоком каблуке с узкими ремешками и с пряжкой на щиколотке.

Ему претило воспроизводить начало флоберовского «Воспитания чувств» – «это было как видение», но что поделать, если его опьянило что-то необъяснимое, полное чувства, энергии и солнца, исходившее от юной гостьи!

То было не бесконтрольное опьянение, а легкое головокружение, от которого он не спешил избавляться, глоток света, теплая волна – такая идет от поля пшеницы. Он ни на мгновение не усомнился, что способен с этим покончить, просто щелкнув пальцами, когда решит, что с него довольно этих чар.

– Объявление сулило вознаграждение в тысячу евро, но я готова ограничиться чаем со льдом, – сказала с улыбкой Матильда.

Избегая глядеть в зеленые глаза собеседницы, Фаулз вяло ответил, что прикован к дому и давно не делал покупок, поэтому на кухне у него шаром покати.

– Тогда стакан воды, – уступила она. – Жарко!

Обычно ему хватало чутья, чтобы правильно оценить человека. Первое впечатление чаще всего оказывалось верным. Но в этот раз он был слегка растерян и испытывал противоречивые чувства. В голове звенел тревожный звоночек. Но попробуй воспротивься этому исходящему от нее неуловимому, загадочному зову, этому свечению, соревнующемуся с ласковым октябрьским солнцем!

– Входите, – не устояв, позвал он.

Бескрайняя синева.

Матильду удивило, как дом пронизан светом. Входная дверь открывалась непосредственно в гостиную, за ней виднелись столовая и кухня. Огромные окна всех трех помещений выходили на море, создавая впечатление, что оно плещется у самых ног. Пока Фаулз наливал в кухне воду в стаканы, Матильда наслаждалась магией дома и вкрадчивым шепотом морского прибоя. Обложенные кирпичом проходы между комнатами и балконом были настолько широки, что трудно было разобраться, где ты находишься – внутри или снаружи. Внимание привлекал подвесной камин посреди гостиной; в углу бетонная лестница с ослепительными перилами вела на следующий этаж.